Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1993 год Страница 11

Пальцы натолкнулись на мягкий пук травы, в котором лежали хрупкие яйца. Василий осторожно поднес яйцо к воспаленным глазам: оно, несомненно, принадлежало какой-то большой птице.

— Али, скорей сюда,— хотел закричать он, но раздался едва различимый шепот.

Али — удивительное созданье природы, каким-то чудом услышал Василия и оказался рядом.

Гнездо, полное долгожданной еды, спасло их. Они ели яйца, заглатывая их почти целиком. Последнее Али насильно сунул Василию и побежал Дальше. Василий пытался встать, но лихорадка безжалостно выворачивала каждый сустав с адской силой, и он пополз. Горизонт то отдалялся к небесам, то надвигался на него. Поверить в увиденное он запрещал себе. Разочарование лишило бы последних сил.

«Неужели спасен? — прошептал Василий.— Спасен! — ликовало все в душе.— Джунгли отпустили нас!»

... Вся деревня вышла встречать необычного гостя.

Ребятишки обступили еле живого Василия и с любопытством разглядывали его. Среди пестрой толпы невысоких малайцев он казался великаном. Все новости деревня успела узнать от Али, и сам раджа Вагиф пришел на площадь. Рослый среди малайцев, хотя и на голову ниже Василия, раджа энергично жевал бетель и важно поддерживал огромный живот. Его круглое, лоснящееся лицо светилось восторгом. Он неторопливо подошел к Василию и на незамысловатом языке голландских матросов обратился к нему:

— Привет тебе, черт подери! Я не знаю, откуда ты взялся, но Али уверяет, что не из Бланды. Это главное, раздери тебе печенку! Ты спас сына моего лучшего воина. Хотя цвет кожи у тебя такой же паршивый, как у них, я знаю, в душе ты смелый, как малаец, черт подери!

Переведя дух, он спросил:

— Как тебя зовут?

— Василий Малыгин.

— Я буду звать тебя Малиган!

Василий не стал поправлять его, а только вежливо улыбнулся.

Властным голосом раджа приказал стоявшим рядом воинам:

— Теперь уходите все, я буду один говорить с Малиганом. Тебе,— обратился он к Василию,— я расскажу, как долго плавал на чертовой посудине у оранга (человек) бланды, я знаю их глупый язык и умею читать.

Василию становилось все хуже, пот заливал глаза, и он почти ничего не видел.

— Скорее зовите моих жен, и первой — любимую Силому, которая родила мне сына! Целебную ванну для нашего гостя будут готовить все, кто способен двигаться! — загремел, как медный гонг, раджа и, недолго думая, вынул изо рта бетель, который непрестанно жевал, и насильно сунул в рот Василию.

— Жуй,— потребовал он тоном, не терпящим возражения.

Десны не слушались, но Василий заставлял себя жевать этот азиатский эликсир забвения. Он знал, что листья бетеля, смешанные с коралловой известью, листьями гамбира и толчеными орехами кокосовой пальмы, успокаивают боль и приносят недолгое забвение. Василия отнесли в хижину. Не прошло и получаса, как шестеро крепких юношей притащили на площадь огромный медный чан. Его поставили на восемь больших камней и развели под ним костер. Женщины неспешной вереницей шли к чану и бросали в него какие-то мелко порезанные плоды.

— Что это? — спросил Василий, внутренне содрогнувшись. Дверь была распахнута, чтобы он мог наблюдать за происходящим.

— О! —радостно воскликнул Вагиф.—Мы собрали лучшие плоды для целебной ванны и добавили немного помета летучей мыши от дурного глаза! Когда вода станет жаркой как расплавленный воск, ты ляжешь в чан, и все болезни покинут тебя. Ты станешь сильным, как я,— гордо добавил он.

«Пережить столько мучений и напоследок свариться в помете летучей мыши!» — с ужасом подумал Василий.

— Великий Вагиф! — еле сдерживая озноб, поспешил ска

зать он.— Целебная ванна под силу только крепким воинам,

как ты. Я слишком ослабел.

— Пойдем вместе! — не задумываясь, храбро произнес

раджа, и толпа восхищенно завопила.

Василий понимал, что от дымящегося ада его ничто не спасет, и опустив голову на циновку, закрыл глаза. Вагиф испуганно закричал, что его друга покинула душа. Такое известие искренне огорчило жителей селения, не увидевших долгожданного зрелища.

— До чего же слабая душа у этих белых,— объяснял он своей молодой жене.— Шел по джунглям как отважный малаец, а ванна моя ему почему-то не понравилась. Придется тебе, Силома, лечить его.

Каждые полчаса Силома поила Василия бурым отваром, источавшим резкий запах мяты и перца, от которого деревенело во рту. Головокружения постепенно проходили, утихали боли в суставах. Заботу о душевном покое своего друга взял на себя сам Вагиф. Утром он садился рядом с ним и начинал рассказывать о своих подвигах. Нередко с благоговейным трепетом вынимал из складок своего саронга затертую книжонку, украденную у голландского матроса. Дешевая история о похождениях любвеобильного кавалера не переставала восхищать его. Он свято верил, что только с помощью этой книги к Малигану вернется дух воина и мужчины.

Когда Василий почувствовал себя лучше, он смог как следует рассмотреть Силому. Застенчивая улыбка делала ее круглое лицо удивительно милым. Длинные волосы укрывали гибкое тело. Все время она носила с собой младенца, лежавшего, как в люльке, в батиковой тряпице, перекинутой через шею матери.

Не раз Силома пыталась что-то сказать по-голландски. Василий напрягал ослабевшее сознание, силясь ее понять, но безуспешно. По прошествии нескольких дней он разобрал отдельные слова, и ему, немало повидавшему за свои 25 лет, стало неловко. Глядя в бесхитростное лицо девушки, Василий понял, что она училась голландскому языку по дрянной книге, где любовь и пошлость равнозначны.

— Будет лучше, Силома, если ты научишь меня говорить на своем языке,— сказал он по-малайски.

— Хорошо, туан.

Постепенно жизнь возвращалась к Василию. Нехитрые заботы жителей селения радовали наивной простотой и успокаивали душу. Василий благодарил судьбу, что она свела его с этими людьми.

Через неделю Вагиф сообщил:

— Скоро, Малиган, мы отправимся в Аче (Провинция на северо-западе Суматры), куда боятся ходить люди бланда. Завтра же начнем готовиться к трудной дороге, не сойти мне с этого места!

Василий обрадовался. Его все время мучила мысль, что своим присутствием он подвергает опасности жителей селения, куда в любую минуту могли нагрянуть голландцы. Под шелест бамбука, успокаивающего, как морской прибой, он погрузился в безмятежный сон.

... Громкий звук медного гонга тревогой отозвался в задремавшем сознании. Из хижины торопливо выбежал Вагиф и застыл, вслушиваясь. Совсем рядом раздались выстрелы.

— Уходите все! Быстрее! — закричал Вагиф жителям селения.

Опасность преобразила неповоротливого раджу. Он спешил к Василию, обгоняя молодых воинов...

— Люди бланда стреляют в соседнем кампунге (селение),— объявил он с порога.— Сюда они придут не сразу. Им надо пройти длинную пальмовую рощу. Я поведу своих людей в джунгли, а ты и Силома с моим сыном на прау (лодка) поплывете на другой берег. Силома сильная, она справится.

— Как же ты?

— Мы уйдем так тихо, что и пугливая мышь не услышит. Люди бланда никогда не узнают, по какой тропе мы пойдем.

— Ты должен плыть с Силомой! — не соглашался Василий. — Ты должен спастись. Я один выйду к голландцам, и они не тронут остальных. Они ищут меня.

— Эй, большой белый туан. Как глупо устроена твоя голова,— искренне сожалел Вагиф.— Ты, Малиган, знаешь людей бланда хуже, чем мы, хотя у вас и одинаково белая кожа. Они убьют тебя, сожгут мое селение, а девушек уведут с собой. Ты должен мне помочь. Бери прау и спаси моего единственного сына и любимую жену! Торопись, черт подери!

Звук стрельбы становился все ближе, но Вагиф продолжал говорить:

— Как только вы окажетесь на другом острове, Силома отыщет дорогу к заброшенному кампунгу, а там есть еда. Мое место с моими людьми. Я их раджа, а не трусливый шакал!

Василий понимал, что не в состоянии помочь своему другу а оставшись здесь, станет для него лишней обузой.

— Благослови тебя бог, Вагиф,— прошептал он, сжав его руку, и нетвердым шагом вышел из хижины.

Опираясь на маленькое, крепкое плечо Силомы, ему удалось дойти до берега.

— Я буду грести, а тебе, туан, придется вычерпывать воду. Прости меня,— извинялась Силома за то, что не может все сделать сама.

Василий взял высохшую половинку кокосового ореха и повернулся на бок. Простые движения давались с таким трудом, что отнимали последние силы. Они проплыли только половину пути, как подкрались сумерки. В душе Василий похоронил мечту добраться до берега.

Силома уверенно гребла и в темноте. На рассвете прау запуталась в цепких корнях мангрового дерева, росшего у самого берега. Силома выпрыгнула из нее и попыталась вытянуть ее на песок. От усталости руки не слушались, и прау оставалась на месте. Силома вынула ребенка и перенесла на берег. Младенец так ослабел, что не мог плакать. Василий постарался выбраться сам и, ухватившись за тугой корень мангрового дерева, подтянулся к невысокому краю прау, тяжело упал в прибрежный песок.