Александр Силецкий - Космопорт, 2014 № 05 (6) Страница 12

1. Братья Стругацкие

С классиками научной и социальной фантастики братьями Аркадием Натановичем (1925–1991) и Борисом Натановичем (1933–2012) Стругацкими Лем был знаком лично — несколько раз встречался во время посещения Советского Союза, а с Аркадием однажды и в Праге: «Я начал бывать в России во времена Хрущёва, в составе делегации Союза польских писателей. (…) Однако в ходе своих поездок я так и не познакомился с русскими писателями, за исключением братьев Стругацких, так как общался в основном с представителями научных кругов»; ««Физики» перехватывали меня у «лириков». Я успел познакомиться только с братьями Стругацкими. Помнится, в начале нашей встречи братья поставили на стол бутылку коньяка, и едва она опорожнялась, как на её месте волшебным образом возникала следующая. Но я с честью выдержал это испытание»; однако «с братьями Стругацкими, должен сказать, мне просто не везло. Лишь однажды мне удалось повидать их вместе и всерьёз побеседовать; это было в Ленинграде; потом, сколько я бы ни приезжал, встречался с ними порознь и ненадолго».

Хотя старший из братьев был младше Лема всего на 4 года, Лем считал их представителями уже следующего поколения: «Из фантастов младшего поколения в первую очередь хотелось бы назвать братьев Стругацких. Мне нравятся многие их произведения»; «Мне кажется, хотя, естественно, я могу глубоко ошибаться, что Стругацкие в определённом смысле идут проторёнными мной тропами, что делают это самостоятельно и умно, иначе говоря — таких «учеников» не следует стыдиться, но, однако, всё равно желал бы, чтобы делали что-нибудь полностью суверенное, в полной независимости от меня… и от всей остальной мировой фантастики»; «Я, конечно, вижу, где и как они шли за мной, т. е. по моим следам, но не могу их не уважать, потому что в каждый момент имею под рукой столько некачественной американской макулатуры, на фоне которой их книги звучат хорошо и чисто, порядочно и серьёзно»; «При всём тематическом и жанровом разнообразии англо-американской фантастики там очень заметно то, что я назвал бы «параличом социального воображения». Там пока совершенно невозможны произведения типа «Трудно быть богом» или «Обитаемый остров» А. и Б. Стругацких. Когда англо-американские фантасты пишут об отдалённом будущем, у них проявляются две крайности — либо они представляют его совершенно «чёрным», либо совершенно «розовым»».

Лем с интересом прочитал все основные произведения Стругацких, причём некоторые читал при первой публикации в журналах, которые ему присылали из СССР. Приведём мнение Лема о некоторых из них: «Люблю братьев Стругацких. Очень интересен их роман «Трудно быть богом». Он отвечает всем критериям, которые я требую от произведений научной фантастики: новизна, философскость. Хорошо, — я говорю как писатель, — хорошо написано, сильно»; «Роман [ «Трудно быть богом»] Стругацких хорош, но есть неудачные места, они или не сумели, или не смогли его с размахом написать (российская критика заметила, что «Трудно быть богом» проблемно идентична моему «Эдему» и что идея отсюда; думаю, что это правда)»; «Трудно быть богом» (…) — очень явное повторение (во всяком случае для меня) проблематики «Эдема» (вмешиваться или не вмешиваться в чужую историю), а фон чрезмерно мнимый («чужие средние века» являются попросту микстурой, смесью событий — впрочем довольно поверхностных в историографическом смысле — земного хода истории, кроме того там есть ещё анахронизмы, наивность, продиктованные аллегорично-иносказательным воображением — я имею в виду «фашизм» — всё это вместе определяет, что имеем книгу не плохую, но не являющуюся ни выдающимся литературным произведением, ни захватывающей научной фантастикой)»; ««Трудно быть богом», если задумывалось как полемика с «Эдемом», полемикой не стало, потому что герой ничего не добивается своим бунтом: ничем не помог угнетаемым массам, девушку убили, а ему остались воспоминания. Кто в результате воспользовался тем, что он вышел за рамки игры, проводимой как чистое наблюдение? Можно сказать, что полемика заключается не в области моральных решений (вмешиваться — не вмешиваться), а в гносеологии (познаваема ли чужая культура?). Но и здесь нет никакой полемики, (…) ведь эти их инопланетные существа — это ЛЮДИ до последнего атома, то есть задача (гносеологическая) была «решена» с помощью circulus in definiendo, — я спрашивал, можно ли понять нечеловеческую историю, а они исходно заложили, что она ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ, то есть ничем существенным от человеческой не отличается. Это меня удивляет — может быть, Аркадий и не является орлом интеллекта, но Борис?»; «Мне восприятие этого романа очень затрудняет предпосылка авторов о полном подобии этих неизвестных существ и людей. Я попросту не могу в это верить! Разве что это сказка, но тогда она совсем сбивает меня с панталыку. Есть ещё одна их книга — называется «Малыш». Там причудливо поставлена проблема невозможности контакта с иной цивилизацией, которая замкнулась и не ищет никаких контактов»; «Малыш» уникален — это ясно, кроме того легко читается»; ««Сказку о тройке» я считаю превосходной, а «Гадкие лебеди» меня утомили»; «Сейчас Стругацкие пишут продолжение колоссальной истории об «Экселенц», о «странниках» и т. п. [имеется в виду «Жук в муравейнике»], публикуемое фрагментами в «Знание — сила» — мой австрийский агент достал пару номеров, поэтому мог прочитать и это мне показалось мало стоящим. Естественно, что с такими обесценивающими суждениями следует всегда быть очень осторожным, но мне это действительно не понравилось. В частности, это не вызвало ни такого интереса, ни таких эмоций, как «Пикник на обочине», который по моему мнению продолжает быть их лучшим романом. Если где-нибудь упаковывается так называемая «еврейская проблема», как в «Гадких лебедях», то последствия там были скорее плохими для произведения. А если вставляются какие-то перекрученные отдельные слова, свидетельствующие о совершенно не космических вопросах (потому что не считаю семитскую-антисемитскую проблему космической), то выявление таких вещей представляется мне ловлей блох. Ибо что из этого с точки зрения художественной, миропознавательной или идеологической следует?»; «Братья Стругацкие ударились в чудачества, в разные яйцеклетки и т. п. Не знаю, зачем?»; «Книга Стругацких «Жук в муравейнике» мне совершенно чужда. Вся эта история с космическими яйцеклетками не вызывает у меня энтузиазма. Это просто сказочка, без смысла, которая не имеет какого-либо соответствия в реальной действительности».

О романе «Пикник на обочине» следует сказать особо. Эту книгу Лем считал лучшей в творчестве Стругацких, включил в свою серию книг «Станислав Лем рекомендует», написал большое послесловие. Впервые прочитав в журнале этот роман, Лем отметил: «Прекрасно написано, дьявольски увлекательно, сенсационно, а смысл такой: прилетели космические хулиганы, устроили Пикник на Обочине, затем сели, улетели и оставили после себя «Зоны Посещения» — в которых полно «их хлама», но этот хлам — чары для нашей науки, некие объекты, нарушающие все законы термодинамики и Ньютона, и что только себе «пожелаете».

При этом Лем, наверное, первым отметил схожесть этого романа Стругацких с романом «Эра чудес» Джона Браннера: «ПАРАЛЛЕЛИЗМ фантастических мотивов (sjuzet) я заметил давно. Это обидное для человеческого разума свидетельство его ограниченности в воображении! Но с Браннером и с «Пикником» — это уже что-то из телепатии: а) пришельцы создают локальные «города» на Земле, и попасть в них нельзя; б) вокруг «городов» царит хаос, закон сильной руки, локальные самозваные «власти, затрудняющие исследования»; в) у границы «городов» и в них самих можно найти непонятные объекты, которые не удаётся познать ни одним из способов, доступных людям, нельзя их «разгрызть». И таких совпадений ещё больше! Как и то, что загадка Пришельцев до конца остаётся неразгаданной загадкой… (…) Если бы «Пикник» не проваливался так неприятно в эпилоге, и ещё если бы был менее «сплющен» — мелкий — в перипетиях героев — это могла бы быть изумительная вещь. Задатки были! И что бы там с Браннером ни совпадало, «Пикник» значительно лучше в художественном смысле».

В послесловии Лем отметил: ««Пикник на обочине» основан на двух концепциях. Первая — это (…) стратегия неразгадываемости тайны пришельцев. (…) Вторая — это реакция человечества на Посещение, отличная от обычной в научной фантастике. (…) Посещение в «Пикнике» — это не странность для странности, а введение исходных условий для мысленного эксперимента в области «экспериментальной историософии», и в этом заключается ценность этой книги». Лему не понравилось окончание романа: «Не авторский комментарий должен уводить нас от навязываемого структурально решения, а сами события в их объективном виде. Поэтому локально мощный эффект эпилога портит прекрасное целое книги». Впоследствии, отвечая на вопрос о советской научной фантастике, Лем отметил: «Собственно, кроме пары книг, таких как «Пикник на обочине», я не нашёл там ничего такого, что бы меня восхитило. Эта книга Стругацких вызывает во мне своеобразную зависть, как если бы это я должен был её написать. С повествовательной точки зрения она безумно увлекательна, хотя авторы немного и хватили через край».