Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03 Страница 15

— Дорогуша, а ты говорил, что никогда не забудешь! Это Франси, милый. Я тут застряла в аэропорту.

Франси. Я закрыл глаза и уцепился за телефон, будто бы он мог спасти меня, словно подо мной вдруг разверзлась бездна.

— Я подумала, может быть ты сможешь сюда добраться, — продолжала она с хрипотцой, маняще. — Мы тут на мели, и неизвестно, когда взлетим. Я сняла комнату в отеле аэропорта, но я здесь совсем одна.

«Меня зовут Франси», — сказала она тогда. «Сасси Франса?» — переспросил я. «Нет, просто Франси».

— Если ты не можешь, — продолжала она, — ну, действительно не можешь, ничего, радость моя. Я просто решила, что здорово было бы снова встретиться, раз я здесь. Ну, знаешь, поболтать о старых добрых временах. — Ее смех звучал непристойно. — Ты ведь после того уж не заглядывал в Новый Орлеан, правда?

— Правда. Слушай, я приеду к тебе, как только смогу выбраться отсюда. Здорово будет увидеть тебя через столько лет.

Она снова рассмеялась, сказала мне, в каком баре будет меня ждать, и повесила трубку.

Меня прошиб холодный пот, руки дрожали. Глубоко вздохнув, я попытался собраться с мыслями. Телефон прослушивается, и, конечно, кто-то из агентов подоспеет туда как пить дать. Заберут стакан, который она держала, стол и стул, исследуют отпечатки пальцев, сличат их…

Я же наказал ей держаться от меня подальше, подумал я с яростью. Вот этого-то момента они и дожидались. Но они вряд ли будут ассоциировать ее с таким голосом, спорил я сам с собой, это голос типичной шлюхи из Нового Орлеана. Они будут искать подростка, совсем молодую девушку. Им известно, как долго я уже не встречался с женщинами. Если бы я не пошел на свидание, это выглядело бы еще более подозрительно, — они ведь слышали этот телефонный стриптиз. Может быть, мне удастся стереть отпечатки, узнать, зачем она приехала, и снова ее отослать…

Я добрался до места быстрее, чем ожидал; большинство людей направлялось в город, а не в аэропорт, — многие рейсы отменили. Порывы ветра достигали сорока — пятидесяти миль в час, а дождь лил такой, что до полуночи уровень воды должен был бы подняться еще дюйма на два. То как она выбрала время, нашла предлог для звонка, — все было идеально спланировано, а при виде ее все сомнения и опасения отпали: она выглядела как высокооплачиваемая нью-орлеанская девушка по вызову. На ней были черные кружевные чулки, перчатки в тон, узкая блестящая мини-юбка, блузка с низким вырезом и воланом. Волосы черные, длинные и густые. Она взмахнула фальшивыми ресницами, поднялась с высокого табурета в баре. Все мужчины провожали ее взглядами, пока она скользящей походкой шла мне навстречу.

Я почувствовал себя так неловко, как будто зашел в бордель, а там оказалось полно учителей из моей воскресной школы. Она засмеялась и взяла меня под руку.

— Расслабься, котик. Давай выпьем немного, а потом найдем местечко поукромнее, где сможем… поговорить.

Один из мужиков невдалеке расхохотался и повернулся к своему товарищу, сказал ему что-то и тот тоже заржал. Мы с Франси нашли столик.

Подошедший бармен назвал ее куколкой, а она его — красавчиком. Она заказала перье и потом проворковала:

— Ну-ка, проверь мою память, Уин, милый Ты ведь пил «Гибсон», водку «Гибсон». Так?

Я кивнул, и она рассмеялась, подмигнула бармену и сказала:

— Я никогда не забываю важных вещей.

Как только он ушел, я наклонился вперед и прошептал.

— Нам нужно уйти отсюда. За мной следят.

Она поцеловала кончик своего пальца и прикоснулась им к моим губам, улыбаясь.

— Вы, деловые люди с севера, всегда спешите. Такие импульсивнее Дай я тебе сначала расскажу, как я прилетела, Уин, дорогуша. Я в жизни так не пугалась, самолет начал дергаться вперед и назад, вверх и вниз. Нет уж, ты меня теперь палкой на самолет не загонишь — до тех пор, пока не закончится буря и не выглянет солнышко и все такое. А я думаю, это будет не раньше завтрашнего утра, как, Уин?

Она прекрасно вошла в роль, этого я не мог не признать. Она говорила низким голосом, строила глазки другим мужчинам в баре, а как она самым возмутительным образом заигрывала с барменом! И ее лексикон! Она позаботилась даже о том, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Я выпил «Гибсон», и она допила свою воду, и наконец мы были готовы идти. Она взяла мою руку, обернула ее вокруг своей талии, и так мы проследовали к выходу. Великолепно.

В ее комнате я поспешил задвинуть шторы, а она включила радио и покрутила его, пока не поймала тяжелый рок, а затем села на край кровати. Медленно она стянула черный парик и потом отлепила свои фальшивые ресницы. Ее волосы, короткие, каштановые, вились крупной волной. Глаза были золотисто-карие.

— Почему ты здесь? — тихо спросил я. — Что-нибудь случилось?

Она покачала головой.

— Мне нужно было тебя увидеть, и чтобы ты увидел меня, вот и все. Тетушка Бетт умерла, Уин.

— Знаю. Куда ты потом уехала? Как тебе жилось?

— Она отдала мне большую часть тех денег, что ты прислал, и у меня были еще те деньги, что ты послал мне отдельно. Собралась большая сумма. Она просила меня поблагодарить тебя. Взяла с меня обещание, что я скажу тебе спасибо от ее имени.

Мне очень хотелось обнять ее, притянуть к себе, утешить, но она уже не была тем ребенком, которого я нашел в Атлантик-Сити. Я чувствовал, что я не могу дотронуться до этой молодой женщины. Мы разговаривали тихо, и я едва различал слова, когда она рассказывала, как ей жилось.

— Там была школа для девочек, знаешь, где ученицы носят форму. Я купила такую же форму, и на меня там никто не обращал внимания. И там недалеко было большое здание, где люди ночевали в вестибюле, под ступеньками, и я тоже спала там.

Меня передернуло, но она тут же прибавила:

— Это было не так уж плохо. Я купила зубную пасту, такую, без запаха и вкуса, и я ее немного жевала, смешивала со слюной и могла выпускать пену изо рта, и ко мне никто не приставал. Я еще научилась забавно закатывать глаза, вот так.

Она стала вращать глазами, выглядела она при этом вполне слабоумной.

— О Боже, — пробормотал я, опустив голову.

Успокаивая, она коснулась моего плеча, но тут же одернула руку. — Все было нормально, — сказала она мягко. — Честно, нормально. Когда я еще немного выросла, то купила другую одежду и стала болтаться около университета. Мне даже комнату там удалось снять, и после этого все действительно наладилось. Я ходила в библиотеку и много там читала. Я все еще продолжала изменяться — ну, росла. Не то чтобы выше становилась, просто более зрелой, что ли. И я стала думать о тебе и о том, как я хотела бы тебя снова увидеть…

Ее голос замер.

После паузы я указал на парик, который лежал на кровати.

— Где ты этому научилась?

Она засмеялась грустным смехом.

— Что, здорово у меня получилось? Я же читала кое-что, смотрела кино, ну и наблюдала за женщинами на улице, за их походкой, как они разговаривают с мужчинами.

И никогда ничего не забывала, добавил я про себя, когда она снова замолчала.

Я поднялся, подошел к окну и приподнял немного занавеску. Дождь лил все сильнее.

Вне всякого сомнения, дорогу из аэропорта через пару часов совсем зальет. Я снова опустил штору и повернулся к ней.

— И что теперь?

Было ясно, что ей больше не нужна помощь. Может быть, немного денег, но и только. Она могла бы поехать куда угодно, стать кем угодно. Выбор был за ней.

— Я не знаю, — сказала она так тихо, что на этот раз я не смог расслышать ее ответ из-за орущего радио, но прочитал по движению ее губ и вспомнил, как она беззвучно произносила незнакомые слова из книг меньше года назад.

Она порывисто встала, прошла через комнату и взяла меня за руку. Она направилась в ванную, ведя меня за собой, закрыла за нами дверь и включила душ на полную мощь.

— От этого радио помешаться можно, — сказала она со слабой улыбкой. Потом сразу же она снова стала серьезной. — Я знаю, как я не похожа на других, Уин. Возможно, моя мать употребляла какой-то наркотик, и от этого произошли изменения в хромосомах, что-то в них перемешалось или разорвалось, что-нибудь такое, и все так и закончится на мне и не передастся моим потомкам. Но также возможно, что я генетический уникум, что-то новое в природе, и мои дети будут такими же. В любом случае те люди, которые хотят изучать меня, не успокоятся до самой моей смерти. Они будут постоянно охотиться за мной. Рассуждая разумно, я их не виню, я бы поступила так же на их месте. Но дело в том, что я не на их месте, и я не знаю, что значит быть такими, как они, как ты, как все остальные. Я такая, какая есть, и для меня это естественное состояние. Я не чувствую себя уродом или чудовищем.

— Господи, — прошептал я. — Господи, Франси. Какое же ты чудовище? Ты прелестная женщина.

— Научи меня любви, Уин. Пожалуйста. Ты научил меня многому. Научи меня и этому тоже! — Она прикоснулась к моей щеке.