Цап-цап - Евгений Олегович Шиков Страница 11

Цапа отпала, отвалилась от него, словно огромная пиявка, и сразу же стала кататься по земле, визжа и царапая вывернутыми в обратную сторону руками собственную спину. По траве рассыпались красноватые угольки, в воздухе запахло паленой шерстью.

— Гори, тварина! — прохрипел Семен, поднимаясь на ноги. Глаза его искали какую-нибудь палку, тяжелую и желательно с острыми сучьями. — Сейчас и не так у меня взвоешь!

Цапа, будто услышав его слова, вскочила на ноги и, с хрустом вправив руки обратно в плечи, уставилась на него горящим немигающим взглядом. Семен вытянул одну руку вперед, другую — отвел назад, сжав в тяжелый, подрагивающий от ярости кулак.

— Ну давай, грымза, подползай, — прошептал он. — Теперь не получится за обе-то схватиться…

И тогда старуха бросилась вперед, но не к Семену, а к лежащей на земле Марине. Одним махом схватив ее за руки, она, по-паучьи перебирая ногами, потащила визжащую от ужаса девушку во тьму.

— Стой! — Семен бросился за ними. Запнувшись, повалился на землю, тут же вскочил на ноги — и вновь побежал. — Марина, не дай ей…

Впереди послышался всплеск, и его сердце дернулось в груди холодной мерзкой судорогой.

Старуха утаскивала кричащую Марину прямо в свое переносное болото.

— Сто-ой! — Семен, подбежав к воде, остановился. Над тиной мелькнули дергающиеся от ужаса ноги Марины — одна в сапоге, другая в грязном носке с прилипшими к ступне иголками, — и в следующий миг они обе скрылись в темной глубине.

Стало тихо.

— Не-ет, — пробормотал Семен. — Так же нельзя…

Вспомнился день, солнце, кладбище и желтое крыльцо. Мальчишка с конфетой и толстый щенок, слюнявящий его шнурки.

— Дебил, — сказал сам Семен, вылезая из ботинок. — Какой же ты дебил, Сема… ты же сдохнешь, ты же там точно сдохнешь…

Темная терраска, грязная плитка и запущенный двор. Ноги в одном шлепке и загорелые дочерна плечи.

Это все сейчас погибало на его, Семена, глазах. Тонуло прямо здесь, в вонючей, мутной воде.

Семен шагнул вперед и, зачерпывая освободившимися теперь руками грязную воду, нырнул.

Под водой было темно и глухо. Он сразу же поплыл вниз, дальше и дальше, удивляясь, как же здесь глубоко, а потом — ударился лицом о что-то мягкое и скользкое. Протянув руки, нащупал перед собой сапог на едва шевелящейся ноге и, вцепившись в нее, рванулся к воздуху. Тут же ногу в сапоге рвануло обратно — Цапа пыталась уйти вглубь, но ей, видимо, тяжело было тащить сразу двоих. Семен стал водить руками из стороны в сторону, стараясь подтягивать ногу девушки к своей груди, а затем резко распрямляться, отвоевывая у Цапы сантиметр за сантиметром. Наконец его ноги в носках заскользили по мягкому илу. Лицо Семена на мгновение вынырнуло на поверхность, и он, жадно вдохнув, стал тянуть Марину к берегу. Из воды показался сапог, из которого хлынула грязная вода, затем и вся нога Марины целиком. Семен хрипел и рычал, его мышцы напряглись, шея пошла венами. В этот момент он уже не думал, а только тащил. Зацепившись ногтями за траву, сжав зубы и выпучив глаза, весь перемазанный в тине, он выполз на берег. Повернувшись к пруду, ухватился обеими руками за Маринины ноги — и потащил к себе, надрывая спину. Над тиной появилась спина, затем и плечи, но голова Марины все еще оставалась под водой. Затем на поверхность, медленно и тяжело, выплыла Цапа. Видимо, ей удалось за что-то уцепиться ногами, потому что дальше вытащить Марину не получалось — она повисла между ними, хрипящими и грязными, ненавидящими друг друга и не желающими расцеплять пальцы.

— Сука. — Семен понял, что Марина умирает, прямо сейчас, в этот момент захлебывается вонючей водой, и он, перебирая руками по уже дрожащему в судорогах телу, пополз к Цапе. — Не хочешь по-хорошему, да, тварь? — Он дотянулся рукой до безвольного плеча Марины и, уцепившись за него, вновь зашел в воду. — Думаешь, я тогда шутки шутил? Думаешь, я, сука, шучу с тобой? — Он почти лег на спину Марине и, подтянувшись на руках, заглянул в круглые белесые глаза чудовища, нависшего над девушкой. — Помнишь, что я тебе обещал?

Цапа оскалилась, раззявив пасть и показав перепачканные в тине зубы.

Семен резко, почти прыжком, подался вперед, схватился за Цапины руки, показавшиеся над водой, и, подтянув ее к себе так, чтобы их лица оказались совсем рядом, вцепился зубами ей в нос, а затем стал рвать и жевать, захлебываясь слюной и кровью, выплеснувшейся ему в рот. Цапа завизжала и, отпустив девушку, попыталась оттолкнуть Семена, но тот крепко вцепился в ее запястья и лишь мотал головой, словно пес, чувствуя, как надрываются от нечеловеческого усилия мышцы его шеи. Все человеческое, разумное и рациональное в нем исчезло, а из глубин сознания выплыло что-то древнее, сильное и безгранично яростное, заставляющее рвать и кусать, хрипеть и давить, и с помощью зубов отвоевать жизнь у тварей, чьи глаза светятся в темноте нечеловеческой злобой. Старухины запястья щелкнули под руками Семена, выламываясь в обратную сторону, и он, распрямляя спину, на одних зубах вытянул визжащую тварь из болота, продолжая вгрызаться в ее нос, а затем рванул головой в сторону, чувствуя, как горькая плоть лопается и разламывается под его зубами. Безносая Цапа рухнула в пруд, визжа и скуля, она загребала по воде сломанными ручками, пытаясь отплыть подальше, а из рваной дыры на ее лице хлестала темная вязкая кровь. Семен разжал сведенные судорогой челюсти, и из его рта потекла кровь — на грудь, живот и на вонючую болотную воду. Затем вывалился и кусок носа, который он подхватил ладонью, сжал до хруста в пальцах — и, нагнувшись к воде, яростно заорал на уплывающую Цапу и на весь ее пруд, открывая всему миру крепкие, испачканные кровью зубы.

Цапа, мелькнув над водой кровавой дырой на лице, окончательно пропала из виду. Ряска неторопливо затягивала черные глазницы пруда, вновь собираясь в нетронутую мозаику. На берегу закашлялась, выташнивая болотную воду, Марина.

Семен неторопливо, тяжело ступая по илу, направился к берегу, затем, помогая себе руками, вылез на траву и замер, не зная, что делать дальше. Мыслей в голове не осталось, а былая ярость отхлынула назад, оставляя ему боль в мышцах, усталость и холод. Марина села на землю, обхватила руками колени и заплакала. Семен хотел ей что-то сказать — но не мог. Слова не складывались в предложения, адреналин оставил его сознание пустым и темным, будто древние пещеры первых из людей.

— Марина, — хрипло выговорил он, а затем сглотнул. Она подняла