Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1980 год Страница 14

Этим люди не наносили вреда или разорения и без того малочисленной семье стерхов. У белых журавлей в кладке два яйца. Право на жизнь предоставляется по распоряжению природы сильнейшему. Тот, который покрепче, или заклевывает, или топит слабого.

Забирали яйца с максимальной осторожностью. Стерх — птица пугливая: если ее чуть-чуть потревожить у гнезда, она уже больше к нему не подойдет.

Наконец яйца в чемодане-термосе летят над Сибирью, пересекают Урал и приземляются в Москве. Тут их ждет машина. Еще несколько часов, и они в Брыкином Бору, в доме Панченко, в небольшом инкубаторе.

Пока орнитологи сверху просматривали якутские болота, в Окском заповеднике, в экспериментальном питомнике по разведению редких видов журавлей, кое-что уже было отработано, выяснено. И в этом заслуга его первенцев — Брыки и Кроши. Ведь эксперимент по разведению стерхов в неволе начался именно с серых журавлей

Из всех стерхов, появившихся в Брыкином Бору, выделялся Джордж. Ему не довелось родиться в инкубаторе. Он появился на свет, когда самолет шел на посадку во Внуково. И чтобы не рисковать, его отвезли на московскую квартиру, где и нарекли Джорджем. Через несколько дней он был перевезен в Окский заповедник.

Внешне молодые стерхи были похожи на своих серых родственников. Такие же ярко-рыжие. Даже не верилось, что они должны с возрастом превратиться в белых птиц с черными ободками на крыльях. По характеру они тоже были сходны. Разве только чуть-чуть драчливее. Увидев Брыку и Крошу, Джордж бросился на них и пытался завязать драку. Они с удивлением смотрели на яркого пуховичка и ничего не могли понять. Он подпрыгивал, старался их клюнуть. Но куда ему до птиц, колени которых были выше его головы.

После этого случая, чтобы не испытывать терпения серых журавлей, Джорджа пасли отдельно. Он понемногу осваивался, иногда казалось, что даже кличку свою знает. Юный стерх охотно гулял, азартно охотился на насекомых, с большим удовольствием плавал.

К осени журавлята выросли и превратились во взрослых птиц. Правда, у Джорджа было еще много рыжины. Теперь вся троица была неразлучна. Их пасли вместе. Пастух не гонялся за ними. Стоило ему сесть, птицы останавливались и бродили рядом. Когда человек шел, они спешили за ним. А если кто-то из журавлей, увлекшись чем-либо, отставал, то, заметив опекуна, махая крыльями, мчался со всех ног и догонял его.

До поздней осени, когда упал последний лист с берез, журавлята продолжали гулять. Зиму они провели в питомнике. Их выпускали на улицу лишь в теплые дни. Они охотно ходили по снегу, нежились на солнце. К весне Джордж перелинял и превратился в белого журавля. Лишь несколько рыжих перьев выдавали его молодость.

Снова собираются орнитологи на якутские болота. Они мечтают под Рязанью вырастить стерхов, чтобы путем искусственного осеменения научиться получать от них потомство. И не два яйца, как бывает в природе, а значительно больше. Ученые думают подкладывать их в гнезда серых журавлей. Пусть птицы сами заботятся о них. Кстати, время гнездования, отложения яиц и насиживания у стерхов и мещерских журавлей разное. Тут люди надеются сдвинуть яйценосный период белого журавля и приблизить его ко времени серого.

Осенью над раскрашенными лесами утром и вечером с криками летят журавли. Они собираются в громадные стаи на вспаханных и убранных полях. Тут проводят дневку. Иногда улетают на ближайшее болотце напиться воды — и снова на кормежку. Лишь вечером летят навстречу солнцу, через Пру, на ночевку.

Может быть, пройдет несколько лет, и в этих стаях будут белые журавли Это значит, что в Мещере они обретут новую родину. Потом начнутся у них заботы по устройству гнезда, воспитанию потомства. И появится в списке птиц Окского заповедника новая — стерх.

Игорь Константинов

«Они пришли как освободители»

М имо проносились автомашины, мотоциклы, шли толпы туристов в разноцветных свитерах и шапочках, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами, доносился истошный крик транзистора, хлопали двери магазинчиков, заваленных сувенирами и открытками.

А мы стояли в благоговейном молчании, не в силах оторвать глаз от старинного дома. И оживал тот далекий осенний день последнего года уходившего восемнадцатого столетия. Тогда перед домом нетерпеливо били копытами кони адъютантов Суворова, по ступеням лестниц сбегали офицеры с боевыми приказами, невдалеке дымили солдатские кухни, толпились суровые мужчины — лесорубы и горные проводники. Один из них, тичинец Антонио Гамба, рассказывал о штурме Сен-Готарда. Он сам вызвался провести русского полководца через гряду Альп. В комнате наверху фельдмаршал писал донесение в Санкт-Петербург о только что одержанной победе.

«Начали передовые войски всех трех колонн производить свои действия, неприятель жестоко противился Колонны наши повели атаку и учинили на неприятеля такое нападение, которое принудило его ретироваться»

В составе так называемой 2-й коалиции Россия вела войну с Францией. Осенью 1799 года армия фельдмаршала А. В. Суворова освободила от неприятеля уже почти всю Северную Италию. В этот момент поступил приказ идти в Швейцарию, куда направлялся также русский корпус генерала Римского-Корсакова и где стояли австрийские войска. Оттуда предстояло начать вторжение во Францию. От Цюриха до Тичино на заранее подготовленных позициях были развернуты армии лучших французских генералов, Массены и Сульта, будущих наполеоновских маршалов, и дивизия Лекурба.

Для соединения русских армий в районе Цюрихского озера Суворов избрал кратчайший, но и наиболее трудный, особенно в условиях надвигающейся зимы, путь через перевал Сен-Готард. Там, на высоте 2100 метров, проходила к тому же первая линия обороны французов

13 сентября (24-го по новому стилю) после трех ожесточенных атак с фронта, сочетавшихся с блестящим обходным маневром генерала П. Багратиона, будущего героя Бородина, Суворов овладел Сен-Готардом и затем вступил в Андерматт. Еще со времен средневековья это был важный стратегический пункт на перекрестке путей, ведущих из Италии в Швейцарию, Францию и Австрию.

И вот мы стоим перед домом № 253 по главной, точнее, единственной в Андерматте улице. Сто восемьдесят лет назад этот дом был лучшим в высокогорном селении. Вместе с узкой мансардой под остроконечной крышей в нем целых шесть этажей. Сам дом наверное, остался таким же только потускнели краски его фасада с цифрой 1786 — года постройки, — да обступили его новые здания. На уровне окон второго этажа прикреплена мемориальная доска с надписью по-немецки «Здесь 25 сентября 1799 года находилась ставка генералиссимуса Суворова».

Исторической точности ради заметим что в этот дом Александр Васильевич вошел еще фельдмаршалом звание генералиссимуса он получил за Швейцарский поход 28 октября 1799 года.

Интересно, кто живет сейчас в суворовских комнатах, как они выглядят? Звоним — никто не отвечает. Поднимаемся по обветшалой лестнице, стучим в низкую дубовую дверь.

— Чего вы снизу звоните, входите! — говорит, улыбаясь, невысокого роста человек.

Черные волосы, быстрая певучая речь и стремительные движения выдают в нем итальянца. Живет Микеле Паппада в этом швейцарском горном селении восьмой год, работает на строительстве дорог по десять часов в сутки с тяжелым отбойным молотком. Сюда пригнала его беспросветная нужда он один из сотен тысяч иностранных рабочих, которые в поисках куска хлеба поехали на чужбину.

— Знаете ли вы, чем знаменит ваш дом?

— Конечно, все здесь знают. Напишите на конверте адрес «Андерматт, дом Суворова». Дойдет!

Оглядываем низкие деревянные потолки, небольшие окна, на которых пламенеет герань, старинную раскрашенную гравюру, изображающую какое-то сражение Дом внутри здорово обветшал, но о ремонте, как нам объясняет Микеле, скаредный хозяин и не помышляет ведь он же сдал квартиру рабочему-иностранцу, не нравится — пусть проваливает.

Паппада показывает квадратное отверстие в полу, прикрытое плиткой старого, растрескавшегося паркета. Такие отверстия делались в старых домах, чтобы переговариваться с кем-нибудь внизу. Может быть, и Суворову оно пригодилось? Этажом ниже располагались его дежурные адъютанты.

— Хорошо было бы повесить здесь портрет Суворова, — говорим мы.

— Конечно, — живо откликается Микеле, — ведь он пришел в Андерматт как освободитель!

Гостеприимный Микеле долго не хочет нас отпускать, угощает итальянским красным вином. Со скрежетом открыв ящик старинного комода — уж не стоял ли он в комнате при Суворове? — Микеле с гордостью показывает свою коллекцию марок, в которой есть два десятка советских. Прощаясь, Микеле сжимает своей сильной рукой наши ладони.