Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1975 год Страница 11

— Анатолий Федорович, вы, наверное, уже не вели счет дням?

— Тогда счета не терял, но сейчас точно не помню... Мне кажется, мы шли пять или шесть суток.

— А где был понтон в это время?

— О понтоне мы ничего не знали. Он ушел еще тогда, когда корабль был на плаву. Едва усадили людей, он сразу отошел и уже виднелся точкой...

Короче говоря, на пятые или шестые сутки вечером я сидел на корме назадсмотрящим, четверо гребли, впередсмотрящий на носу, остальные лежали на дне катера. И вдруг я услышал шум прибоя. Прислушался — вроде не ошибаюсь, но побоялся сказать, думаю, наведешь панику, а может, от этих мучений шум мерещится? Люди ждали землю, как единственное спасение. А вдруг не земля, сколько сил унесло бы это волнение? Состояние некоторых было близко к пределу, особенно раненых. Но чем дальше — шум все яснее и яснее. Я осмелился, решил поделиться с Волковым — он стоял на руле.

— Слушай, — говорю я тихо, — мне кажется — прибой...

А он отвечает:

— Ты знаешь — и мне кажется. Давай зови впередсмотрящего.

Позвали. Он подполз с носа катера. Прислушался. Вроде действительно прибой. Но решили — подождем. Время близилось к рассвету. И вдруг начал просматриваться берег. Тут разбудили штурмана, разбудили остальных. Каждый радовался, как мог...

Но когда рассвело и мы подошли, увидели отвесные скалы. Что за земля? Куда попали? Не знаем. Стали двигаться вдоль берега и искать, куда бы приткнуться. Чуть ближе к берегу — скалы. Мы понятия не имели, что за дно, того гляди пропорешь катер.

— Катер был деревянный?

— Да, с двойным дном и воздушными отсеками, но... Почти целый день шли вдоль берега. Только к вечеру увидели подобие входа в бухту. Повернули — и перед нами открылся совершенно отлогий берег и вдалеке избушки, Пристали к берегу. Кто спрыгнул, кто свалился, ползли по берегу, кричали... Выскочил человек с ружьем, посмотрел на нас и бегом обратно. А мы кричим вовсю. Потом человек выскочил без ружья, подбежал и спрашивает: «Чего же вы так... Ничего не слышно». Видно, голоса у нас не было, это нам казалось, что мы кричим. Вышли люди, помогли добраться раненым до избушек. Согрели быстро воду, накормили нас, напоили — и мы свалились в сон.

Проспал я, как мне сказали потом, трое суток и проснулся один из первых. По-моему, до меня просыпался только лейтенант Дементьев. Вышел, посмотрел вокруг, что за местность. Равнина, небольшие холмы... Оказалось, мы попали на один из островов Пясинского залива у берегов Таймыра, на остров Подкова, к поморам-зверобоям. Здесь мы побыли еще два или три дня. С ранеными и больными было тяжело. Стал вопрос: что делать дальше?

Штурман отобрал шесть человек добровольцев — и мы с одним из зимовщиков решили идти до базы, где есть рация, чтобы дать знать о себе, об оставленных на острове раненых и сообщить, что в море понтон с двадцатью моряками. Наконец-то хорошо я оделся. Пришлось взять одежду у тех, кто остался. Поморы дали паруса и весла...

Казалось, на этом должны были кончиться их мытарства. Но, слушая Анатолия Федоровича, я понимал, что впереди моряков ждали другие сложности. Через сутки плавания им пришлось расстаться с катером — последним, что осталось от АМ-120. К берегу стали надвигаться ледовые поля, и теперь, попрощавшись с катером, отдав ему честь, люди пошли по берегу пустынного Таймыра. И хотя до базы оставалось 50—70 километров, и под ногами была твердая земля, и моряки были одеты, в условиях надвигающейся арктической зимы эти километры надо было удесятерить. Впереди их ждали незамерзшие реки и ручейки, броды.

Прошло еще несколько дней, прежде чем шестерым морякам удалось дойти до базы...

— Это был, — продолжает рассказывать Анатолий Федорович, — большой поселок с двухэтажными деревянными домами, с радиостанцией и метеостанцией. Связались с нашими, и через несколько часов на Подкову подошли катера со сторожевых кораблей с продовольствием, теплой одеждой и забрали раненых и моряков. Мы оставались здесь, на базе, в хороших условиях. Нас распределили по домам. В общем, немного отдышались. Дня через два-три за нами тоже пришел катер с АМ-119, который стоял недалеко в море. На нем и пошли в Диксон, где сразу всех положили в госпиталь.

— А что с понтоном?.. Вы что-нибудь узнали?

— Люди с понтона уже были здесь. Их подогнало к мысу Челюскина, где была батарея Михайлова, вот их и подобрали, но при подходе к земле, у мыса два человека погибло. Видимо, ослабли... Соскользнули. Один — электрик Борис Лытнов. В общем, люди с понтона уже были в госпитале. Вот они-то и добрались за двое суток... А то часто, описывая эти события, нас, с катера, путали с людьми, спасшимися на понтоне...

Я дождался осмотра врача. Ног своих я все еще не чувствовал. Врач посмотрел, говорит, что надо растирать постоянно. Значит, думаю, все в порядке, гангрены нет. Через несколько дней пришли навестить нас ребята с АМ-119, и тогда-то я попросил их принести мне шубу, сапоги и убежал из госпиталя к ним.

Это было уже в начале октября. Корабли конвоя шли в устье Енисея. Там надо было собрать транспортные суда и ледоколы, осуществить проводку до Архангельска.

— Подводные лодки немцев могли заходить в устье реки?

— Проникали... Конечно, чувство шока еще не прошло у меня, да и состояние было неважное: от недоедания и недосыпания, от холода и напряжения... Тело покрылось нарывами... Представьте, при росте 184 сантиметра я весил... 48 килограммов.

Слушая рассказ о нечеловеческих испытаниях, выпавших на долю экипажа АМ-120, на долю Анатолия Федоровича, я спросил, что заставило его, еще не оправившегося человека, удрать из госпиталя?

Анатолий Федорович ответил коротко:

— Война... Не мог я оставаться и зимовать на Диксоне...

Я до перехода в Архангельск не видел боя с открытой палубы. А тут во время боевой тревоги попросил разрешения механика подняться наверх — я в это время дублировал моториста. Вижу: корабль идет на предельной скорости зигзагами... Кормовые, бортовые аппараты бросают глубинные бомбы. Корабль накрывает большие квадраты моря минами. Подбрасываемый силой взрывов собственных бомб, АМ-119 выскакивает на гребень огромного вала, маневрируя, не задерживается на одном и том же курсе. Корпус, палуба содрогаются от палящих стомиллиметровых пушек, они ни на минуту не прекращают огонь... АМ-119 шел в первом кольце. Основная цель конвоя — отвлечь, отогнать подводную лодку, обеспечить безопасность транспорта. Если бы мы увидели торпеду, нацеленную на транспорт, то подставили бы свой борт, как сделал это «Бриллиант», чтобы спасти конвоируемое судно. Все время шли с боями, отбивались от подлодок, а в один из дней отразили двенадцать нападений на конвой. В Архангельск пришли в дни ноябрьских праздников. К этому времени освобождение Заполярья было закончено, и в декабре 1944 года я получил назначение в штаб нашей бригады тральщиков.

— Как вы на Северном флоте чувствовали приближение конца войны?

— Хотя гитлеровцы были выбиты по всей линии фронта за пределы государственной границы, война на водных коммуникациях Севера стала ожесточенней; фашисты перебросили сюда почти все лодки, они находились непосредственно у Кольского залива, затем и дальше — к востоку от Баренцева моря. Это было вызвано тем, что многие базы немецких подводных лодок в Европе были захвачены. Мы должны были по-прежнему обеспечивать безопасность своих и союзных караванов.

Соотношение сил на Севере давно изменилось в нашу пользу... Конвой состоял из нескольких колец охранения. Обычно в первом кольце, непосредственно рядом с транспортами, шли наши «амики», дальше в охране находились корабли помощнее: эсминцы, крейсера...

После гибели АМ-120 Анатолий Федорович до конца войны служил на кораблях конвоя. Но 9 мая не для всех моряков Северного флота война окончилась. После капитуляции гитлеровской Германии транспортным караванам еще некоторое время не разрешалось следовать без охраны — пока все фашистские лодки, оставшиеся в северных морях, не сдались...

Анатолий Федорович встал, расправил плечи, словно сбросив груз воспоминаний, как человек, которому еще раз пришлось пережить события тех дней войны в деталях и подробностях, и сказал:

— На этом война кончилась.

Глядя на Анатолия Федоровича, большого и красивого человека, которому в те дни было двадцать три года, я не мог не задать еще один вопрос:

— Как сложилась ваша жизнь после войны?

Он ответил не сразу. После долгого молчания, как бы вспоминая все послевоенные годы, он вдруг ответил просто и коротко:

— Работал, учился, снова работал... и сейчас работаю начальником конструкторского бюро.

Н. Сафиев

«Иду на цель»

В моей записной книжке сохранилось два небольших эпизода. В обоих случаях речь идет о тех, кто служит в войсках противовоздушной обороны, в частях с разными эмблемами, но с общей задачей — защищать воздушное пространство нашей страны.