Лехнаволокские истории - Игорь Анатольевич Безрук Страница 11

Стали не спеша цедить чай. Саленко с Резником рассказали, каким ветром их сюда занесло, Суворов в свою очередь поведал, что летом он плотничает в различных поселках и деревнях, а зимой живет дома в Петрозаводске, в скромном однокомнатном пристанище. В Лехнаволоке квартирует обычно у Пашкина, которого знает давно, еще с тех пор, как Пашкин работал в милиции.

— Пашкин работал в милиции?! — удивился Саленко. — Пашкин — «мусор»?!

— Бывший, бывший, — успокоил его Суворов. — Годов десять уж прошло. Он меня и арестовывал.

— Тебя? Пашкин? За что?!

Оказалось, сел матерый уголовник за хулиганку, но в его длинном списке преступлений значился немалый ряд грабежей и даже непреднамеренное убийство. В общей сложности Суворов, как говорится на блатном жаргоне, «чалился» цельных шестнадцать годков.

— Как же вы теперь — вместе? — не удержался от вопроса и Виктор.

— А чего не вместе? Он сейчас такой же бич, как и я. Я его, собственно, бичем здесь и увидел. А-а, говорю, Санек, и ты решил нашей вольной волюшки испить? Ага. А он мне талдычит: так ведь лучше воли ничего нет. Хотя что он, глупый, про волю-то ведает: волю по-настоящему познаешь, когда в неволе побывал, а это, — он кивнул в сторону комнатушки Пашкина, — одно баловство да слова. Вот. — Закончил Суворов и замолчал, задумавшись. При этом на его и так суровое лицо наползла тяжелая хмурая тень.

— А из ментовки он что, сам ушел? — поинтересовался Саленко.

— Да где там сам: выгнали. За пьянку.

— Ну, эт дело такое, — произнес многозначительно Саленко. — Известное.

Все согласились с ним.

Вернулись Женька-бригадир и Бражко.

— Ну?! — вопросительно уставились на них.

— Э-э! — протянул привычно Женька. — Нэма дила. Сказав, що мы рано прыйихалы, лису у нього зараз нэма, трэба трохи подождать. Ще дав тэлэфона другой фирмы. Кажэ, подзвонить туды.

— Постойте, братки, постойте, — обратился к ним Суворов. — Выходит, вас просто-напросто кинули? Как лохов. Нехорошо!

Горе-шабашники и сами понимали, что это было подло: вызвать их сюда черт те знает откуда, направить на ночь глядя в Лехнаволок и там уже сообщить, что работы нет и не предвидится — так мог поступить только последний негодяй. Ну а земляк! В голове не укладывалось!

— Надо что-то, ребята, делать, — на полном серьезе продолжал Михаил. — Раз он вызвал вас сюда и не по-людски с вами поступил, нужно его проучить. И хорошо проучить! Вот. Я так думаю. — Посмотрел он на мужиков решительно.

Но все были в растерянности. Что они могли сделать? Ясно, что за такое можно было голову смело отрывать, но кто на это пойдет, они ведь не беспредельщики какие, в какой-то мере чтят и уважают закон, верят еще в землячество и совесть человеческую, хотя радости от того, что они признали этого бездушного скота бессовестным, мало.

— Я вам так советую, — снова сказал Суворов. — Поедьте к нему и потребуйте денег. Вам же как-то вернуться надо, что-то есть. Вот. Адрес его знаете?

Женька утвердительно кивнул.

— Вот, завтра и едьте. Хотите, я с вами рвану за компанию? — неожиданно закончил он.

Такой крайней решимости в этом угасшем обличье мужики еще не наблюдали. Конечно, это было бы кстати. Один вид Михаила, мнилось, нагнал бы на трусоватого Ивана страху. К тому же он местный, а это многое значило.

Все единодушно поддержали желание Суворова и решили, что к Ивану отправятся Саленко и сам Михаил, остальные останутся на месте — не дергаться же всем.

Когда с этим вопросом разобрались, разговоры повелись в основном о том, как сейчас тяжело простому человеку, который волей-неволей вынужден сорваться с насиженного гнезда, есть впроголодь, заниматься бог знает чем, лишь бы только прокормить семью и родственников, но по большому счету, просто выжить.

У каждого в запасе была какая-нибудь нелицеприятная история, где главную роль играли подобные мытари, размытая и растушеванная временем, начинающаяся почти одинаково.

«Когда нам из месяца в месяц перестали платить зарплату», — говорил один. Или: «Прибился я, значит, к этим ребятам…» — продолжал другой.

Когда очередь дошла до Женьки Гудзя, он поведал о случае под Воронежем года три назад, и хотя Бражко и Саленко хорошо знали эту историю, все же послушали еще раз.

Им не пришлось напрягать воображение — подобные истории в десятках мест происходили с их друзьями и знакомыми.

В тот год выдался большой урожай на фрукты. Народ и ранее нанимался убирать фрукты в страдную пору, потянулись и сейчас, рассчитывая заработать за сезон хорошие деньги. Гудзь тогда как раз попал в строительное межсезонье. Прикинул, что успеет до начала активных строек чего-нибудь подзаработать и со спокойной душой, оставив жене н-ную сумму, отправился дальше.

Поехал со знакомыми, вчетвером. На фруктовом ряду, сказали, больше и не надо. Работа не сложная: съём и подбор. Съём в один контейнер, подбор в другой.

Мужики, которые ездили раньше, рассказывали про уютное общежитие с комнатами на четверых, про кормежку за счет совхоза и прямо-таки неограниченный объем работы: сначала — яблоки, потом — груши, а там, глядишь, и черноплодка подойдет. А для души — небольшой перерабатывающий заводик за забором общежития. Яблочный сидр, игристые и крепкие вина на любой вкус! «Перелезешь вечерком через забор — сторож тебе полный чайник сидра прямо из шланга нальет — благодать… Чем не житуха!».

Женька ехал, окрыленный надеждой. Однако на месте оказалось — всё по-другому. Совхоз как таковой вроде и сохранился, но уход за садами и сбор урожая отдали на откуп арендаторам.

При въезде на территорию общежития их встретила бригада коротко стриженых амбалов в спортивных костюмах, тут же отобрали паспорта и распределили по комнатам, да не по четыре, а по шестеро человек. С окон исчезли шторы, с полов — ковровые дорожки. От предыдущей смены остался не выветренный сигаретный дым, запах крепкого мужского пота и закопченный потолок.

«Сегодня же и приступаете», — объявили им сразу же. Легкий обед — и в сад. А дальше — как на плантации. На работу — с первыми