Гримёр и муза - Леонид Латынин Страница 13

без иллюзий. Это только микробу, живущему в кратере действующего вулкана, нужно воображать, что он в раю, дабы выжить, а Великий Гример, наоборот, чтобы не было скучно, иногда должен придумывать себе развлечение, ковыряя в носу, лежа в постели, чтобы чувствовать себя как все. Но не сегодня — сегодня ему не до скуки, он закончил свою пару, вполне доволен работой и в своем благодушии совсем забыл о ссоре с Таможенником, которая в действительности была пустячной, да и чего между друзьями не бывает. Надо сказать, оба обязаны друг другу: один в свое время сделал другого Таможенником, а тот, другой, в свою очередь, сделал сделавшего его Великим Гримером. Почитай как лет десять они вот так и ведут этот Город, помогая один другому. Но, справедливо считают в Городе, самая крепкая любовь — короткая; самая прочная дружба, которая вовремя кончается. Так-то оно так, но дружба Сотой и Музы — это ее частное дело, а вот Великого и Таможенника — тут другой коленкор: от того, к а к у них, покой Города зависит. Но все люди, все прыгают. А жаль. Хорошо, если б Таможенник и Великий не прыгали, а как-нибудь помертвее, что ли, были. Помертвее? Ну не помертвее, так бесчеловечнее, что ли?

Увы, на любой линии, с любым именем, внутри не перестает существовать человечек, даже если он и невидим. И в этом вся причина? Может, и другая, но это пока не моего письма дело.

Сейчас бы, наверное, Таможенников человечек человечку Великого горло перегрыз, если б числились они в пределах даже первой сотни. А так — накануне завтрашнего выбора Главной пары, празднуя с Великим окончание его самой удачной операции (ведь это только подумать: степень подобия — минус ноль и три сотых — такого, пожалуй, у него за все время работы не было. Даже у Таможенника эта степень только чуть выше). Так вот, раз так удачно сложились последние дни у Великого и — хороший результат, а для мастера результат не последняя вещь, это тебе и цель, и перспектива, и движение, ты думаешь, Таможенник зол и неприветлив или, что одно и то же для умного глаза, притворно мягок и мил — ошибаешься, на сегодняшний вечер Таможенник убедил себя (это не каждому доступно), что ближе Великого и друзей нет, что истинная правда. И что тот сделал Таможенника Таможенником (что справедливо тоже). И что этот человек ему мил и приятен в своей удаче и в широте. Ну Бог с ними, с пустяками расхождений, которые сегодня приятны Таможеннику, как привычные комната и кресла, сад, в котором можно в любом выборе давить птиц, единственные в Городе — даже у Таможенника этого нет — картины, на которых множество разных лиц и которые, конечно, интересны и опасны своей непохожестью. И даже Таможенник, боящийся сомнения как огня, никогда бы не повесил их у себя. У каждого в доме много картин и портретов, и на всех варианты Образца — сидя, стоя, лежа, на бегу, в фас, профиль, сверху и сбоку, и каких только нет, и в окружении лиц, аналогичных Образцу, но с соответственными степенями подобия. Опытному глазу не стоит и труда определить, кто — кто. А каждый глаз в Городе в этом смысле профессионален… В общем, что там говорить — приятно, привычно, уютно, удобно, свободно Таможеннику с Великим! Удобно, приятно, свободно, повторяет он сам про себя сначала, а потом настолько начинает ощущать это, что даже перестает д у м а т ь так, а начинает так ж и т ь. Все ему нравится в Великом, его руки, руки мастера, неторопливая речь, его смешной рассказ о том, как его пара, сегодня увидев друг друга после последнего сеанса, расплакалась и они бросились от счастья друг другу на шею, а уже последние пять лет они ни разу не обнимали друг друга. И вдруг — опять любовь вернулась, и это не притворство, а рукотворная любовь. И не вечер для обоих, а что-то вроде карнавала, тихого, замедленного, с фейерверками, масками — незатейливыми, милыми, смешными. И когда Таможенник напоминает Великому их ссору, тот смеется и даже плачет, — как же они глупы в этой короткой жизни, что могут ссориться, хотя, может, и это нужно. Все нужно, и все можно, в конце концов, человеческие эмоции и двигают, и творят историю. Хотя какая там история. Ведь они знают, чего стоят эти куклы, которые только воображают себя людьми. Они прыгают, вертятся, зависят от перемены номеров и места в Городе. А и места, и перемена номеров — во власти Таможенника и Великого, а больше ведь и нет ничего у этих кукол. Да, говорит Таможенник, эмоции — это хорошо, и, может, даже то, что мы можем говорить об этом, тоже на дороге не валяется. Доверие — вот смысл жизни, а в этом Городе только мы можем говорить все друг другу. И сам Таможенник верит в то, что говорит, и сам поражен своим открытием. И оба довольны вот этим приятным вечером, каких у них впереди еще о-о-о… А что ссора помогает и катализирует отношения, это надо учесть. Это и разобщение, и одновременно повод испытать друг друга в доверии. Только давай, решают оба, случится что, не таить столько времени в себе, говорить об этом сразу. И тут две нежные души не выдерживают и обнимаются. О завтрашнем вечере почти не говорят, да и чего говорить — сценарий написан, роли распределены, иллюстраторы покажут то, что надо, даже если это будет не так. Уж сколько лет без осечки.

— А ко мне скоро баба придет, — сообщает Великий.

И это можно, до чего у них все просто.

— А я как всегда, — отвечает Таможенник.

И это можно, потому что каждый каждому готов последнюю мыслишку на свет Божий вытащить.

И когда Великий рассказывает, как его новая баба дрожит и как она закусывает зубами покрывало, чтобы не разораться, все-таки при Великом неприлично, — Таможенник спрашивает разрешения, чтобы остаться и посмотреть. И Великий доволен: конечно, это даже острее. Они знают, а она нет… Точно: оба такого вечера за всю жизнь не имели, счастливее вдвоем, пожалуй, и не были, все-таки мужская дружба ни с чем не сравнима. Таможенник идет в соседнюю комнату, плача и не стыдясь своих слез, а бедная Сто с чем-то на дожде простояла час, пока наша пара убеждалась в общей прежней, неизбывной, вечной, верной