Маморитаи - Posok Pok Страница 14

Ссора с Саске произошла более двух недель назад. Младший брат начал избегать его ещё хлеще, чем до этого: с тех пор старший Учиха не мог даже издали увидеть Саске. Тот отлично оправдывает звание одного из талантливейших шиноби своего поколения.

Губы дрогнули в слабой гордой улыбке.

Из-за упрямства Саске ему пришлось постараться, чтобы ежедневно подбрасывать глупому младшему брату заживляющую мазь из Страны Воды — вот какой продукт и без войны находился в дефиците, а сейчас подавно. По крайней мере Саске не отмахивался от незримой помощи. Его шрамы перестали пугать народ своим воспаленным, выпуклым отвергающим видом.

Холод острым порывом ударил в незащищенное горло Учиха. Его спина напряглась, лёгкие горячо вспыхнули внутри, а из царапающего горло вырвался коробящий кашель. Плечи содрогались, ладонь прижималась ко рту так, словно пыталась затолкать кашель назад. Итачи тяжело вздохнул, расплывающимся взором смотря на несколько красных капель на пальцах.

Он вздрогнул, когда услышал зов со стороны выхода из аллеи. Пора выдвигаться. Итачи вытер запястьем губы и поднял дневник, случайно мазнув кровью по чистому, незаполненному листу. К неожиданности Итачи он вспыхнул багровыми кандзи, сеткой расплывающихся иероглифов вертящихся на страницах.

Опешив, Итачи чуть не захлопнул дневник, но вовремя замер, внимательно, близко поднеся его к лицу, всмотрелся в меняющуюся картину.

Все страницы переписались, а обложка налилась подсвечиваемым чёрным неоном. Первая запись датировалась следующим годом после уничтожения клана. Итачи читал, читал…его итак не отличающаяся загаром кожа стремительно потеряла любые краски, зубы до боли скрипели, а пальцы мертвецки вцепились в корешок дневника. Он мог поклясться, что слышал стучащее в ушах сердце, когда отрывками ловил кривую, со скачущими между строчками, преувеличенно большие или маленькие, кандзи, исповедь и мольбу.

«…Сегодня ужасный день. Мальчишки из класса зажали меня в неприметном углу школьного полигона. Они порвали мое платье, кидались мною, как мячиком и отрезали волосы.

Итачи, мне страшно… Меня назвали ублюдком…»

«…На уроке ублажения Мио-сан похвалила меня… Кажется. Я не уверена. Она выставила меня перед девочками и восхваляла мои «навыки изощрённого массажа». Это приятно. Меня в первый раз оценили по достоинству!»

«…Девочки заперлись со мной в туалете. Ино… Ино смеялась надо мной! Она обзывала меня «наивной козой» и «перспективной проституткой». Кто такие проститутки?

Её подружки откуда-то притащили инвентарь для ловушек. Я пыталась убежать, но Сакура КАК ударила в живот, что я, как кукла, которую Итачи подарил в прошлом году, свалилась на пол и ударилась лбом. Было больно.

Мою одежду изрезали ножницами, Ино заставила…заставила вылизывать её грязные лодочки языком. Самый противный вкус в мире! Я словно какашки съела! Опыт был…»

«Сакура облила меня помоями и перед всем классом и Ирукой-сэнсеем назвала «шлюхой» и " ничтожным отродьем», способным зарабатывать на жизнь работой медовой куноичи. Сэнсей объяснил кто они такие и чем занимаются… Почему меня так обзывают? Фу…»

«…Меня подвесили над порогом входа в класс. Леска — отвратительное оружие! Она впивалась в кожу не хуже клеща и намного, намного больнее!

Итачи… Брат… Эти издевательства вышли на новый уровень… Одноклассники воспользовались моей беспомощностью и вонзали в подмышки, щёки и ключицы сенбоны. Я провисела до конца учебного дня. Ирука-сэнсей словно стал слепцом!»

«Почему надо мной издеваются? Почему прохожие смотрят вслед, как будто я падаль или мусор! Почему мне попадаются в овощных ларьках прогнившие продукты? Почему?!»

«…Мою квартиру подожгли. Ровно в час ночи я проснулась от запаха гари и попала в ловушку: огонь взял в кольцо мою пастель и достигал потолка своими языками. Мне пришлось пробираться сквозь него, чтобы попытаться выйти, но дверь оказалась заперта. Смех взрослых мужчин, их гогот надолго пустит корни в моем мозге. Не знаю в какой момент, но я потеряла сознание. Очнулась в больничной палате, с множественными ожогами, жжением в лёгких и горле, в кислородной маске.»

«…Я чуть не замерзла до смерти. На Новый Год кто-то утащил меня в тупик и перекрыл кислород. Пришла в сознание в одном нижнем белье, в сугробе, недалеко от деревни…»

«…Я ненавижу эту жизнь. Ненавижу жителей Конохи, одноклассников, учителей, всех, всех, всех! Чтоб… Чтоб они сдохли в муках! Ненавижу…

…Вчера Киба украл моего котёнка. Прислал глупую записку с временем и местом встречи. Стоило прийти, как Шино запустил в меня огромного паука, а Киба под писк Хинаты привязал к дереву. Я ощущала мохнатые лапы этой твари у себя на лице, как паутина липко расползается по лбу и лезла в рот… Они притащили котенка с крестообразной деревянной конструкцией. Ему выкололи глазные яблоки кунаем, отрезали уши с хвостом, распяли на вколотым в землю крестом и разворотили живот, насекомые Шино впитались котенку под кожу и только тогда писк моего любимого друга затих. Всё время пытки Хината, примерная девочка-скромница, наследница клана и просто красавица, доброта и сердце класса пряталась за ладонями и ничего не делала! Лицемерка!»

На последнем, испачканным темными круглыми пятнами листе запись датируется годом выпуска из академии:

«…Я в крах рассорилась с Саске. Нет, это…

Как же сложно.

…Он ненавидит меня. Сегодня признался в этом без утайки, а я, дура, сорвалась. Наговорила ему все скопившаяся за жизнь дерьмо… Черт, Итачи меня бы по лбу стукнул за эти выражения…

Плевать.

…Не знаю как, но слово, второе, обзывательства — вновь этот «демон», «ублюдок», никакой фантазии — обвинения, и мы летим с лестницы кубарем.

Всё как в тумане. Поднимаюсь, вновь падаю на колени, резкая боль в ушах… Перед глазами проясняется. Чувствую как по шее течет что-то мокрое, а в руках у разъяренного Саске серьги, подаренные мне Итачи. Он сорвал их вместе с мочками…

Ненавижу. Это — последняя капля.

Я соглашусь на предложение белого алоэ.»

Итачи несколько долгих минут сидел без движения под окружавший его шелест осенних листьев и завываний ветра. В грудной клетке кольнуло, изо рта вышел тяжелый воздух, а горло сдавило першением. Он закашлялся в кулак, медленно поднялся и убрал дневник в нагрудной карман жилетки. По дороге к нему спешил раздраженный Шикамару. Итачи бесстрастно стёр капли крови с губ и плавно ступил на встречу Нара.

— Ты в порядке? — первое, что его спросили.

Проницательность Шикамару отразилась тяжелым кивком и молчанием.

— Чтоб тебя… — взлохматил волосы на затылке, развернулся на пятках — Ты заставил нас ждать.

— Были причины.

— Ха? — Шикамару невнятно буркнул под нос — Не важно. Поспешим.

Итачи безответно