Уйын Полоза. Книга первая - Дед Скрипун Страница 12

Максим устало опустился на стул. Он уже убивал людей. На войне нет ангелов. Но там круговерть боя, там настрой на смерть, там некогда раздумывать. Кто первый выстрелил и попал, тот и вернулся домой. Тут же все то же самое, но по-другому. Вроде честно: глаза в глаза. Убил хладнокровно и расчетливо, пусть и того, кто этого достоен, кто сам был готов убивать, кто хотел его смерти ради удовольствия, а теперь лежит с дыркой в голове, и его обыскивает бывший светила науки. От чего же так погано на душе? Нет, все правильно. Баклан заслужил того, что получил.

Руки Гвоздева подрагивали, избавляясь от вплеснувшегося на дуэли в кровь адреналина. Так всегда бывает, перед боем пробивает нервная дрожь сомнений, в бою невозмутимость и спокойная сосредоточенность, а после накатывает, и нужно время, что бы отпустило. Не он первый, и ни он последний.

Дверь скрипнула, и в зал вбежал возбужденный Профессор, едва не подпрыгивая от радости. Удивительно, как изменился старик всего за один только день, в глазах засветилась надежда, а плечи гордо расправились. Он подскочил к столу:

— Вот. — Выпалил скороговоркой. — Нашел маузер, четыре обоймы к нему, еще россыпью патронов с полсотни, штык нож, и самое главное! Два изумруда, три сапфира и мелочью слюды немного. Тут целое состояние.

— Забери себе! — Максим устало прикрыл глаза.

— Что? — Не понял Профессор.

— Себе забери говорю. — Устало прошептал парень. — Мне этого ничего не надо. Лишний хлам в дороге только помеха.

— Это слишком щедро для меня. — Старик растерялся, и недоуменно посмотрел на Гвоздева.

— Не хочешь, тогда выкинь, или подари кому-нибудь. — Все так же не открывая глаз, безучастно произнес Максим.

— Ну уж нет. — Хмыкнул Профессор. — В коем веке удача привалила, а ты мне: «Выкинь», — нашел дурака. Мне лет десять безбедно жить с таким-то хабаром. — Он сгреб все со стола в потертую холщовую сумку, которую постоянно носил через плечо.

— Ваш ужин. — Подскочил в этот момент Шашлык ставя на стол блюдо с жаренным гусем, и все такую же глиняную кружку, но уже сделанную более качественно, с пивом.

— Спасибо. — Максим открыл наконец глаза. — Но я не один. Ты забыл про Профессора. Неси все то же самое и ему, я заплачу.

— Один момент. Все будет немедленно исполнено. Ваш друг — мой друг, ваш гость — мой гость. — Шашлык скрылся в дверях кухни, но через миг появился вновь, с еще одним подносом, и еще одной кружкой. — Приятного аппетита, а на счет платы не беспокойтесь. За счет заведения. — Улыбнулся заискивающе он, попытался еще что-то добавить. Не решился, но и не ушел, а остался стоять.

— Что-то еще? — Посмотрел на него Максим. Тот опустил в пол глаза. Видно было, что ему что-то надо, но что? Он сказать боялся. — Да говори ты, не мнись. — Подбодрил его парень.

— Тут такое дело... — Тот пошамкал губами, подбирая слова, и набираясь смелости. — Не могли бы вы мне уступить вашу рабу? — Выпалил Шашлык и поднял глаза, но столкнувшись взглядами с посетителем, отвел в сторону. — Не сомневайтесь, я хорошо заплачу.

— Рабу? — Сначала не понял Гвоздев, но тут же вспомнил слова Угрюма после дуэли. — Рабу... — Протянул он задумчиво. — Вот что любезный. Пригласи-ка сюда, хочу посмотреть на нее и поговорить.

Тот поклонился и вышел, и через некоторое время в зал вошла девушка, та, что перекрестила его перед схваткой с Бакланом, а хозяин «Едальни», остался стоять на пороге кухни, выглядывая из-за угла, и не решаясь подойти. Она остановилась около стола и склонила обреченно голову. «Дрожащая на ветру былинка, одетая в дырявый серый балахон». — Подумал, увидев ее Гвоздев.

— Вы звали, господин? — Голос у нее был приятный и, скорее всего, если бы не волнение, то по девичьи звонкий.

— Нет у тебя больше господ, ты сама себе хозяйка. — Нахмурился Максим. — Садись за стол. — Хозяин! — Крикнул он в сторону дверей кухни. — Еще ужин для моей гостии!

Шашлык мгновенно исчез, а девушка нерешительно села на краешек стула, положив руки на колени, и не поднимая глаз. Совсем еще ребенок. Худенькая, кажется, подуй ветер посильнее и унесет. Ладони не по-девичьи грубые, привыкшие к тяжелому труду, нервно подрагивали. Волосы черные, длинные, грязные, спутанные, не видевшие расческу несколько месяцев, а лица не видно, опущено в пол. У Максима сердце сжалось от жалости.

— Ты свободна, у тебя больше нет хозяина. Никто с тобой больше ничего не сделает, помимо твоей воли. — Улыбнулся он, надеясь, что новость ее обрадует, и никак не ожидал другой реакции.

— Да господин. — Хлюпнула она сдавленным голосом, и слеза капнула на ладони.

— Ты не рада? — Удивился парень.

— Рада, господин. — Плечи ее затряслись, а слезы уже полились потоком, намочив ткань балахона на коленях.

— Так... — Максим пододвинул свой стул ближе, взял ее за подбородок и поднял.

Красивое, детское еще лицо, с пухлыми губками, без малейших следов косметики, лоб морщится беззвучным рыданием, а на щеке огромный уродливый, застарелый синяк. С длинных ресниц капают слезы, а в карих, до черноты глазах, тоска и обреченность. — Что случилось? — Гвоздев произнес это как можно более нежно, вложив в тон всю доброту, на которую был способен. — Говори не бойся, я не твой хозяин, я твой друг.

— Зачем мне свобода?! — Внезапно прорвало душу девушки сдавленным криком. — Не пройдет и недели, как найдется очередной Баклан, может еще хуже прежнего садист. Ничего не изменится, я вновь стану рабой. Одной мне не выжить в этом мире. — Она вдруг упала на колени. — Оставьте меня у себя, господин. Молю. Не смотрите, что я маленькая, я сильная, я многое умею, я буду стирать, готовить. Все, что скажете...

Максим опешил. Такого он никак не ожидал. Что делать? Взять с собой нельзя, ему нужна свобода, а она будет помехой. Но как бросить беззащитного ребенка? Это подло, он так не сможет.

— Успокойся, все будет хорошо, я позабочусь. Как тебя зовут? — Он поднял ее с колен и