Притчи дедушки Бывалого - Владимир Анатольевич Тимофеев Страница 10

НАЛАДОННИКИ

Жил-поживал кот. Британец. Нет, он не был англичанином. Порода его так называлась. В хорошей семье ему посчастливилось жить-поживать. Его глава семейства любил, главная кормилица просто обожала, старшая девочка с ним играла. А маленькая девочка появилась вместе с самим котом. Конечно, когда он еще котенком был. Росли они вместе и вместе уму-разуму набирались. Счастливое детство и молодость у кота прошли. Вырос он, стал сдержанным. Погладить себя разрешал подряд только два раза и то лишь членам семьи. Он, наверное, был все-таки англичанином.

Беда в дом пришла тихо-тихо, совсем незаметно. Конечно, беда эта была только для кота, а для остальных она называлась прогрессом. Заменили глава семейства и главная кормилица телефоны на наладонники. Радовались, как дети, играя с ними. Но с котом играть почти перестали.

Он не сразу и обижаться начал — девочки с ним веселились и его веселили. Переживал кот, но, как и положено англичанину, виду не подавал.

А потом старшей девочке тоже подарили наладонник. Стал кот угрюмым, перестал за собой ухаживать, старая шерсть комками торчала. Болеть стал. Когда болел внимания ему уделяли побольше. Конечно, не так как до наступления эры наладонников. Но все-таки.

Одна радость оставалась у кота, одна отдушина — младшая девочка, его ровесница.

Однажды поехала вся семья отдыхать на море. Они и раньше ездили. Приходила к коту в их отсутствие добрая женщина. Он, разумеется, полюбить ее не мог. Это считалось бы изменой своей родной семье. Но позволял два раза погладить себя, насыпать корм и сменить наполнитель. В душе он радовался ее появлению, но как истинный британец своих чувств не выдавал. Тем более что кот знал — скоро все вернутся. И все вернется на круги своя. Ровесница будет опять с ним играть-забавляться. А больше ему уже и не надо было.

А семья приехала на море отдыхать. Полезли все в воду. Купаться. А наладонники-то на берегу оставили. Вот тут-то они друг на друга посмотрели, разговаривать начали. Сначала с трудом, а потом все свободнее и откровеннее. И рассказала младшая девочка, как тяжело ей дома. Все с наладонниками общаются, ей остается только с котом разговаривать. Но он не очень-то хороший собеседник, молчит. Даже не мяукает, как и положено британцам. Стало всем стыдно. Стали все младшую девочку жалеть.

Из воды вылезли и наладонники в руки не брали. Пока не высохли. А потом взяли. Один папа даже не посмотрел на свой наладонник. Быстро оделся и уехал. А через полчаса вернулся. И подарил новенький наладонник младшей девочке. То-то все обрадовались.

Вернулись с моря в родной дом. Кота радостного погладили по два раза. Корму насыпали, наполнитель поменяли.

Кот все понял. Он хоть и не мяукал, а был очень умным. И понятливым. Сначала заболел. В этот раз по-настоящему. А потом не захотел выздоравливать.

ПОДАРОК

Жила-поживала больница. Да, да. Больницы тоже рождаются, растут, вернее, развиваются, стареют и умирают. Эта больница вполне соответствовала своему названию. Там людям действительно делали больно. Иногда еще как! Потому что эта больница на самом деле называлась хирургия. Несмотря на самые современные обезболивающие средства, суперсовременные инструменты и приборы боли в этом здании было вольготно.

Но не это было главное. В этой больнице еще вольготнее чувствовал себя страх. Его было так много, что он не помещался в больнице. Охватывал людей на самых дальних подступах. И не отпускал. Иногда так глубоко внедрялся, что выгнать-удалить его не удавалось даже при успешном лечении. Пациент выписывался, покидал больницу и уходил, унося с собой частичку, нет, не частичку, а большой кусок страха, как бы сюда снова не попасть.

Врачи в этой больнице боялись главврача, а он разного сорта контролирующих и проверяющих. Медсестры боялись сделать укол не туда и ввести не то лекарство. Нянечки боялись главврача, хирургов и медсестер, а больше всего вредных больных. Одни уборщицы никого и ничего не боялись. Наоборот. Все боялись, что они обидятся и уйдут-уволятся.

Давно замечено и широко известно: на должность главврача, тем более завхоза претендентов достаточно. А исчезновение уборщицы — катастрофа, сопоставимая с десятибалльным землетрясением и извержением вулкана одновременно.

Но уборка операционных студий и больничных палат, не говоря уже о туалетах и коридорах, не главное в их работе. Уборщицы, или менеджеры по уборке помещений, как их стали величать, лишь бы не поднимать зарплату, — это единственные островки здравого и здорового смысла в царстве кошмаров и ужаса.

Лежит-дрожит какой-нибудь захворавший, размышляет, как его резать-отрезать будут. Картины рисует одна страшнее другой и сам от этого еще больше пугается. Плакать начинает, кричать, а то с койки больничной спрыгнет и бегом к дверям — домой хочет. А тут подходит тетя Даша со шваброй и деловым суровым голосом требует одеяло подтянуть, тапки задвинуть, с тумбочки пищу-еду убрать. Больной сначала резко обижается — он умирает почти, трагедия мирового масштаба надвигается, а тут о таких низменно-приземленных вещах рассуждать себе позволяют. Но с тетей Дашей долго спорить никому не удавалось. Голос у нее, что у генерала пехотного, да и швабра как-никак оружие настоящее. Больной займется делами, а страх-то, тети Дашиной швабры тоже испугавшись, отбой играет. Вот такая психотерапия.

Однако, у каждого правила должно быть исключение. Вот и у тети Даши однажды осечка вышла.

Поступила в больницу дамочка-женщина. Кричала, плакала, стонала, выла диким голосом, а потом опять рыдала. Без остановки. Тряслась так, что успокоительное дать невозможно было. Тети Дашины эффективные методики тоже не сработали.

Тут поступил в больницу один привычный пациент. К нему зрелый персонал привык — он первый раз на стол загремел еще двадцать лет тому назад. Потом еще каждые пять-шесть лет по три операции подряд выдерживал. Главврач нынешний свою первую операцию на этом пациенте провел. Спрашивает вновь поступивший больной, кто это спать не дает, мешает людям и врачам к операциям готовиться.

А как узнал, говорит: «Нельзя позволить страху всю больницу поработить». Пошел. Через пятнадцать минут вышел, а крики и плач, рыдания и вопли прекратились, даже всхлипывания исчезли.

На следующий день операция у дамочки-женщины успешно прошла. А еще через день она уже в коридор вышла. Как раз на операцию привычного пациента на каталке мимо провозили. Она ему