Майк Коннер - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06 Страница 15

Я сидел и попивал свой кофе. Чуть погодя подошел Дуэйн. В руках у него был толстый конверт.

— Получил! Тридцать пять здоровых! — Потом, — Эй! А где Одри?

— Ей нужно было на репетицию.

— Ты что, ее снова прогнал?

— Нет. На этот раз ей действительно нужно было идти.

— Ладно. Пошли, разыщем ребят. Сегодня я угощаю!

Мы пошли в тот ресторанчик, где была терраса, откуда был виден весь город. Я заказал жареного цыпленка и салат, и мы разглядывали безделушки, которые купила Ирен, — целый набор, составляющий миниатюрный скотный двор.

— Это еще что за штука, черт подери? — спросил Дуэйн, разглядывая пятнистое четвероногое животное с рогами.

— Корова, золотко. И не чертыхайся.

— Для чего она?

— Молоко. Сливки. Сыр. Гамбургер.

— А как выходит молоко?

— Тянешь за эти рычаги на голове, — сказал Горди.

— Горд, — сказал Дуэйн, — ты мне врешь.

— Эй. — Горди указал в сторону холмов мундштуком своей трубки. — Как вы думаете, что это?

На фоне голубого неба можно было разглядеть нечто, напоминавшее темный завиток дыма. Он смерчем крутился в воздухе. Облачко миновало вершину холма и затем неожиданно рассыпалось на отдельные точки, которые опустились вниз, на землю около палатки Пеннибэйкера.

— Летуны, — сказал я.

— Летуны? Какого черта они тут делают? Они ведь никогда не бывают в Гавани.

— Из-за Возрождения, Дуэйн, — сказала Ирен.

— Чего?

— Я слышала, некоторые из них верят в Иисуса. Ручаюсь, они принесли своих больных для излечения. Этим и знаменит Джим Пеннибэйкер. Властью исцелять больных.

— Они не имеют никакого права появляться здесь, — сказал Дуэйн. — Это наш город.

Ирен дотронулась до моей руки.

— Золотко, — обеспокоенно сказала она, — я думаю, нам лучше отвезти тебя домой.

— Зачем это ему домой? Мы собирались поглядеть мотоциклы, верно, Дуг?

— Послушай, Дуэйн, если один из этих жуков увидит Джи-Ди, они вновь потащат его на ту Скалу. По их закону, он осужден. А что знает один из них, знают все. Так что запускай свой грузовик и вези нас прямо сейчас. Ясно?

Когда Ирен говорила серьезно, было у нее в голосе что-то такое, что заставляло Дуэйна соглашаться — да, мадам. Он подогнал грузовик, и мы поехали по склону назад. Проезжая мимо палатки Возрождения, мы увидели, что там сидели в ожидании несколько сот летунов, нахохлившись и сложив крылья, точно вороны на вспаханном поле.

Увидев их там, я ощутил острую боль утраты. Когда-то они и их город составляли всю мою жизнь. Меня учили уважать их и служить им. Может, Дуэйн и ненавидел их, а Ирен — боялась, но я любил их. Мне нравилось как они выглядят, как звучит их язык и то, как они летали. Я был одним из них — по-своему — из-за Генри.

И как каждый из них, я едва мог переносить одиночество, оторванность от остальных.

Когда мы возвратились на Место, там было спокойно. Заросли лежали в тени, темно-зеленые, с просвечивающими полосками ярко-голубого неба. Я провел остаток дня, помогая Горди убираться и распиливать упавшие ветки. Затем я вернулся к себе в хижину. Я привел себя в порядок, проскользнул мимо Ирен и Горди и отмахал четыре мили до размытого моста. На Рэйндж-Лайн я остановил фургон, на котором и проехал до Площадки Возрождения. Незадолго до восьми я уже был там. Затем я встал в длинную очередь: и подойдя к парочке хорошо отмытых ребятишек в голубых блейзерах, которые проверяли билеты, назвал свое имя.

— Мисс Пеннибэйкер говорила, что оставит для меня пропуск, — сказал я им.

Один из них отошел и вернулся с распорядителем, который дал мне программку и проводил в палатку. Там были открытые трибуны с трех сторон, и сиденья на полу, и широкий проход между ними, ведущий к помосту. На сцене стояли рояль, скамьи для хора и оркестровые инструменты. Заднюю стену образовывали свисающие с потолка широкие шелковые полотнища всех цветов радуги. Распорядитель открыл дверь в ложу сбоку от сцены и напротив хора; и я занял место.

Летуны были повсюду. Они, точно летучие мыши, висели на тросах, на которых была натянута крыша палатки. Еще больше стояло на верхних трибунах. Старомодная бравурная музыка лилась из громкоговорителей. Люди беспокойно озирались. Отовсюду струился желтый свет, пахло поп-корном, влажным брезентом, опилками, обстановка была наэлектризована. Мне было интересно. До этого я никогда не посещал ни одной религиозной службы. Я все гадал — а что думают по поводу всего этого висящие на тросах летуны.

Наконец, не осталось ни одного свободного места и огни начали гаснуть, кроме тех, что освещали шелковые панели. Музыка стихла. Сбоку от сцены кто-то ударил в тамбурин. Затем вышла девушка в ослепительно-белом одеянии и села за рояль. Она поглядела прямо на меня и улыбнулась. Это была Одри.

Тут вступил и оркестр. Роб был среди музыкантов — он играл на бас-гитаре. Одри кивнула ему и ударила по клавишам: огни засияли ярче, вступил хор, ударные и бас-гитара сотрясали воздух так, что голова кружилась. Одри откинулась назад и в лучах прожекторов, мечущихся по потолку, можно было разглядеть шуршащих крыльями летунов, и вы чувствовали, как их эмоции переполняют помещение так, что начинало перехватывать дыхание. Одним словом, я так и сидел, с открытым ртом. Никогда не видел ничего подобного!

Внезапно музыка прекратилась. Кто-то провозгласил:

— Братья и сестры, пред вами преподобный Джим Пеннибэйкер!

И преподобный взошел по ступеням на кафедру.

Роскошней волос, чем у Джима Пеннибэйкера я никогда не видел. Глянув на Одри и Роба, он слегка подмигнул им. Потом начал говорить.

О, он умел воодушевить толпу! Он орал что-то про грех, про то, что вы не можете избежать возмездия, как далеко бы не скрылись, потому что галактики все равно, что зернышки риса меж пальцев Всевышнего. Он так грохотал, что делалось муторно. Очень скоро люди в проходах начали падать в обморок, но организация Пеннибэйкера была готова ко всему: распорядители в небесно-голубых блейзерах и теннисных туфлях выбегали с каким-то подкрепляющим средством. Весь этот разговор вместе с музыкой и пением занял целых полтора часа. Наконец, голос Джима Пеннибэйкера смягчился, а огни чуть пригасли и опустились.

— Братья и сестры, в этот вечер среди нас новые друзья.

— Хвала Иисусу! — закричали люди.

— Друзья, которые, может, и непохожи на нас, но их сердца и наши сердца — одно.

— Аминь!

— Они обеспокоены, они хотят мира! Они устали и хотят сложить ношу. Они страждут от неуверенности и хотят укрепиться.

— Хвала! Слава Ему! Да святится имя Его!

— Вы должны помочь им, Братья мои. Да, Сестры мои, вы должны взять их за руки и повести по сияющей тропе в Царство Божие. Богу не важно, откуда вы. Ему все равно, как вы выглядите или каковы дела ваши. Он только хочет от вас Любви. Он жаждет простить вам грехи и омыть вас в сладких водах своей любви. Так что ведите их, Братья и Сестры! Покажите им на златую тропу, в царствие Его вступить можно всегда, стоит лишь сделать первый шаг.

Его наручные часы сверкали в лучах прожекторов. Затем, внезапно, послышалось хлопанье крыльев и летуны начали спускаться, скользя над головами сидящих на трибунах людей. Они, приземлившись, заполнили проходы. А впереди были летуны с высохшими ногами, сломанными крыльями, ослабевшие, поблекшие. Им помогали товарищи и распорядители.

Один из них был слепым. Глаза его затянула молочная дымка, перья на крупной голове росли неровно, точно как у Генри. Он даже наклонял набок голову тем же манером, что и Генри.

Господи, как мне захотелось спуститься и помочь ему. Именно этому меня и учили — быть поводырем, осваивать профессию, летать — выполнять свое истинное предназначение. И я тосковал именно из-за этого, именно этого мне недоставало — даже больше, чем Генри. Это было чертовски несправедливо!

Мне было одновременно и хорошо и грустно. Потом я кое-что заметил. По другую сторону помоста Роб наклонился к одному из натянутых полотнищ. Он с кем-то разговаривал. Полотнище чуть-чуть шевельнулось, там, в тени, стоял летун, которого я узнал по золотому медальону. Это был генеральный консул представительства летунов в Гавани! Роб указал на меня. Консул вновь отступил в тень. Затем он прошел вдоль полотняной стены, и я увидел, что он направляется в мою сторону. Может, это ничего и не значило, но все равно, нужно было убираться отсюда. Я выскользнул из ложи и спустился по боковому проходу, где стояли несколько летунов, ожидая исцеления. Тот, слепдй, был среди них. И как раз, когда я проходил мимо него, он споткнулся.

Я не мог удержаться. Я сделал именно то, чему меня учили, и схватил его за руку, удержал от падения. Думаю, я ожидал ощутить тепло благодарности. Но было лишь одно холодное узнавание: «ТЫ!» и шум, который подняли остальные летуны в палатке.