Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год Страница 11

— А вот контрабас XVIII века. Совершенно уникальный инструмент. К нам приезжают со студии ДЕФА, чтобы делать точные модели таких редких вещей. Между прочим, он чудом уцелел, он раньше был в Дрезденском симфоническом оркестре...

— Хотите покажу курьезы? Вот трость. С ней прогуливался какой-то франт. Думаете, палка? Ничего подобного, слушайте!

И «палка» в руках Гевиннера превращается в сладкозвучную флейту.

— Раньше ведь транзисторов не было, хочешь слушать музыку — играй сам...

— А эта труба изготовлена у нас специально по заказу Верди — для исполнения его триумфального марша в «Аиде». Здесь — старинный бирманский народный инструмент. Министр культуры Бирмы был у нас в гостях, хотел купить для своего музея — таких инструментов, оказывается, у них уже не сохранилось. С трудом ему отказали...

— Как пополняется ваше собрание, за счет чего?

— В год поступает сто — сто двадцать новых экспонатов. Ведь как бывает? Приезжают специалисты, видят, чего у нас нет,— присылают. Вот азербайджанские народные инструменты, грузинские- Балалайку нам прислал один большой любитель музыки из Ленинграда. Гусли у нас есть, смотрите...

Более полутора тысяч экспонатов насчитывает сейчас эта коллекция. Маркнейкирхен расположен совсем не на стремнине туристских трасс, и тем не менее число посетителей музея, если считать с 1945 года, уже давно перевалило за миллион. Тоже миллион! Вот разгадка оживленного автобусного движения в этом городке.

— Сейчас у нас в год бывает до ста тысяч посетителей,— говорит Гевин-нер.— Если так пойдет и дальше, и второй миллион наберем очень скоро.

...И тут мы опять увидели Лорелею. Девушка в красных джинсах вошла в гостиную музея, присела за клавесин, и уже не стало кругом ни людей, ни автобусов за окном, ни самолетов в небе. Только музыка. Только пушкинские строки:

— Представь себе... кого бы?

Ну — хоть меня — немного помоложе;

Влюбленного — не слишком, а слегка...

— Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь...

Потом девушка пересела за другой инструмент, и под ее руками какой-то совсем старинной мелодией вздохнул орган. А потом за роялем прошлого века — конечно же, это было ясно! — сидел Шопен и о чем-то грустил, плакал, и ждал, и надеялся...

Вот совсем знакомое звучит в комнате — музыка Андрея Петрова.

Девушка переходила от инструмента к инструменту, от эпохи к эпохе.

А это что такое? Есть клавиши и кнопки, и есть пульт управления — горит то зеленый глазок, то красный. «Вермона» — один из самых новых электронных органов Клингенталя — двухмануаловый, с многопозиционным переключателем регистров.

Она подходит к «Вермоне», и уже не Лорелея, а современная девчонка сидит за инструментом, нажимает ногой на педали, весело перебирает пальцами, и по мановению ее рук послушные транзисторы то вызовут дух банджо, то саксофон застонет, то громыхнет африканский барабан, то пронзительный плач трубы позовет в горы — «по следу оленя лететь по скалам».

— Как же вас зовут, фрейлен?

Ничего не сказала фрейлен, ускользнула в соседнюю комнату, где ее ждала новая экскурсия.

— Она еще школьница. Летом помогает нам,— пояснил директор.— Ее зовут Лореляй...

М. Ильина

Точка трудной погоды

Поздно вечером в Одессе разразилась странная гроза. Струи дождя хлестали по улицам, молнии с неистовой силой били в море, щадя громоотводы домов, но почему-то грома слышно не было. Лишь изредка что-то невнятно грохотало, словно далеко в небесах, за облаками, шла сцепка бесконечно длинного железнодорожного состава. Казалось, сама погода напоминала мне о предстоящей встрече с «Муссоном» — научно-исследовательским судном погоды, которое только-только завершило свой тридцать восьмой рейс и стояло сейчас в порту. Именно «Муссон» месяц назад работал на Ньюфаундлендском полигоне, а еще раньше — на точке «С» в Северной Атлантике, и вполне мог наблюдать зарождение того самого циклона, который сейчас обрушился на Одессу.

Утром следующего дня я отправился в Одесское отделение Государственного океанографического института (ГОИН). У директора отделения Евгения Александровича Собченко в десять утра начиналось совещание. Больше ста дней «Муссон» пробыл вдали от родных берегов, и теперь командованию судна предстояло отчитаться перед руководством института.

Вокруг стола сидели восемь человек. С директором и его ближайшими помощниками я виделся в день приезда. Три человека были мне незнакомы. Эти трое были с «Муссона»: капитан Иван Андреевич Касьянов, первый помощник Владимир Федорович Бычек и помощник по научной работе Вячеслав Анатольевич Ганночка.

Капитан «Муссона» полностью отвечал устоявшимся представлениям о капитане дальнего плавания: крепкое сложение, крупное волевое лицо с очень серьезными глазами, могучее рукопожатие — еще чуть-чуть, и сломает пальцы. Кажется, что такой капитан и в жизни как на мостике: не подступишься. Впоследствии, правда, выяснилось, что Иван Андреевич прост в общении, любит и понимает шутку.

— Вышли 12 марта, приняв на борт девять метеоракет,— начал капитан Касьянов. Его речь была сжатой и емкой, слова падали веско: чувствовалась привычка не говорить ничего лишнего и отвечать за каждую фразу, как в жизни капитан постоянно отвечает за корабль, за людей, за имущество...— Сделали заход в Палермо: заправились водой, продуктами. В назначенный срок вышли на точку «Чарли». На точке были выставлены буйковые станции: первая стояла 8 суток — ее подняли в связи с приближением циклона, а вторая — 14 суток. Буи дрейфа не имели...

Здесь мы осторожно перебьем капитана Касьянова и сделаем отступление: «Чарли», буйковые станции... надо многое пояснить.

Одесское отделение ГОИНа изучает физические, химические, гидробиологические процессы в морях и океанах. Важнейшая составляющая этой работы — анализ взаимодействия океана и атмосферы: ученые давно уже поняли, что не атмосфера сама по себе и не океан как таковой, а именно энергообмен между атмосферой и водной оболочкой планет — определяет погоду и климатические изменения на Земле. Второе направление деятельности института — изучение загрязнения гидросферы нефтью и процессов самоочищения океана. Это и понятно. Ведь ГОИН — институт Государственного комитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

В 1974—1975 годах несколько стран, в том числе СССР, заключили соглашение по изучению нефтезагрязнения. У нас в стране национальным координатором работ по опытному проекту стало Одесское отделение ГОИНа. Непросто ученым разных стран сотрудничать: противники разрядки, в первую очередь администрация Рейгана, торпедировали в последние годы многие международные проекты. Но слишком уж широка и серьезна опасность нефтяного загрязнения, слишком уж нереально решить эту проблему силами одной страны, поэтому проект — сейчас он носит название «MARPOLMON» (английская аббревиатура от слов «Мониторинг нефтезагрязнения океана») — выжил. Программа стала постоянной: удалось наладить и публикацию материалов, и обмен информацией.

Целям сбора метеорологических и экологических данных и служат «корабли погоды». По соглашению ОССА — «Океанические станции Северной Атлантики»,— подписанному пятнадцатью странами, в Атлантическом океане были намечены шесть точек, где должны постоянно нести вахту научные суда. Сейчас действуют четыре точки. «Корабли погоды» там держат СССР, Великобритания, Франция, Нидерланды и Скандинавские страны.

За Советским Союзом закреплена точка «С»: кодовое наименование — «Чарли». В сущности, «точка» — это никакая не точка, а квадрат в океане со стороной десять миль. Центр квадрата «Чарли» лежит на 52° 45" северной широты и 35° 30" западной долготы — это примерно на полпути между Ньюфаундлендом и Ирландией. Нелегкая океанская станция досталась нашей стране. Столкновение теплого Гольфстрима и холодного Лабрадорского течения постоянно рождает дожди и туманы, Гренландия присылает антициклоны, из Карибского моря долетают отголоски тропических ураганов. Средняя температура воздуха зимой от 0 до плюс 8°, летом — 5—12°. Последний рейс для «Муссона» прошел относительно спокойно, а вот предпоследний... Сорок суток штормило. Скорость ветра доходила до 50 метров в секунду. Волны высотой 7—8 метров считались «рабочими», но иные валы достигали и 15 метров. А в эфир должно было идти и шло «метео»...

Главная работа на точке — сбор информации. Именно здесь нужна АБС — автоматическая буйковая станция. Буй — это гигантский пенопластовый поплавок весом 600 килограммов. Его держит на якоре четырехкилометровый трос, на трос — на глубину до двух километров — навешивают приборы. Для постановки буев и спуска приборов на судне установлены мощный подъемный кран и пять электрических лебедок. Датчики сообщают океанологам на поверхность о скорости и направлении течения, температуре, солености и химическом составе воды. Аэрологи запускают с борта корабля погоды радиозонды и метеоракеты, которые передают информацию о температуре и влажности воздуха, направлении и скорости ветра. Таким образом ученые получают точные характеристики огромного температурного столба, уходящего в атмосферу на 30—35 километров и на два километра «опущенного» в океан. Эти важнейшие сведения корабль передает в центр сбора информации в Бракнелле (Великобритания), а оттуда данные через считанные минуты транслируются в крупнейшие мировые метеоцентры — Москву, Нью-Йорк и Мельбурн.