Лестница в небеса. Исповедь советского пацана - Артур Болен Страница 134

друг друга в стычках за добычу еще в 90-е годы. Оставшиеся в живых пересели в «Мерседесы» и не маячили в общественном транспорте. Многие спились и были непригодны даже для мелкого хулиганства. Некоторые жлобы стали перекрашиваться в порядочных, хотя в советское время выглядели устрашающе, как бармалеи. Прогресс помаленьку приносил плоды. Помог и кинематограф. На сцену вышел новый герой. Он мало говорил, не рвал себе рубаху на груди, не пил водку стаканами, не истерил и не ругался, как малахольный гопник. Он молчал, но демоническое лицо его не обещало ничего хорошего. Он умел смотреть так, что хотелось спрятаться. Он бил и стрелял без промаха. Безжалостность его была запредельной. При этом, если его не злили враги, он был вежлив, носил чистые рубахи, блестящие ботинки, модный галстук и дорогие костюмы, хорошо справлялся с вилкой и ножом за столом и мог отвесить остроумный комплимент красивой женщине. Было с кого брать пример подрастающему поколению. Популярные во дворах 60-70-х типажи «а ля Промокашка» доживали свой век на зонах.

По подвалам и помойкам расползлись алкоголики, которые отвращали от пьянства и тунеядства убедительнее, чем самая оголтелая пропаганда.

За «базар» и взятые на себя обязательства приходилось отвечать. В годы моей юности набрать долгов, а потом забыть про них «до лучших времен» было плевое дело. Посмеиваясь, должники говорили: «Всем прощаю!» Иногда дать в долг означало откупиться от приставалы.

Но вот пришли новые учителя с наколотыми генеральскими погонами на плечах и взялись учить дурака-обывателя по понятиям. Всерьез. Расхлябанности, безответственности, разгильдяйству, бессовестному вранью бандиты объявили беспощадную войну. В стране началась азартная охота за должниками. Излюбленное «завтра отдам!» больше не срабатывало, потому что будущего у должника не было. По той же причине не срабатывало и «я больше не буду!» Проблемы решались исключительно в режиме «здесь и сейчас». В кругу моих интеллигентных знакомых случилась неприятная история. Молодая семья, решившая разбогатеть на примитивной схеме «купил-продал», заняла у друзей 10 тысяч долларов. Знакомые – вполне приличные люди с высшим образованием и гуманистическими идеалами. Прошел срок, а денег нет. Должники разводили руками, улыбались, приглашали на чай, поговорить о Маркесе или Брехте, предлагали билеты на концерт; обещали вскоре разбогатеть… Но время шло, а богатство не прибавлялось. Тогда молодые стали по старой отечественной привычке в подобных случаях избегать своих заимодавцев. На телефонные звонки не отвечали. Сами на встречу не напрашивались. Так прошло несколько месяцев. Наконец, Боря (назовем его так) подкараулил Мишу (назовем его этак) у парадной, вечером и объяснил, что, если деньги не появятся к исходу недели, весь долг перейдет в распоряжение известной бандитской группировки. И они вытрясут все, до последней полушки. Удивительно, но деньги нашлись! Я говорю «удивительно», потому что, будучи в теме, думал, что денег действительно нет. Нашлись! Мне удалось сохранить нормальные отношения с обеими сторонами, но вот друг друга они видеть после этого не могли. Причем каждый считал себя обиженной стороной.

«За базар – ответишь!», – эти слова быстро вошли в обиход. За оскорбление можно было и пулю получить в живот. Шукшинские «чудики» нервно курили в углу. Они быстро скатились в разряд никчемных слюнтяев. Страна со вздохом облегчения избавлялась от рефлексирующих интеллигентов и болтунов. На смену приходил делец и решала. Даже заведомый пустомеля теперь укорачивал язык, чтоб не попасть в разряд придурков. Умные прятали свой ум, чтоб не прослыть умниками, то есть неудачниками. Шашки и шахматы стремительно теряли популярность. Образованные не выпячивались. Очень хочется показать всем свою значимость? – купи новую иномарку и грейся в лучах зависти и почтения. А с умом не лезь. А то и по голове можно огрести…

Конечно, лично я, как и многие другие, ждал расцвета культуры. Той самой, необыкновенной, о которой грезилось нам, дуракам, в конце 80-х. Которой не бывает и быть не может. Так ведь и правового государства кто-то ждал, и демократии, и рыночных отношений. А получилось, как всегда.

Еще каких-то лет двадцать назад карьеризм высмеивался, а карьеристов презирали. Теперь успех стал идолом, которому поклонились все. Началось великое капиталистическое соревнование «кто круче».

Если в начале 90-х путь к успеху был подобен штурму Измаила, то в нулевые это было уже терпеливое восхождение на Эверест. Одной безрассудной смелости было мало. Мало было и ума. Требовалось выносливость и твердость…

У Китыча и Андрея не было ни того, ни другого. Вход в средний класс для них был не просто закрыт, но – замурован. Несмотря на то, что они были крайне непохожи, в главном они были единоутробными братьями. Андре читал Марселя Пруста и Джойса, писал на досуге японские хокку, слушал «Лед Зеппелин» и Густава Малера, смотрел Тарковского и Бергмана и любил армянский коньяк, подогретый в ладонях. Китыч читал исторические романы про викингов и пиратов, писал последний раз только объяснительные в отделении милиции, с удовольствием смотрел диснеевские мультики и любил холодный спирт, разбавленный один к трем. Но тот и другой неизменно выбирали в своей жизни «хочу», когда в дверь настойчиво стучало «надо». Интересно, что в стране Советов такая жизненная философия не вызывала осуждений. Скорее наоборот. «Хочу» – означало некое своеволие, которому противостояла скучная общественная мораль. «Надо» было парторгу Петрову в ЛПОГЕ №2, когда он взывал к дисциплине на собрании шоферов, надо было главному редактору многотиражки «Путь в бездну» Тютькину, когда он взывал к читателям поднять производительность труда, а шоферу Никитину и корреспонденту Бычкову надо было только одно – чтоб их оставили в покое.

Ну и оставили… Китыча с перебитыми ногами после аварии в 90-м году, Андрюху у разбитого корыта, когда закрыли автостоянку, которую он охранял 13 лет после того, как сбежал из газеты. Надо было как-то переформатироваться, чтоб встроиться в новую жизнь. Но ни у того, ни у другого не было ни сил, ни желания. Китыч пристроился таскать мешки на складе и честно пропивал зарплату за неделю, а потом питался картошкой и гречкой; Андре подвизался одно время у меня в «Вечерке» литературным обозревателем, но литература в России к этому времени утратила всякое величие, а писатель из властителя человеческих душ превратился в посмешище и символ неудавшейся жизни: Андрюха быстро остыл, разочаровался, скис и повис на плечах супруги, которая, к счастью, крепко стояла на ногах и мужественно содержала и мужа и сына.

Вымерли все мечтатели, ожидающие волшебного часа, когда придет необыкновенная удача и все наладится само собой. Умирала и великая советская культура.

«Скоты, – бормотал Андрей, возвращаясь со мной после обеда в офис редакции. – Ничего, скоро подавитесь своей