Украинская зима - Петр Немировский Страница 11

что в этой истории для меня было самым мерзким? То, что мои знакомые, которые изображают из себя патриотов и горланят на каждом перекрёстке и в каждом посте Фейсбука о своём патриотизме и «смэрть ворогам», когда узнали, что я по повестке пошёл на медкомиссию в военкомат и был готов ехать на фронт, стали крутить пальцем у виска. Мол, ты что, идиот? Ты что, не можешь отвертеться от военкомата? Пусть идут воевать молодые селюки, а тебе-то какого хрена? Вот это — настоящие жлобы. Никогда таких не переваривал. Сейчас таких расплодилось полно, вокруг одни «патриоты».

Я хотел спросить у Влада, зачем же и за что он всё-таки готов был идти воевать? Но не знал, как формулировать этот, казалось бы, простой вопрос.

Простой вопрос предполагает простой ответ. А на кону — жизнь. Ни много ни мало.

— И всё-таки зачем ты… это… ну, на войну хотел идти? — наконец я выдавил из себя.

И тут же понял, что этот мой вопрос настолько глупо и нелепо сейчас прозвучал, что мне стало неловко.

Влад будто бы понял моё смущение и ничего не ответил, пожав худыми плечами.

Яркий свет лампочки освещал его осунувшееся бледное лицо; седые прямые волосы спадали, прикрывая его лоб и уши. Он сильно сутулился, вероятно, от боли. Короче, имел вид человека, который недавно либо чудом вернулся с того света, либо туда направляется.

Я вспомнил, что у меня с собой двести долларов, которые я, по поручению жены, должен был передать сегодня вечером её подруге.

— На, бери, они тебе пригодятся, — я достал из кармана джинсов деньги и сунул их в руку Влада.

— Не надо, перестань. Мне Антон дал денег и на операцию, и обещает взять на своё полное содержание на пару месяцев, пока очухаюсь.

— Нет, возьми. Пожалуйста, возьми.

— Окей. Дякую, — Влад взял деньги. Затем, улыбнувшись, посмотрел мне в глаза. — Я не знаю, как долго проживу, — сказал он тихо. — Мне кажется, что недолго. Но я хочу дожить до смерти Путина, хочу увидеть эту тварь в гробу, а лучше повешенным, — он прикрыл глаза, потёр ладонью свой лоб и вдруг покачнулся. — Помоги мне.

Я помог ему добраться до кресла.

Мы стали собираться. Антон предложил Владу остаться у него на ночь, «для подстраховки», пока не придёт его дочка, но Влад отказался, — он устал и, судя по всему, хотел побыть один.

* * *

— Ты, кажется, жил где-то в этих краях, да? — спросил Антон, когда, покинув Влада, мы все вместе ехали обратно.

— Да, правда. Здесь неподалёку.

— Хочешь, заедем ненадолго?

— Конечно хочу.

Мы развернулись на кольце, выехали на эстакаду, а потом помчались по бульвару под гору нижнего Печерска.

— Если не ошибаюсь, этот дом? Или следующий? — уточнил Антон.

— Следующий.

Вот она — знакомая дорога, по которой мы с братом Сенькой долгие годы спускались в школу и возвращались домой. Эта дорога прошла и сквозь все мои университетские годы, и потом и первые годы после получения диплома, когда я работал преподавателем истории в школе. По этой дороге когда-то я привёл в дом свою будущую жену, чтобы представить её родителям. По ней мы уезжали в Америку.

— Если можно, сверни и остановись здесь, в переулке. Я быстро — туда и обратно.

По моей просьбе Антон остановил машину в узком переулке, ведущему к пятиэтажной «хрущёвке». Я вышел из машины и, обогнув дом с тыльной стороны, остановился возле невысокого забора, ограждавшего небольшой сад.

Сад! Сад! Яблони темнели за его оградой, раскинув свои крепкие извилистые ветви. Деревья были такой же высоты, как и двадцать пять лет назад, когда я уезжал. Наверняка это были уже новые деревья. А может, и нет! Может, это те же яблони, которые каждой весной цвели бело-розовым цветом; над цветками кружили пчёлы и бабочки, в кронах прятались птицы. С ранней весны и до глубокой осени я спал на раскладушке вон на том балконе этого дома, на втором этаже. Летом и ранней осенью, помню, листья деревьев так сильно шелестели по ночам, что мне казалось, будто бы нахожусь в каком-то таинственном саду, стоит лишь протянуть руку — и можно сорвать яблоко.

В квартире, которая когда-то была нашей, свет сейчас не горел, и балкон был по-новому застеклён.

Вдохнув полной грудью морозный воздух, я направился обратно к машине, где ждали друзья.

Но перед этим я сделал ещё небольшой «крюк» и подошёл к невысокому холмику неподалёку от дома.

Когда-то здесь, на этом месте, стояла деревянная скамейка. Рядом росла берёза. Мама часто выходила сюда, она любила здесь посидеть, в тени берёзы. В последние годы перед отъездом в Штаты у мамы часто и сильно воспалялись суставы ног из-за хронического остеохондроза, ей было трудно ходить, но до этой скамейки от дома расстояние было небольшим, можно было преодолеть. Здесь мама сидела с соседкой бабой Катей, о чём-то с ней разговаривала, наверняка обо мне с Сенькой, о том, как бы мы поскорее женились, чтобы ей было спокойно.

Мамочка, мамочка…

Смахнув слезинку, чтобы никто не видел, я развернулся и вскоре сидел с друзьям в машине.

— Кстати, Юрась, хотел тебя спросить, как поживает твой брат Сенька? Если не ошибаюсь, он в Германии, да? — спросил Антон.

— Нормально поживает. Работает. Жена, взрослая дочь, любовница. Короче, полный комплект.

По правде, мне было досадно оттого, что у нас так сложилось с братом. Он мне несколько раз писал и звонил, искал «перемирие», называя нашу ссору «недоразумением». Но я ему не отвечал. Мама этого бы не одобрила, мама всегда искала мира в семье, для неё мир и согласие в нашей семье были высшей целью её жизни. Мама, прости, я не прав, что разорвал контакты с Сенькой, и не уверен, помиримся ли мы с ним когда-нибудь.

Я решал, стоит ли рассказать сейчас друзьям о том, что я разругался с братом из-за войны. Нет, наверное, не стоит. Каждый человек, родившийся в Украине, независимо от национальности и нынешнего места своего пребывания, независимо от своих политических взглядов, своего возраста и своего характера — каждый, кто из Украины, — сегодня что-то теряет. Так или иначе. И в фигуральном смысле, и — увы — в буквальном. По сравнению с другими, разрыв отношений с родным братом — моя утрата — не самая большая. Можно сказать, чепуховая…

— Я не знаю, как долго эта война продлится, — говорил Антон. — Но уже ежу понятно, что это не на один день и, видимо, не на один год.

Антон тоже был одним из нашего круга «историков», однако после окончания университета по специальности почти не работал. Он выгодно женился, его жена раскрутила фирму по продаже недвижимости, быстро вывела её на широкую бизнес-орбиту, и Антон стал ей помогать. Они с женой теперь принадлежали к разряду бизнесменов-«крутэлыкив», то есть жили на широкую ногу, имели роскошную загородную виллу, с озером и бассейном, колесили по миру, часто меняли дорогие машины.

— Да я не против жить в Киеве. Но как долго такое может продолжаться? Русские разрушают нашу инфраструктуру, теплостанции. Они уничтожили уже почти половину энергосистемы Украины. И продолжают ракетные обстрелы. Да, мы что-то