Интервью - Ева Гелевера Страница 10

Однажды я сидела дома перед ноутбуком, и в ночном отражении окна увидела решительную женщину, это была я, для которой страшнее бездействовать, чем наоборот. Тогда я начала обзванивать кураторов благотворительных и социальных организаций и узнавать, где могу быть полезной. Так я вышла на приют для женщин, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.

Во время карантина по предписанию властей почти все такие приюты были принудительно закрыты. Это серьёзно усугубило и без того чудовищную ситуацию с домашним насилием. Единственный дом, который продолжал принимать женщин, находился в Москве. Я собрала вещи и поехала туда. Общаясь с руководством и обитательницами так называемого безопасного места, я была потрясена отсутствием законодательной базы, позволяющей хоть как-то защититься жертвам насилия. Каждая вторая рассказывала о случаях, когда участковые отказывались приезжать по вызову, так как факта совершения преступления пока не было. Им предлагалось обратиться в полицию после того, как их изобьют… или убьют.

Образование в сфере психологии помогло найти общий язык с некоторыми постоялицами, и мы неплохо поладили. Думаю, не стоит рассказывать истории, которые они мне поведали. Это такие истории, слушая которые многим захочется воскликнуть: «Ну как же так! Почему сразу не заметила? Почему не ушла? Почему молчала и терпела?!».

Особенность абьюзивных отношений такова, что никто не способен распознать их, а тем более самостоятельно прекратить. Никто, даже умные, образованные, знающие себе цену городские барышни.

Хорошо, когда можно запереться в уютной квартирке, снимать стресс во время пандемии чашечкой какао, отгородившись от родни и всего остального мира стеной монитора. Хорошо, когда после бешеной гонки, наступает время затишья, и ты можешь побыть наедине с собой, разобраться в том, что происходит внутри, заняться самообразованием, осуществить то, о чём давно мечтал.

Плохо, когда из-за вынужденной изоляции ты оказываешься наедине не с собой, а с человеком, которого в обычной жизни видел пару часов в день, и даже в эти часы старался с ним не взаимодействовать. Плохо, когда твой партнёр, потеряв возможность растрачивать энергию вне дома, отрабатывает её на тебе. Когда вы так подавлены потерей средств к существованию, что вините в этом друг друга и детей, которые без конца бесятся и орут.

День за днём замкнутое пространство сводит с ума. Близкие люди злобно шипят, не находя ни островка спокойствия. Те, кто прежде испытывал стыд за срывы, больше не стесняются. Сил стесняться и сдерживать себя – нет. Из открытых ран брызжет ненависть. Спрятаться некуда, двери заперты. Извне помощи не ждут: правоохранительная система перегружена отслеживанием нарушителей масочного режима. «Им и раньше-то было не до нас, а сейчас тем более…».

Я варилась в этой каше довольно долго, чтобы понять, как пандемия повлияла на облик российской семьи. Те, кто прошёл испытание, смотрят друг на друга с признательностью, те, кто нет, – со стыдом.

Думаю, такого роста количества разводов социологи не видели давно. Но что-то я отвлеклась.

Часть 3

– Что помогло тебе с таким шумом ворваться в издательский мир, продать книгу в условиях экономического кризиса и в короткие сроки стать суперзнаменитой? Я знаю, многие талантливые авторы не имеют возможности громко заявить о себе. Сфера книгоиздательства практически не пополняется новыми именами такого масштаба.

– То, что произошло со мной, – классическая история про Золушку. Было время, когда я жила за чертой бедности, много работала и мало получала. Я не лезла вперёд, не защищала свои права, не просила и не требовала. Среднестатистическая русская баба, которая всё – для всех, а себе – как-нибудь потом. Но мне всегда отчего-то казалось, что я играю не свою роль. Я ощущала, насколько тонка грань, отделяющая меня от них.

– Кого ты имеешь в виду?

– Людей искусства, добившихся признания. Ведь они и я – одно. Нас разделяло только время и степень зрелости мышления. – Ева направила указательный палец на висок и застыла в этом положении, как бы показывая, что вот оно, прямо здесь. – Мышление – это пластилин в руках. Его не надо добывать, преодолевая расстояния и преграды. Долгими бессонными ночами я разминала его горящими от усталости пальцами, пока он не приобрёл нужную форму.

– То есть ты просто стала мыслить как успешный писатель?

– Нет, конечно, – хихикнула Ева, – если бы этого было достаточно…

– Все бы были успешными, – продолжил её мысль Борис.

– Скажем так, я оказалась в нужном месте в нужное время. И, что немаловажно, в нужном состоянии.

– Расскажи подробнее.

– Моей проводницей в мир шоу-бизнеса стала известная телеведущая.

– Имени ты называть не будешь?

– Как и было условлено.

Боря быстро кивнул:

– Как произошла эта встреча?

– Я работала в центре для женщин, о котором упоминала ранее. К сожалению, его название тоже сказать не могу, так как во время карантина они работали нелегально. Не хочу никого подставлять.

– Прости, а что именно ты там делала?

– Я думала, смогу быть полезной в качестве психолога, но моей квалификации было недостаточно, и формально мне предложили место помощника методиста.

– Эта работа не оплачивалась?

– Нет, конечно, это чисто волонтёрская инициатива. Я понимала, что в таком деле каждый человек имеет значение, особенно в разгар эпидемии.

– Что входило в твои обязанности?

– Я искала необходимую информацию, делала распечатки, подготавливала кое-какие документы. А ещё я иногда сидела с детишками, которые жили у нас вместе с мамами.

Так вот, однажды, пока я приглядывала за малышнёй – помню, мы собирали большой пазл прямо на полу – в коридорах появились серьёзные бородатые люди с камерами. Они готовили комнату для интервью с руководительницей центра.

Тогда я впервые увидела её. Для удобства буду называть эту девушку феей-крёстной. Она была низкого роста, загорелая, с локонами цвета карамели и капризными губками. Я много раз видела её в шоу, и мне показалось, будто я встретила давнюю знакомую, с которой потеряла связь много лет назад. Мне отчего-то показалось, что у неё был извиняющийся вид.

Я вышла во двор погулять с детьми. Был конец июня, солнышко обволакивало вечерним теплом. Когда мы возвращались, журналисты и телеведущая стояли около машин, собираясь отчаливать.

Вдруг одна из моих подопечных, узбечка Азиза десяти лет, побежала к фее-крёстной и стала ей что-то говорить, воодушевлённо и сбивчиво. В тот момент меня словно молнией прошибло. Я узнала себя в этой девочке, грязным неотёсанным ребёнком, не видящим границ. Я могла бесцеремонно обращаться к взрослым с