Журнал «Искатель» - Искатель, 1997 № 09 Страница 14

— Да и мне с орнитологами пьянствовать не приходилось.

В пузырьке была водка, настоянная на калгане, а в термосе душистый земляничный чай.

Они сделали по несколько глотков настойки, а потом, слегка разомлевшие, пили чай: Корнилов из алюминиевой кружки, Борис Федорович — из пластмассового стаканчика.

Внизу, в Оредежи, время от времени плескалась рыба. Было слышно, как за поворотом реки с шумом купаются дети.

Но вся эта благодать не подействовала на Корнилова умиротворяюще. Волна меланхолии с новой силой накатилась на него.

Вот перед ним пожилой человек, наверное, учитель. Пенсионер Игорь Васильевич внимательно взглянул на собеседника. Прикинул, сколько ему может быть лет: стариком не выглядит, но уж точно за семьдесят. Уж если войну под Берлином заканчивал! А вот нашел себе дело — голоса птиц записывает, радуется солнечному утру. И, наверное, не мучается от того, что оказался за бортом?!

Корнилов знал, что завтра приступ меланхолии пройдет, он опять услышит пение птиц, будет радоваться солнечному деньку или долгожданному теплому дождику, серебристой плотвице, вытянутой из реки. Приедет с дежурства жена, и они вечером пойдут прогуляться по старой дороге на Заречье. Будут восхищаться тем, какие богатые нынче вымахали клевера. Все это будет. Беда заключалась в другом: Корнилов не мог разрешить пустяковый вопрос — когда он был самим собой? В тоске или в радости?

Усилием воли он стряхнул с себя оцепенение и стал прикидывать, как бы ненавязчиво, исподволь затеять с Борисом Федоровичем разговор о пещерах. Ему не хотелось показывать свою заинтересованность. Осведомленность случайного собеседника о том, кто оп и где живет, оставляла мало надежды на то, что расспросы останутся секретом для местных жителей. Выручил сам Борис Федорович.

— Редко гуляете в этих местах. Все плотву дергаете у Могильного моста. Да ведь там одна мелочь!

— Зато рядом с дачей. И место красивое.

— Ф-ф-ии! А это разве не красота? — он сделал широкий жест рукой, показывая на реку, на синеющий вдали лес, на береговые кручи. — Недаром тут поблизости Рылеев жил. В Батове.

— И бабушка Набокова.

— И бабушка. А на мызе, в Набоковском особняке, перед войной ветеринарный техникум был, я там учился. Теперь уже и фундамента не найти. Все заросло.

— Мальчишки ковыряются, — соврал Корнилов. — Ищут что-то.

— Чего они там могут искать? Гадят только.

— А я слышал, там какие-то пещеры.

— Ничего там нет. Я когда перед войной учился в техникуме, весь особняк облазил. Любопытным мальчишкой был. — Борис Федорович сказал это с нажимом, как будто Корнилов мог усомниться, что и он когда-то был мальчишкой. — Ничего не нашел, никаких пещер. А дядя мой на водокачке работал, уж он-то все секреты знал. Сказал бы.

— Вы правы. Какие тут могут быть пещеры? Пещеры в горах.

— Да. Гор у нас нет. А пещеры есть. Вам про них недаром говорили. — Борис Федорович явно противоречил самому себе.

— Про пещеры я на рыбалке услышал. Ловил рядом дед старый.

Он и сказал.

— Сухонький, в панамке? Дмитрий Дмитрич! Бывший учитель арифметики. Только как же вы с ним разговорились? Он же глухой как тетерев.

«Опасный ты собеседник, Борис Федорович! — внутренне усмехнулся Корнилов. — С тобой ухо востро надо держать! Тут же выведешь на чистую воду».

— Нет. Тот был без панамки и не сухонький. Крепыш.

— Бородин, что ли?

— Не знаю Да и о пещерах он вскользь сказал.

— Когда я перед войной в веттехникуме учился, — всякий раз, начиная с повтора, Борис Федорович добавлял все новую и новую информацию, — то порасспрашивал стариков. Начинались пещеры в Рождествене, в овраге между церковью Рождества и дворцом Рукавишникова. И шли аж до Батова!

— Под Оредежью?

— Не знаю. Сам не лазил. Но до революции мужики красили поросенка краской и пускали в пещеру. И он на следующий день выходил в Батове.

— Зачем поросенка красили?

— Чтобы без обмана. Вдруг подменят.

— А почему пускали поросенка, а не собаку?

— Запускали и собак, да они оттуда пулей вылетали. Метров десять — пятнадцать пройдет нормально. Только рычит. И тут же с визгом назад. А потом ближе, чем на километр, к пещере не приближается. Вот свинья — животина храбрая.

— Может быть, волки там жили. Или мишка?

— Скажете тоже! В деревне — волки?! Если только двуногие. А вы просто из любопытства спрашиваете или дело какое? — хитрющие глаза Бориса Федоровича так и впились в Корнилова. Игорь Васильевич покачал головой и не смог удержаться от улыбки.

— Ну, Борис Федорович, у вас и хватка! Кто из нас в уголовном розыске служил? А может, вы в годы войны смершевцем были?

— Да, нет! Какой СМЕРШ?! Царица полей — пехота! Я чувствую, вам про пещеры интересно, поэтому и спросил. Вы не думайте, я секреты хранить умею. Так, что если… — он не договорил, глянул на Корнилова многозначительно.

Генерал промолчал.

— Ладно. Я человек доверчивый. Даже попрошайкам в электричке верю. Не верю только нашим правителям. Ворье и жулики. А коли вам про пещеры интересно — слушайте. В конце Церковной улицы до войны стояли скотные дворы и бойня. А еще раньше — часовенка. Так эта часовенка провалилась в одну из пещер. Года три из-под земли торчал купол с крестом. Это я сам в детстве видел.

Два года назад меня разыскал спелеолог. С Питера. Фамилию не помню, где-то есть в дневнике. Я давно дневник веду. Лет сорок. Записываю про явления природы, интересные встречи. Кто спелеолога ко мне послал, не знаю. Видный мужчина, молодой, красивый. С полной спелеологической оснасткой. (Корнилов знать не знал, какая она, спелеологическая оснастка, но прерывать собеседника не стал.) С собакой приехал — с терьером. Поводил я его по окрестностям, показал одну пещеру, ту что еще не обвалилась. Она кажется, и сейчас сохранилась. Только я давно там не был.

Спелеолог сначала пустил туда собаку. Собака не пожелала прогуляться. Тогда он прицепил ее на поводок и — гуляй Вася. Сам туда отправился. Верите ли — пять раз она от него вырывалась. Шерсть дыбом, дрожит, повизгивает. Я все удивлялся, как она своего спелеолога не покусала? Верная псина.

— Ну, и что же он там нашел?

— А ничего. Не решился без терьера путешествовать. Попрощался. Поблагодарил меня и уехал. Обещал привезти своих друзей и обследовать пещеру, да так и не приехал. А, может быть, и приезжал, а ко мне не зашел.

Менеджер по расселению

У подъезда «Прибалтийской» тоже толпились интуристы. Поджидали запаздывающих коллег, чтобы потом рассесться по экскурсионным автобусам и отправиться на свидание с Северной Пальмирой. С подлинным Санкт-Петербургом, а не с его окраинами. С Дворцовой площадью, Эрмитажем, Исаакием, Стрелкой Васильевского острова.

В холле гостиницы стоял приглушенный гул, слоился сигаретный дым. Можно было уловить аромат трубочного табака, затхлый запах сигар.

Фризе внимательно осмотрелся: ни в толпе туристов, ни у стойки администрации, Тосико и ее подопечных японок он не увидел. Когда места забронированы, на оформление уходят минуты.

Вид из номера на Финской залив согрел Владимиру душу. Он любил море, водную гладь, а сейчас залив, позолоченный солнцем, был прекрасен. Вдали просматривался Кронштадт, зеленые берега Карельского перешейка. И неважно, что питерцы называли этот морской уголок даже не Финским заливом, а Маркизовой лужей. Сегодня Фризе эта «лужа» порадовала. Радовали кораблики на горизонте, редкие утренние купальщики на пляже.

«Как жаль, что этим видом я буду любоваться не слишком часто», — подумал Владимир и спустился в вестибюль. Там он не спеша обошел киоски, торгующие полезными и бесполезными мелочами. Купил зубную щетку, пасту, какие-то лосьоны и гели. Его «Прибалтийский» номер должен выглядеть обжитым. Он даже приобрел три розовые махровые гвоздики, с тайной надеждой вручить их вечером Тосико.

Разгуливая по просторному вестибюлю, Фризе все время посматривал в сторону лифтов: не появится ли девушка? Японки и японцы, нагруженные фото и видеотехникой, все время мелькали перед глазами, толпились у киосков. Но это были чужие японцы и японки.

Два коротко остриженных амбала, удобно развалившиеся в низких кожаных креслах, привлекли внимание Фризе тем, что не удостоили его даже косого, мимолетного взгляда.

Сыщик давно усвоил — заинтересованность может выдать не только чье-то пристальное внимание к тебе, но и попытка показать его полное отсутствие.

Высокий блондин в шелковом светло-сером костюме, с идеальным пробором набриолиненных волос, прошествовал мимо Фризе, держа в руке радиотелефон и что-то негромко вещая в него..

Как только блондин приблизился к выходу, оба амбала вскочили. Один из них открыл блондину дверь, другой пристроился в двух шагах позади хозяина.