Спецоперация, или Где вы были 4000 лет? - Ирина Владимировна Владыкина Страница 10

Прощупал вену и медленно начал вводить вещество, надеясь, что это приведет его туда, где сейчас Офелия. Он не может отпустить ее так — так нечестно. Надо поговорить.

Какое-то время ничего не происходило, и Петр подумывал уже о том, что неправильно рассчитал дозу. Он смотрел на часы, прошло уже три минуты. Секундная стрелка стала двигаться медленнее, задрожала, а потом остановилась.

Ему послышались какие-то голоса, вернее два голоса, оба мужских.

Он обернулся. Перед ним стояли два существа: одно в коричневом балахоне с капюшоном (представилось служителем Жизни), другое в виде мужика в черной кожаной одежде (представился уполномоченным послом Смерти).

— Ну и что мы с ним будем делать? — спросил мужик в кожанке.

— Опять подвис, завис, — со скукой в голосе констатировал человек в коричневом балахоне с капюшоном.

— Я не хочу его забирать. Он меня не уважает. Зачем мне такие?

— Мне он тоже не нужен. Я уже на него столько сил положил, и все без толку.

— Но мы же не можем оставить его так надолго. Это как-то не соответствуют духу гуманизма, соглашение о котором мы подписали с Большими.

Фигуры какое-то время сидели неподвижно, застыв, как в немом кино. И тут человек в балахоне заметил клетки с хомяками.

— Кажется у меня есть идея, — сказал он и подмигнул кожаному.

А Петр почувствовал, как покидает свое тело, видит его как будто со стороны и становится невесомым. Чувство легкости сменилось каким-то странным ощущением затягивания в черную дыру. Он не сопротивлялся. И еще через мгновение понял, что смотрит на комнату глазами хомяка.

Он пробирался в темноте, ориентируясь в пространстве, как в норе, похожей на ту, что бесконечное количество времени он рыл в своей Клетке. Он искал. Инстинкт поиска был у него в крови.

Рыть нору, чтобы что-то найти, даже когда Клетка давит на тебя, даже если твой дом перевернулся, а другие говорят: «Хватит крутить это колесо, ты стоишь на месте». То, что для них было колесом, для него являлось смыслом жизни, бесконечной норой, тоннелем, дающим надежду вывести его куда-то в другое место. Куда? На этот вопрос он не мог ответить. Он верил, что там, за Клеткой, что-то есть. Но что? Ответа не было, ведь никто еще Оттуда не возвращался. Кроме одного, его учителя, который принял мученическую смерть ради спасения других, кто жил в Клетке. Они наблюдали за тем, как мучили их собрата, их учителя, вырезая острым ножом на его животе крест. Теперь знания, которые нес учитель, в Клетке называли CRISТ как напоминание о том кресте. Сначала учение носило название CНRISТ, но со временем вторая буква затерялась.

Для Больших, убийц, которые мучали их учителя, Сус был обычным, таким же, как и другие, сидящим в Клетке маленьким безобидным животным, рожденным для того, чтобы использовать его в опытах. Для этого его, как и других, кормили, поили — в общем, позволяли жить своей жизнью до поры до времени.

После того случая с Сусом других долго не трогали.

А вчера наступил день Х. Петя, так звали нашего героя, убежал. Большую часть собратьев из Клетки забрали большие руки: некоторых посадили в стеклянные банки, других на глазах у общины убили, разрезав им животы двумя линиями: вертикальной и горизонтальной.

Его уговорили сбежать. И он согласился.

Он долго не мог решиться бросить тех, кто остался, но соратники приводили весомые аргументы. «Если тебя убьют, то кто будет нести другим учение нашего Суса? Ты должен идти к другим и рассказать о той огромной любви, которую Он принес всем живым существам и за которую Он умер».

Мысли о Нем помогали забивать чувство голода, которое накатывало волнами и мешало ясно ориентироваться в пространстве. Поиск становился сложнее и невыносимее.

И тут он услышал знакомый голос, который окликнул его по имени:

— Петя!

Этот голос он бы не спутал ни с чьим. Он не удивился: тогда, когда Большие, мучая, убили Его, на третьи сутки Сус явился некоторым из Клетки. Так почему бы ему не появиться сейчас, в тот момент, когда его любимому ученику сложнее всего найти выход? Или это его разум мутнеет от невыносимого чувства голода?

— Сусе! Камо грядеши? — спросил Петя.

Сус спокойно ответил:

— Большие убили много моего народа, а ты его оставил, убежал.

— Но я сделал это для того, чтобы нести Твое слово дальше, другим, чтобы больше живых существ узнали о Тебе и о том, что миром правит любовь.

— Ты оставил мой народ, и я возвращаюсь в Клетку, чтобы Большие еще раз вспороли мне живот.

Петя посмотрел на Суса. Сус выглядел, как живой.

Они оба были хомяками. Сус отличался особой раскраской: шерстка у него была золотистого цвета — это большая редкость для хомяка. Но и Петя имел некоторые особенности: на его животе красовалось маленькое черное пятнышко в виде рыбы. Он стал на две лапки, еще раз посмотрел на свой отличительный знак на животе и почувствовал, как его охватила любовь к другим хомякам, тем, которые остались в Клетке, и тем, которые родятся там. На столе, на котором Большие руки проводили опыты, он увидел картину — Большие называли такие журналами. На ней отчетливо светилось слов «CRISТ». Правда, последняя буква была видна плохо, но в целом слово угадывалось. Петя подумал, что это знак и сказал:

— Я пойду с тобой, Сусе!

Поиск закончился, он вернулся в Клетку. А Сус исчез.

На следующий день клетку перевезли в другую квартиру, и хомяков кормили теперь другие Большие Руки. Перед тем, как их забрать, Большие Руки со стола на полку переложили журнал, на котором красочными буквами было написано «CRISPR».

CRISPR. Это означало «короткие палиндромные повторы, регулярно расположенные группами». По-английски так — clustered regularly interspaced short palindromic repeats.

Инструмент редактирования генома.

И хомяк так и не узнал, что неправильно прочел надпись на обложке журнала.

А потом Петр увидел себя в автобусе N3, в том самом, в котором он сегодня ехал с работы домой. Хомяк в автобусе. Его как будто никто не замечал. Автобус был переполнен, Петя быстро перебирал своими маленькими лапками, бегая по салону. Немного посидел у ног девушки, которая что-то читала в телефоне, отложил два кругляшка рядом с ножкой кресла, на котором сидела женщина, рассказывающая про Икею и то, что ее уволили, пробежался по ботинкам рабочих со стройки с азиатской наружностью,