Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1986 год Страница 15

На следующий день «Арго» почти закончил свое речное путешествие, и нас пригласили на представление в честь аргонавтов, которое подготовили жители Вани. В парке на берегу Риони были сколочены подмостки. День уже клонился к вечеру, когда солнце пробилось сквозь облака и залило парк мягким золотистым светом. Дождь перестал, но с утра он шел не переставая, и сейчас зелень деревьев и кустарников казалась необыкновенно свежей. Парк заполнили празднично одетые люди, всюду царила атмосфера веселья, словно городок собрался на большое торжество.

Всех аргонавтов попросили занять первый ряд перед сценой, а жители Вани столпились за нашими спинами. Концерту предшествовала приветственная речь, которую произнес старейшина в национальном костюме. Затем вступил хоровой ансамбль, составленный из местных жителей, их пение было — само совершенство. Виртуозно выступил флейтист; несколько женщин в средневековых одеяниях сыграли нежную мелодию на инструментах, похожих на арфы; в какой-то момент все пространство сцены заполнили сорок или даже пятьдесят мальчиков-танцоров, лет семи-восьми, которые подпрыгивали и притопывали, не задевая друг друга, с большим пылом и в отменном порядке. Потом были еще певцы, еще исполнители, и был очень трогательный номер, когда к солисту, бодрому семидесятипятилетнему старцу, присоединился шестилетний мальчуган и стал вторить, эхом выводя все повороты мелодии,— это был прекрасный символ того, как традиции грузинской культуры сохраняются в веках, подхватываемые новыми поколениями. Под конец выступил танцевальный ансамбль из Тбилиси — единственная профессиональная группа во всем концерте, и без того безупречно слаженном: она показала танец с саблями. С лязгом скрещивались клинки, и в сгущающихся сумерках летели искры...

Наутро мы все вместе — новые аргонавты, наши -хозяева и группа грузинских гребцов — отправились на экскурсию к источнику колхского золота. Мы ехали по дороге, которая сначала шла долиной Риони, а потом стала забирать к северу, углубляясь в холмистые предгорья. Эта долина вполне могла быть частью Бургундии. Та же атмосфера цветущего изобилия и стародавнего экономного земледелия. Те же хлеба, те же бескрайние виноградники, кукурузные поля, сливовые, яблоневые и персиковые сады. Даже пирамидальные тополя — и те очень знакомо выстроились вдоль сельских дорог. Характерные крестьянские дома — низкие строения, чаще деревянные, с крышами из рифленого железа — были воздвигнуты на коротких сваях, которые приподнимали здания над влажной плодородной землей. На каждом шагу были видны приметы прочного сельскохозяйственного процветания, благополучия и буколического достатка. Овощи в изобилии росли в аккуратно возделанных палисадниках. Гуси и цыплята спорили из-за корма с индюшками. Вдоль дорог бродили свиньи, возглавлявшие выводки нетерпеливых пятнистых поросят. Даже собаки выглядели лоснящимися. Обильный влагой дождь с плеском падал на добрую тучную почву, и, когда мы проезжали по мосту над Риони, насыщенная илом река казалась достаточно плодородной, чтобы вести на ней посевные работы.

Мы направлялись в страну сванов, грузинских горцев. Они живут в большинстве своем на склонах Главного Кавказского хребта, хотя раньше их территория распространялась далеко вниз и охватывала равнины предгорий. Поднимаясь в горы, мы увидели первых сванов, которых немедленно узнали по их серым войлочным шапочкам. Эти люди вели дорожные работы — горная трасса была в процессе реконструкции, и ее шоссировали щебнем. Пейзаж более всего походил на кошмарный сон дорожного инженера. Отроги Кавказского хребта высоченными стенами вставали на заднем плане, их взрезали теснины и подпирали невероятно крутые откосы. Дорога извивалась взад-вперед, пытаясь проникнуть в самое сердце массива. Она змеилась по одной долине, затем, не сумев взобраться выше, оставляла этот рубеж атаки, чтобы, перевалив через гребень, проделать еще несколько миль в соседнем ущелье. По временам дорога ныряла в сырые, недавно пробитые туннели или льнула к искусственным карнизам, вырезанным в теле скалы.

Открывались величественные панорамы. Леса горной сосны карабкались по склонам, а далеко внизу, в долине, текла река; плотина превратила ее в длинное извилистое озеро, поверхность которого, словно ковром, была покрыта тысячами плавающих бревен, ожидающих, чтобы их собрали и распилили на доски. С той высоты, откуда мы увидели их, эти плавающие бревна казались не больше спичек. Пейзаж напоминал швейцарский. Это сходство еще более усилилось, когда мы выехали на высокогорное плато.

Маленькие изолированные бревенчатые дома, буренки, пасущиеся на траве, испещренной дикими цветами, дальние снежные пики, мужчины и женщины, скашивающие траву на горных лугах,— все это придавало Кавказу черты альпийского пейзажа.

Мы не успели доехать до места назначения — Местиа, столицы Сванетии,— как упала темнота. Когда мы одолевали последний перевал, впереди, в свете фар, внезапно вырисовалась человеческая фигура, преградившая ним дорогу. Это был молодой человек верхом на серой низкорослой лошадке. В руке он держал нечто вроде тотема — шест с прикрепленной к нему маской, изображавшей духа. Черты маски трудно было разобрать: мешали пляшущие тени. К древку был также привязан кусок материи, развевавшейся на ветру. Лошадка вздрагивала и беспокойно переступала ногами, пугаясь света фар. Машина остановилась, и меня попросили выйти вперед. Позади всадника поперек дороги выстроилась фаланга людей, там были и конные тоже,— все в сванских костюмах и со знамена в руках. Кто-то произнес речь, и мне в руку вложили рог, наполненный каким-то горьковатым питьем. Это оказалась буза — просяное пиво. Передо мной была депутация сванских старейшин, вышедшая навстречу аргонавтам. Раздался цокот копыт, подковы высекли искры из дорожного щебня, маленькая кавалькада развернулась и пошла рысью впереди машины, с этим эскортом мы и въехали в Местиа.

Сванетия, страна сванов,— решающий фактор в постижении легенды о золотом руне. Историки считают, что горская культура сванов простирается в прошлое по меньшей мере на четыре тысячи лет, а может, и еще дальше, и уж точно она существовала в ту пору, когда аргонавты, по преданию, достигли Колхиды. Язык, обычаи, традиции и поверья этого горного народа уходят корнями в эпоху античных героев. В фольклоре его то и дело появляется символ барана, обычно наделяемый магическим или священным смыслом. Например, одна сванская сказка повествует, что где-то в Кавказских горах есть потаенная пещера: в ней золотой баран, посаженный на золотую цепь, стоит возле спрятанного сокровища. Никто не знает, насколько стара эта сказка, но сваны символически изображали барана еще в бронзовом веке, и эти символы обычно рассматриваются как свидетельства некоего культа барана, который, возможно, строился на поклонении барану как священному животному.

Например, в деревне Кала, неподалеку от Местиа, хранится маленькая бронзовая фигурка барана. Она была сделана примерно в то же время, когда Ясон, по преданию, отправился в страну золотого руна. В основании фигурки есть углубление, таким образом когда-то ее могли водружать на древко. В Кала этот баран, как и встарь, бережно хранится в храме. Из Рача, долины, расположенной к востоку от Местиа, происходит еще более древний бронзовый символ барана — изображение бараньих рогов, закрученных в двойную спираль: его нашли в захоронении, датируемом серединой второго тысячелетия до нашей эры. В то время, когда мы прибыли в Сванетию, в Ларилари — селении, лежащем в 80 километрах к западу от Местиа,— работала группа археологов под руководством Шота Чартолани, кстати, тоже свана: они раскапывали гробницы V и VI веков до нашей эры. Шота Чартолани одну за другой показывал мне отлитые из бронзы фигурки баранов, которые древние сваны хоронили с умершими.

В не меньшей мере важно и то, что Сванетия была главным источником колхского золота. На следующее утро нам предстояло стать свидетелями процесса добычи золота, и это должно было пролить решающий свет на легенду о золотом руне. Нас ожидали четыре свана-старателя. Они стояли на отмели реки Ингури, протекающей близ Местиа; стояли, чтобы показать мне способ, которым сваны добывали золото.

Главным орудием труда сванов-старателей была баранья шкура. По весне, когда высоко в горах начинали таять снега и ледники, золотодобытчики поднимались в верхние долины по ручьям, питающим Ингури. Каждый отправлялся на облюбованное место — туда, где талая вода, как старатель знал по опыту, несла небольшие количества золота, вымытого из скальных жил. В этих ручьях сваны и раскладывали бараньи шкуры — шерстью кверху. Шкуры распяливались на деревянных поддонах и притапливались с помощью камней в ложе ручья таким образом, чтобы поток перекатывался через них. Иногда старатели устанавливали целую серию поддонов — один выше другого. Вода бежала поверх руна, и крупицы золота, более тяжелые, чем частицы песка и ила, застревали в шерсти. Каждый золотодобытчик знал, когда нужно проверять золотую ловушку,— это зависело от насыщенности воды драгоценными крупицами и от силы потока, подверженного сезонным колебаниям. Когда наступало время, золотоискатель извлекал шкуры из ручья, отмывал от накопившегося ила и собирал золотые крупицы. В исключительных случаях, в самых богатых районах, первое руно — то, которое лежало выше по течению,— оказывалось настолько насыщенным золотом, что в буквальном смысле становилось золотым.