Леди Ру - Владимир Станиславович Елистратов Страница 13

Посидели за столом, поели Ленкиных разносолов. Попили пива. Поболтали. Ленку прорвало на анекдоты. Мама все больше слушала, улыбаясь, качала головой. О моих бедах я ей, разумеется, ничего не говорила. Сказала: отпуск. Пару недель дали отдохнуть и отоспаться.

Потом мы с Ленкой легли спать. В обнимку на печке. Проснулись в темноте. Вышли, погуляли по деревне. Кое-кого встретили из местных, обменялись новостями: в основном – кто помер, кто еще жив. Новости в стиле «Рашн ньюс». Вернулись, опять поели. Опять легли спать.

На следующий день – все то же самое. Я чувствовала, что постепенно прихожу в себя. Мобильный я отключила еще по приезде и даже не пыталась включать.

За столом и во время прогулок Ленка все время болтала про то, как все будет хорошо. И мне становилось все лучше и лучше от ее болтовни, от мелкого октябрьского дождика, от маминого топтания.

В воскресенье вечером Ленка уехала. Я подвезла ее до электрички. «Через пару недель увидимся», – сказала она.

– Увидимся, – повторила я.

Я вернулась в дом и заснула.

Так прошло десять дней. Трижды я ходила на кладбище. Посидела у родных могил, очистительно поплакала. Поплачешь на могиле – и вымывается из тебя скверна.

Октябрь тоже плакал. Он выдался теплым и дождливым. Дождик шел мелкий, шуршал, как будто кто-то от скуки или в задумчивости пересыпает небесную крупу. Пахло мокрым палым листом, сладко, с карамельным привкусом. Или как чернильной промокашкой в детстве. Регулярно выступало солнце. Часа на два. И опять начинало моросить. И моросило, моросило…

В лесу было много грибов. Вроде бы давно октябрь – а грибов, как в сентябре. И дух в лесу стоял словно бы грибной. Странно. Все странно стало на этом свете.

На одиннадцатый день моего пребывания в Крестах я в очередной раз сходила в лес. Затем – на кладбище. Вернее – на погост. Постояла у могилы бабушки. Теперь мне уже не плакалось – думалось. Раньше что-то темное мешало думать о хорошем. Слезы вымыли темноту – и стало светлее. Не торопясь побрела домой. У кладбищенской ограды нащупала в кармане плаща мобильник, автоматически, не задумываясь, включила. МТС плохо, но брал. Включила – и даже вздрогнула. Высветилось: получено тридцать три сообщения. Все тридцать три – от Аладдина. Получалось, что он писал по три раза в день.

Сообщения были примерно одинаковые:

«Евдокия, привет. Срочно перезвони! Аладдин».

Или:

«Есть важная информация. Где ты есть? Перезвони срочно. А.»

Или просто:

«Перезвони!»

Было и такое, без знаков препинания:

«Перезвонишь ты б…дь или нет!»

Я перечитала все сообщения. Поймала себя на том, что хочу угадать: хорошее сообщит Аладдин или плохое. Внутренне я уже решила: если узнáю или даже почувствую плохое, не буду звонить. Последнее, тридцать третье, сообщение было следующее:

«Евдокия! Звони срочно. Мой московский номер 319 27 19. Моб. тот же. А».

Странно. Может, Аладдин у своих братьев? Я подумала, прошлась вперед, пока на связи не высветилось еще несколько квадратиков. Почему-то здесь, на погосте, лучше всего связь была у старой засохшей треснувшей ивы, вросшей в старую ограду. Раньше, в моем детстве, здесь висела тарзанка. Ива тогда еще была сильной и зеленой. Самым крутым трюком было раскачаться и, когда тарзанка над забором, – сигануть через забор. Прыгнешь раньше – можно долбануться об забор. Промедлишь – упадешь раскорякой в крапиву. Надо поймать точку над забором. Тогда улетишь далеко. Мы так и прыгали: кто дальше. Это называлось: тарзанить. Я прыгала дальше всех девчонок и многих мальчишек. Меня даже одно время так и называли: Тарзаниха.

Я набрала код Москвы и московский номер. После первого же гудка трубку взяла женщина, совсем молодая. Это была не Люба, жена Аладдина, нет.

– Компания «Трансмед». Добрый день.

«Трансмед какой-то…»

– Здравствуйте. Будьте добры Аладдина…

– Аладдин Ахмадович в командировке. Представьтесь, пожалуйста.

– Я… Евдокия… Ивановна…. Русакова.

– Погромче, пожалуйста, вас плохо слышно.

– Ру-са-ко-ва.

– А! Евдокия Ивановна! Очень приятно! Вы в Москве? – Голос девушки мгновенно сделался неправдоподобно счастливым. Как у Коровьего, говорящего с Босым.

– Н-н-нет…

– Срочно приезжайте. Аладдин Ахмадович разыскивает вас уже больше недели. Сегодня – среда. Желательно, чтобы завтра вы зашли в офис. За четверг и пятницу мы оформим документы, а в понедельник отдадим на подпись начальству.

– Какие документы? – спросила я тихо. Наверное, саму себя. Но девушка меня не слышала. Она продолжала радостно тараторить в эфире, в котором так же радостно трещали какие-то далекие, по-новогоднему бодрые петарды помех:

– Может быть, даже удастся подписать в пятницу. Это было бы прекрасно, но все зависит от самочувствия Тимура Тимуровича. Хотя в общем-то это не принципиально. Можно и в понедельник. Но лучше бы в понедельник уже приступить к работе. А за полнедели можно оглядеться. Расселиться. Квартира у вас неплохая. Двушка. Пречистенка. До офиса пять минут пешком. Служебная «шкода». Пока не «мерседес». Так что приезжайте. С нетерпением ждем. Как только будете в Москве, звоните по этому телефону. Меня зовут Алла. Во сколько вы завтра будете в Москве?

– В середине дня, – ответила я. – Может быть, в три-четыре…

– Прекрасно! Ждем! До встречи, Евдокия Ивановна! Всего доброго!

– До свидания.

Тимур Тимурович, Пречистенка, «шкода» – все это было слишком. Я набрала номер Аладдина.

– А! Евдокия! Все-таки позвонила! – напевно, как наевшийся шербета муэдзин, заорал Аладдин в трубку. – Ну что ты там спряталась?.. Я тебе, можно сказать, как пламенный любовник, эсэмэски шлю, а ты молчишь, как, б… дь, Несмеяна-некрофилка. Срочно езжай в Москву. Позвони по телефону, который я тебе дал.

– Уже.

– Хорошо. Потом все объясню. Тут так… по мобиле не расскажешь. Что-то вроде сказки здесь получилось… Про Золушку читала? Она сначала, как шнырь опущенный, толчок за мачехой мыла, а потом раз – и типа Романа Дерипасковича стала. Я думал, такого в жизни не бывает. А оказывается – бывает. Я вот в командировке. В Лондоне я, Евдокия. Стою вот, в Темзу плюю. Тьфу! Вон тьфука моя полетела… Вах! Сейчас поплюю еще полчасика и в отель пойду. «Хилтон» называется. Буду лежать на диване и английский учить. Зис из э тэйбл. Ай эм ан азербиджаниш пайаниэр. Ту би, б…дь, ор нот ту би… Знаешь, как этот их местный зануда дядя Омлéт говорил… До сих пор местные авторитеты на этот вопрос дяди Омлета не ответили. Завтра вечером обратно в Москву полечу. Увидимся. Все, давай, до связи, Евдокия.

Дома я сказала маме:

– Кажется, меня переводят в Москву.

– Вот и хорошо, Дусенька моя, вот и хорошо. Господь тебя храни…

Ночью я лежала и думала. Стоило закрыть глаза – и мне представлялся полет тарзанки. Сначала – раскачиваешься. Могилы, могилы, забор, поле…