Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год Страница 15

Мать стоит в стороне, она принимать участие в одевании не должна, ее забота — приготовления к столу. Но кто не поймет чувства матери в эту минуту? Кажется, и собственная свадьба была только вчера...

Жених с утра забегал не раз, нарушая обычай, вроде по хозяйству требовалось; гостей собралось много, и гулянка на два дома идет, то у невесты, то у него. Не терпелось на невесту свою лишний раз взглянуть. А теперь жениха ждут, и время это тянется, тянется.

Наконец у первых домов улицы показалось торжественное шествие. Жених в парадном черном костюме, за ним бояре, необыкновенно важные, крест-накрест перевязанные рушниками. Выступают медленно, по сторонам не глядят. Встречают их родители невесты, сажают за стол. Невеста берет край расшитого полотенца жениха, всем кланяется и выплывает на крыльцо, за ней сваты, подружки, родители. Вдруг словно крупинки золота брызнули на жениха и невесту из голубизны весеннего неба — посыпались полные горсти золотистых зерен. Все притихли в эту минуту напутствия. Но снова серьезность как ветром сдуло, веселый гомон, смех. И только по щеке матери медленно поползла слезинка.

Лучшие певуньи затянули скороговоркой, подзадоривая сватов:

Ой, мы ехали да возилися,

За колоду зацепилися!

За пень, за колоду

Иль за девку за молоду?..

Женщины — в народных костюмах, затканных красными цветами по белому льну. Узорной вышивкой покрыты блузки. поверх которых по случаю свадьбы надеты безрукавки, расшитые золотыми галунами. Праздничная процессия, не торопясь, движется к сельсовету. Похоже, все село высыпало на улицу. Не только по дороге к сельсовету, но и дальше, на всем видимом пространстве, стоят, переговариваясь, разряженные женщины. Сегодня в Мотоле сразу пять свадеб, зрелище нечастое. Степенно движутся жених с невестой по коридору приветствий и пожеланий счастливой жизни.

У входа в сельсовет их встречают девочки в народных костюмах, подносят на полотенце сдобный круглый хлеб. Звонкими голосами говорят положенные здравицы...

Наступила минута, которая бывает у всех молодоженов. Все хорошо, и должно быть только прекрасно, но вместе с тем — новая жизнь, новые обязанности. Будто заново рождаешься, переступаешь невидимую черту. Жених с мольбой смотрит на друзей, ему так нужна поддержка, невеста опустила глаза на красное сукно стола. Все проходит быстро, бояре моргнуть не успели, как твердый голос жениха, хриплый от волнения, произносит: «Да!» — «Да!» — звенит в ответ голос невесты.

Родители невесты подносят молодым две чарки вина и ломти пшеничного хлеба. Новобрачные на счастье выплескивают первую чарку за спину, приглашают в дом. В красном углу, под широким тканым полотенцем, сажают теперь уже мужа и жену. На богато убранных столах, на хрустящих скатертях пляшут солнечные блики в бокалах с вином. Собралось около трехсот человек близкой и дальней родни. Многие проехали не одну тысячу километров, чтобы успеть на сегодняшнее торжество. Приехали из Целинограда и Польши, с Уральских гор и с Печоры... Прибыл на свадьбу капитан дальнего плавания. И только двоюродная сестра отца жениха не смогла выбраться с Камчатки — экзамены помешали. Где бы ни работали мотоляне, родственные узы однажды позовут в село...

Появляется каравай. «Ой, где ты рос, где ты рос, наш каравай?» — заводит женский хор. «Дружко», старший из свиты молодого, выносит его в горницу на узорном полотенце. На румяной корке запеклись коники и птицы, середину украшает целое дерево рогов в ярких цветах и бутонах, сплошь опутанное искрящимися паутинками фольги. Дружко перевязывают еще одним рушником. Отрезается первый ломоть. Это родителям. Потом к караваю тянется хоровод гостей.

Пришло время забирать молодую в дом мужа. Опустив голову, молодая встает из-за стола, ее словно берут под руки нежные и печальные голоса женщин:

Хорошо тебе, калина,

В лесу оставаться,

Как же мне несладко

С мамой расставаться!

Бояре суетятся: снимают картины со стен, покрывало с кровати, тащат визжащего поросенка — все нужно отдать для обзаведения на новом месте. Прибегает весь в перьях запыхавшийся паренек, у него в руках охрипшая от страха курица. Ее отряхивают, украшают цветами и бусами. Это главный дар — приданка.

Пляшут и озорничают ряженые — «цыгане». Женщины в мужских костюмах, в шляпках с индюшиными перьями, даже в рыбацких нарядах из желтой резины, на ногах — галоши задом наперед. Лица перемазаны сажей, усы из пакли, окладистые мочальные бороды. Парни в цветастых ситцевых из занавески юбках, с платочками и метлами в руках, лица в саже и губной помаде. Под ритмичное побрякивание медных тарелочек и басовитые удары бубнов, под заливистые переборы гармони «цыгане», взявшись за руки, выделывают диковинные прыжки. Кружат парами, оттаптывая сапогами, лаптями и галошами так, что поднимаются пыльные смерчи.

Не так-то просто добраться в хату свекра. На каждой улице дорога перегорожена столами. Чтобы пройти, приходится откупаться угощениями — сколько соседи запросят.

За молодой едет сундук. Чем тяжелее и неподъемней, тем богаче приданое. На просторной крышке, застланной самотканым шерстяным «диваном», для надежности восседает важный сват, перевязанный рушниками так, что живого места не видно. У него в руках машет крыльями, изо всех сил стараясь удрать, курица-приданка. Сват только отдувается и шевелит для пущей важности усами, теперь его до самых дверей с места не сдвинешь. Разве что поднесут отрез веселенькой ткани жинке на платье и добрую чарку горилки.

К лукавому удивлению прибывших в доме свекра пока пустые столы. Свахи, кряхтя и разводя руками, начинают застилать скатерти в ярких цветах, из приданого, по углам развешивают широкие вышитые полотенца. На веревку, протянутую вдоль стен горницы, накидывают вороха тканых и вышитых подзоров, накидок, подстилок. Гости щупают отутюженные хрустящие скатерти, гладят и мнут плетенные на крючке кружева, вздыхают от зависти рукодельницы-мастерицы...

Последний важный ритуал в венке народных обычаев. Мать молодого снимает с его жены свадебную накидку — девушка становится полноправной хозяйкой в доме. Трижды пригубливают чарку. Свекровь, бережно поддерживая рукой сверкающую парчу, кружится в хороводе. «Лявониха», «Казачок». Женственные, изящные переходы «Мотлета» сменяет шумный, ритмичный топот старинного танца «Ойра».

На высокой ноте плачет скрипка, игривым голосом уговаривает ее аккордеон. Звон и гудение бубна еле пробиваются сквозь грохот каблуков. Стол двинулся на стол, кум ухарски наступает на куму, важный сват пошел вприсядку. Женщины, как одна, помолодели: лица раскраснелись, волосы вразлет, щеки яблоками, в глазах по солнцу...

Ю. Холопов

Такой разный Сингапур

На залитой тропическим солнцем городской площади у подножия башни с часами стоит черная чугунная статуя худого человека со скрещенными на груди руками. Если пройти влево, туда, где бурая вода речки тихо бьется о стенку набережной, глазам предстанет такая же статуя, но уже в белом камне. На постаменте — надпись: «На этом историческом месте 29 января 1819 года высадился сэр Томас Стамфорд Раффлз и прозорливо переменил судьбу Сингапура, превратив его из крошечной рыбацкой деревушки в огромный порт...»

Так и было. После сделки, в результате которой остров стал собственностью Ост-Индской компании, деревушка с несколькими десятками жителей обернулась портом. С невероятной скоростью сколачивались причалы, склады, пакгаузы. Город еще не был нанесен на карты, а сюда уже хлынули толпы людей всех национальностей и профессий. Свободный порт у входа в Малаккский пролив сулил тысячи возможностей и для изгнанников, искавших приюта, и для безработных, жаждавших найти занятие.

Город Льва (1 О происхождении названия Сингапура подробно рассказано в очерке Ю. Савенкова «На семи ветрах» (см. «Вокруг света» № 11, 1974 г.).), Сингапур, еще не был признан официально (в Лондоне шли переговоры между Голландией, считавшей пока территорию острова своей, и Англией, уже понявшей, какие доходы может дать будущая колония), а население его наращивало новые тысячи людей.

Сказочный рост города-порта объясним легко: корабли, плывущие из Тихого океана в Индийский, чаще всего идут через Малаккский пролив. Тут-то и ждал их Сингапур: отдых, пополнение запасов воды и продовольствия, склады, магазины... Город, родившийся на острове на скрещении морских путей, стал конгломератом различных культур Азии. Люди, которые стекались сюда из Индии и Китая, привозили в память о родной земле свои книги, обычаи, своих богов, — а берегли это так, что традиции, подчас умирая на родине, выживали здесь. Выжив, перемешивались самым необычайным образом. И давно уже с чьей-то легкой руки Город Льва получил имя «этнографического музея Азии». Я прожил в Сингапуре год, стажируясь в университете Южных морей. Срок — и большой и маленький, как посмотреть. Достаточно большой, чтобы полюбить этот город, и слишком маленький, чтобы претендовать на роль гида «музея». До сих пор в памяти несхожие картинки жизни индийцев — носильщиков кавади, малайских рыбаков, китайских рикш. Каков же Сингапур? Разный... Это невнятное на первый взгляд слово — пожалуй, самая точная характеристика города, где я жил и учился.