Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1989 год Страница 11

Устроил Салев меня на окраине деревни, у самого леса, в новехоньком просторном доме, который один занимал совсем молоденький электрик Удо...

На следующее утро я решил сходить на тот самый причал, о котором мне когда-то писали рыбаки,— не знаю, но все эти годы, вспоминая остров, вспоминал почему-то и этот причал. Но прежде попросил Салева показать дом, где живет капитан порта.

Пришли. Дверь его оказалась запертой.

— Может, он в порту? Расписание кораблей составляет? — сыронизировал Салев, он хотел сказать, что порта еще нет, а начальник уже есть.

Салев свернул на дорогу, ведущую к его ферме, а я пошел напрямик к причалу.

Пройдя мимо школы, я увидел Антона Алтмяэ, студента-заочника Тартуского университета, и соседа Удо — он тоже жил один в новом доме.

На густо-зеленой лужайке перед школой, у старого дуба, Антон со своими семью учениками, как я потом узнал, вел урок русского языка, Со стороны можно было подумать, что взрослый играет с детьми в какую-то невзрослую игру.

— Тере пяэваст! — крикнул я Антону.

— Тере,— ответил он.— Подойдите, поговорите с моими учениками.

Не скрою, приближаясь к ним, я думал, как бы сначала заручиться доверием ребят. И нашелся: поздоровался с ними и сказал по-эстонски, что мой эстонский неважный, а потому давайте поговорим по-русски.

— Вот ты,— обратился я к мальчишке постарше, которого вчера видел у почты,— скажи мне, где мы с тобой встречались и что ты подумал обо мне? Скажи, а потом мы разберем, где в твоем ответе подлежащее, где сказуемое.

Урок прошел шумно. А потом мы всей ватагой пошли на пирс встречать судно, которое должно было прийти с Сааремаа. И тут на долгой для масштаба острова грунтовой дороге урок наш возобновился. Он продолжался и тогда, когда в бухту зашел и ошвартовался небольшой белый сейнер, и не кончился даже тогда, когда мы стали помогать разгружать судно, и ребята вдруг превратили разгрузку в предметный урок русского языка: старались перекричать друг друга, называли то, что брали в руки, и при этом смотрели на меня как на высший авторитет. А команда, не понимая, в чем дело, таращила глаза.

Сейнер доставил на остров хлеб, колбасу, сахар, для детей пепси-колу, для взрослых пиво и еще кое-что.

Увлекшись игрой с ребятами, я забыл было о причале рыбаков, а когда оглянулся вокруг, не сразу признал его: неужели это тот самый причал, подумал я, по обе стороны которого некогда стоял рыболовецкий флот? Я прошелся, ступил, и он закачался, запружинил под ногами. Где-то с середины он сползал к воде, а дальше из воды торчали связки бревен. Тут же недалеко виднелась над бухточкой полузатонувшая рыбацкая лодка.

Причал скулил на ветру, как тоскующий пес...

Похоже, пока люди покидали насиженные места, никому до причала дела не было, рассуждал я. Надо пожить, осмотреться и не забывать, что ты всего лишь гость, и чтобы твоя преданность таким, как Лизи Норман или Салев, не стала потом для них неудобной...

Окончание следует

Надир Сафиев

Хлеб и куклы

Подборка «Макетируем журнал» в № 6 за этот год вызвала немало предложений читателей. Анна Смирнова из Воронежа призывает нас писать больше о хорошем, что есть в жизни. «Какие проводятся везде дивные праздники,— пишет она,— карнавалы, цветочные парады — от зависти печень болит. Это вам не военные парады и не бумажные цветы на палочках дважды в год. Я прекрасно понимаю, что в мире больше страданий и нищеты, чем счастья и богатства, но давайте и то и другое хоть в равных дозах, а то ваш журнал заполонили нищие, убогие, несчастные... Плохого везде в избытке, а вы покажите, что есть хорошего!» Надо сказать, что «Вокруг света» всегда стремился давать на своих страницах как можно более полную и многокрасочную картину мира. Так что насчет «нищих и убогих» трудно согласиться. Отметим, что примерно в каждом четвертом номере журнала (мы не поленились поднять старые подшивки) рассказываемся о том или ином народном празднике. Вот и эта публикация о том же...

В последнюю субботу августа пустое шоссе 122, проходящее по безлюдной холмистой местности неподалеку от канадской границы в штате Вермонт, неузнаваемо преображается. С раннего утра по нему устремляется бесконечный поток машин, словно весь штат вдруг решил побывать в маленьком городке Шеффилд. Уже за несколько миль до него дорогу закупоривает грандиозная пробка из стоящих бампер к бамперу машин. Дальше многотысячная толпа течет через городок пешком, пока не вольется в широкую лощину, в середине которой гигантским амфитеатром вздымается поросший редкими соснами холм.

В этом естественном, самом большом в мире театральном зале каждый располагается где хочет. Поэтому, хотя двухдневный кукольно-цирковой фестиваль собирает больше 10 тысяч зрителей, причем немало их приезжает из-за границы, места хватает всем. А небывалый ажиотаж объясняется тем, что театральная труппа, носящая название «Хлеб и куклы», почти круглый год проводит в гастрольных поездках по Европе, и августовский фестиваль — практически единственная возможность для американцев познакомиться с искусством свих соотечественников, руководимых популярным режиссером-постановщиком и сценаристом Петером Шуманом.

У него столько же горячих поклонников, сколько яростных противников, считающих, будто труппа «Хлеб и куклы» превращает высокое искусство театра в ярмарочный балаган.

— Нет,— возражает им Шуман.— Просто мы создаем новый театр, близкий и понятный простым людям, а главное — доступный им. Слишком долго одни считали искусство привилегией элиты, другие — разновидностью бизнеса. Но на искусстве нельзя делать деньги.

А поскольку слова у Шумана не расходятся с делом, устроители «Шеффилдского фестиваля на траве» не берут со зрителей ни цента. Впрочем, грандиозное шоу им тоже ничего не стоит. Весь реквизит изготовляется на пожертвования, а в театральных и цирковых представлениях бесплатно участвует несколько сот добровольцев, с которыми несколько недель репетируют артисты театра «Хлеб и куклы».

Биография Петера Шумана во многом определила его взгляды на театр и вообще искусство зрелища. Родился он в 1935 году в Силезии. В школьные годы всерьез увлекся традиционным немецким кукольным театром, причем его наставником был известный режиссер Макс Якоб. Но профессиональным артистом-кукловодом, как все ожидали, юноша не стал. По окончании гимназии Петер много ездил по Европе, учился графике, ваянию, танцам, знакомился с испанским, французским, корсиканским кукольными театрами, спектакли которых собирают много зрителей в маленьких провинциальных городках. Именно на них ему пришла мысль объединить танцы, музыку и... скульптуру в новое синтетическое искусство.

Чтобы осуществить задуманное, в начале 60-х годов Шуман отправляется за океан. В Нью-Йорке он принимает смелое решение: вывести кукол из театра-студии, находившегося в бывшем складе, на улицу. Сначала маленькие сценки разыгрывались на злободневные темы повседневной жизни. Затем его куклы, вымахавшие ростом с человека, перешли к большой политике.

Постепенно у Шумана появились единомышленники, объединившиеся в постоянную труппу «Хлеб и куклы». Такое необычное название артистам подсказали часто повторяемые их руководителем слова о том, что «потребность в театре должна быть у человека такой же насущной, как в хлебе». Они перед началом бесплатно раздавали хлеб зрителям, среди которых было много безработных. Со временем экстравагантный кукольный театр Шумана завоевал признание, свидетельством чему стало присуждение ему в Амстердаме премии Эразма Роттердамского.

Сегодня у Шумана постоянно работают лишь четверо профессиональных кукловодов. Остальных артистов он набирает только на время заграничных гастролей или больших театральных представлений вроде «Шеффилдского фестиваля на траве».

... Ровно в полдень отрывистое фанфарное стаккато возвещает об открытии фестиваля, и на двух дюжинах наскоро сколоченных подмостков, разбросанных на лугу, у подошвы и по склону холма, маленькие труппы — два-три, максимум четыре человека — начинают разыгрывать скетчи и небольшие спектакли буквально на все вкусы — от сценок на библейские сюжеты и адаптированных шекспировских пьес до политической сатиры, например, о помощи Вашингтона никарагуанским контрас. В одних роли исполняют обычные куклы размеров до полуметра, в других — великаны из папье-маше в рост человека и артисты в огромных гротескных масках.

Зрители не сидят на одном месте, а свободно разгуливают по театру. Большинство ведет себя с детской непосредственностью: репликам, советам, комментариям, сопровождающим развитие событий на подмостках, нет числа. Нередко случается, что они заставляют кукловодов и актеров импровизировать. Ведь желание зрителей — закон.