Лестница в небеса. Исповедь советского пацана - Артур Болен Страница 130

мол, коммунист-то липовый! Грешит, сукин сын! Высокомерен, советы товарищей не слушает, ходит налево, уклоняется вправо, пьянствует, автомобиль в личных целях использует, и вообще «свинячит». Это было серьезно. Особенно если грешник встал кому-то поперек дороги. Это держало в моральном тонусе. Отсюда мрачность партийных чиновников высокого ранга – всегда зажатые в нравственные и идеологические догмы, идущие вразрез с простыми человеческими желаниями, они страдали и всегда были начеку.

Теперь свинячили открыто, весело, с огоньком. Кутежи в ресторанах ничем не отличались от кутежей купцов первой гильдии при царском режиме. Чванство нуворишей было карикатурно-индюшачьим. Баловни фортуны жили напоказ, словно догадываясь, что их век недолог.

Мой друг Славка, разбогатев в середине 90-х, купил себе черное модное пальто, нанял водителя, который возил его по городу на «Мерседесе» и совсем перестал говорить о литературе. Только о деньгах и своих новых, московских знакомых из Белого Дома. Когда я настойчиво склонял его к писательской теме, он хмурился, вспоминал, как будто далекое прошлое, с трудом и неприязнью, выдавливал ставшие чужими слова.

– Да, было, помню, поэма в трех частях…Что-то про благородного рыцаря, кажется… Сейчас литература не нужна. У нас с Гуринским сейчас на стапелях новый проект. Будем пиарить одного кремлевского чувака в Германии. На русском, на немецком и английском. Тираж – 50 тысяч экземпляров. Если выгорит – куплю себе домик в Испании, уже присмотрел.

– Понимаю. Ну а для вечности? Для большой литературы? Для души?

– Душу счет в банке лучше всего греет. Миша, я не хочу быть навозом для будущих поколений, вот и все. Корпеть над грязным листком бумаги, выдумывая благородные образы, а потом питаться дерьмом из дешевых магазинов? Увольте. Живем один раз. У нас есть один клиент в Москве…

О клиентах в Москве он мог говорить часами, доводя меня до полного уныния и даже бешенства. Это был какой-то бесовский морок. Ни единого теплого лучика из серых облаков! Монотонный холодный дождь из скучных слов про клиентов, банки, деньги, счета, заказы, рестораны, гостиницы… Хотелось нащупать рубильник и выключить этот чертов монолог, а вместе с ним и растворить в воздухе это пугало в черном пальто, с одутловатым лицом и пустыми, слезящимися глазами, которое когда-то было романтическим остроумным Славиком.

А кем был я? Как-то в конце 90-х, в обеденный перерыв, гулял я по привычке по перрону Витебского вокзала. Привычка была странная и я никому на работе о ней не рассказывал. На вокзале душа моя расцветала, как когда-то в лесу. Может быть, в памяти воскресали воспоминания о многочисленных путешествиях, которые прочно связывались с этими резкими и вкусными запахами угольной пыли из открытых вагонов, маслянисто-горьким ароматом мазутных шпал, дымком дешевых сигарет и папирос, стоявших в ожидании людей… Волнующей музыкой звучали эти несносные оглушительные звуки вокзальных динамиков, которые всегда неожиданно пугали людей строгим женским голосом откуда-то с небес, возвещая то прибытие, то отбытие поезда, яростно чирикали и устраивали кучу-малу воробьи, отчаянно гудел в пластмассовую трубу ребенок… Я просто бродил под стеклянными сводами вдоль вагонов, вглядывался в лица отъезжающих, в которых причудливо сменялись тени радостного предвкушения и грусти; погружался в детские воспоминания, мечтал, как придет лето, я сяду в поезд и уеду в деревню, забуду проклятую газету и буду, как буддист смотреть на стремнину реки Великой, погружаясь в сладостную нирвану…

Однажды я прислонился к перилам и стоял так долго-долго. Вдруг рядом раздался голос.

– Молодой человек!

Я поднял голову. Передо мной стояла пожилая женщина, которая смотрела на меня с состраданием.

– Не переживайте, молодой человек. Все наладится! Вот увидите. Все пройдет!

Не цыганка. Не попрошайка. Не проститутка. Обыкновенная женщина лет пятидесяти, с усталым, добрым лицом.

– Да я, собственно… я просто задумался, извините, – пробормотал я. – С чего вы взяли…

Женщина улыбнулась, тронула меня за рукав, как бы заграждая мою речь, и ушла прочь. А я остался стоять с разинутым ртом.

Вообще-то я представлял себя другим. Сильным, статным, уверенным в себе молодым человеком, которого любят женщины и уважают мужчины, физиономия которого примелькалась на ТВ и в газетах, краткая биография которого напечатана в «Синих страницах»… Потерял бдительность, как начинающий неопытный шпион, и на тебе… Разоблачили. И кто? Какая-то сердобольная тетка. Но сколько же муки было написано на моем лице, если оно, как светофор привлекало внимание на многолюдном вокзале?

То был трудный год. Мы только что переехали с улицы Декабристов на Апраксин двор. Тиражи не росли, и каждый вторник на совещаниях я чувствовал себя, как на жаровне. С утра до вечера я придумывал, как мне увлечь читателя какой-нибудь остроумной выдумкой, какой-то убойной темой. Только купи, родной, газету и ты не пожалеешь потраченного фартинга. Все для тебя, тупой, бессмысленный урод!

Как-то Саша Потехин, уже снявший вериги вице-губернатора, будучи навеселе, рассказал занятный случай. Миллиардера Евтушенкова, у которого работала в то время супруга Александра, в минуту редкой релаксации осенила глубокая (не смеюсь) мысль.

– А ведь мы уже не молоды. Сколько нам осталось? Полноценной жизни, когда еще не угасли желания, лет 15, от силы 20. Миг! Хочется прожить их по-человечески. А то ведь придет пора уходить, и кроме совещаний вспомнить будет нечего.

Миллиардер был взволнован, уверял Потехин, по-настоящему и говорил искренне. (Сашка был атеистом, а для атеиста миллиардер уважаемая фигура, почти как святой для верующего). Я заметил, что смерть богатых людей буквально обижает. Словно их кинули как последних лохов. Как же так, ведь старались, работали, не покладая рук, копили, наконец разбогатели и куда теперь все это девать? А где же счастье? Погодите, дайте еще лет тридцать, а лучше пятьдесят и таблетку, чтоб ничего не болело.

«Кому на Руси жить хорошо?» – призадумался как-то миллионер Некрасов и даже написал поэму на эту тему. Похоже, тоже припекло на старости лет. Кто счастлив? Когда мне приходится читать чью-то биографию, я прежде всего смотрю на годы жизни. Например, прожил человек 82 года. Неплохо. До революции не дожил – слава Богу! Особо не болел, стал знаменитым, жена любила, дети обожали, не разорился – мне б так жить! Какого же лешего этот счастливый человек ночью сбежал из дома и отправился помирать, как бездомная собака, куда глаза глядят? От чего убегал бывший миллиардер Березовский, когда накинул себе петлю на шею? От голодной смерти?

Что тебе, человек, вообще надо для полного счастья? Власти? Но все известные в мировой истории тираны с неограниченной властью были несчастны (Наполеон на финише своих лет признавался, что у него было в жизни всего-то два-три счастливых