Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1972 год Страница 15

15 ИЮНЯ. Продукты иссякают. Остались мука, рис. соль, сахар. Кислоты кончены, овощей и жиров нет. Бладыко, Шарова, а затем и я заболели цингой. Неприятная вещь. Ощущение такое, что будто бы каждый зуб можно вытащить без труда. Десны распухли. Кровотечение. Опухоль ног и ломота в суставах — признаки скорбута. Стараюсь, насколько могу, ободрять товарищей.

2 ИЮЛЯ. Вчера пришла смена.

Мы везем в Ташкент полный материал наблюдений, который даст возможность осветить климатический режим района оледенения и зависимости его от метеорологических факторов. Мы везем материал, при помощи которого есть возможность дать прогноз водоносности рек, питающих Амударью.

Почти сорок лет прошло с той первой зимовки на Памире. Сейчас сказать о всех экспедициях попросту невозможно. Вот что изучали, например, некоторые экспедиции 1970—1971 годов.

Состоялась комплексная флористическая экспедиция по систематизации, сбору семян, растений и мхов в различных районах Памира. Экспедиция открыла несколько неизвестных ранее растений.

Работала экспедиция Института зоологии и паразитологии, которая изучала ихтиофауну горных водоемов. Она собрала богатый материал по бентосу, фитопланктону, химии грунтовых вод. В перспективе для углубления этих исследований намечено создание опорных пунктов у озера Зоркуль и Яшилькуль.

В том же 1971 году начала действовать экспедиция, цель которой — исследование адаптации человека к условиям высокогорья. Работы ведутся на высоте в тысяч метров; пожалуй, в СССР трудно сыскать другой столь подходящий для этих исследований полигон.

Постоянно работающие экспедиции геологов все более склоняются к мысли, что на Памире есть достойные внимания концентрации практически всех элементов таблицы Менделеева.

Недавняя экспедиция физиков исследовала на высотах Памира космические лучи.

Не будет ошибкой сказать, что на Памире ежегодно работают десятки экспедиций и сотни исследователей.

В. Лённгрен, заместитель главного ученого секретаря АН Таджикской ССР

Дважды два, конечно, не пять. Стоит, однако, выйти за пределы арифметики, как эта истина нарушается. ...На Памире мне вспомнились Хибины. Внешне — никакого сходства. Там, за Полярным кругом, — полого-округлые вершины, ласковый, часто заслоняемый дождем луч солнца. Здесь, в сотнях километров от Индии, свет жжет, а горы столь вознесены к небу, что какие-нибудь Карпаты (о Хибинах и речи нет) лишь редкими пиками вершин смогли бы «проколоть» дно памирских ущелий. Всюду бурый, куда-то в стратосферу рвущийся отвес камня!

Сходство в одном: там и здесь воочию видна граница растительности. Елочки набегают на склоны Хибинских гор — и мельчают, мельчают, все реже их строй, корявые одиночки еще кое-как цепляются за скат, но нет уже сил взобраться, и голо, пусто над ними, одна трава, которая тоже ведет бой за лишнюю сотню метров вертикали. И на Памире то же, хотя иначе. Недолгий разбег зелени со дна долин останавливает выжженный камень горных громад; кажется, уже все, но нет: где-то высоко под снежником крохотная площадка, а на ней — трава. Куда ее занесло! Впритирку к морозу и льду, на самолетную высь. Какая выносливость, какой напор жизни! И какое жалкое прозябание. Словом, азбучная истина. Глядя на склоны гор, будь то на севере или на юге, мы видим одно и то же: пышная зелень долин хиреет с высотой. Чем выше, тем неуютней ей. И казалось бы, ясно почему. И думать больше нечего. Как бы не так!

Памирский ботанический сад лежит вблизи Хорога на высоте 2320 метров над уровнем моря. Второго такого высокогорного сада в нашей стране, да и вообще в северном полушарии земли, нет. Основан он в 1940 году с далеко идущими целями теории и практики.

Практическая его ценность, пожалуй, оказалась более значительной, чем если бы на его месте находился золотой рудник. Сейчас кажется, что памирцы испокон веков выращивали и картофель, и редис, и лук, и ягоды. На деле же все эти, как и некоторые другие, культуры появились на Памире благодаря самоотверженной работе небольшой тогда горстки биологов, среди которых особо уважаема память основателя и первого директора Ботанического сада Анатолия Валериановича Гурского (ныне сад назван его именем). Вспоминают, скольких трудов стоило уговорить памирских колхозников выделить хотя бы клочок земли под непонятную, диковинную культуру — картофель. Сегодня картофель вывозится за пределы Памира.

Цифры тоже многозначительны. За время существования Памирского ботанического сада колхозам передано 400 тысяч саженцев. Испытано двадцать сортов винограда — переданы сельскому хозяйству все двадцать. Яблок испытано шестьдесят сортов, переданы как подходящие для Памира тридцать пять. Кормовых трав испытано 2 тысячи; годных оказалось десять. И так далее. Тысячи, многие тысячи сортов культурных растений держали экзамен в Ботаническом саду, и сотни из них пришли затем на поля и луга Памира. Сколько же времени уходит на испытание одного только сорта? Годы. Дальше — несложная арифметика затрат человеко-жизней, отданных Памиру и растениям.

В ходе как этих, так и сугубо ботанических работ мало-помалу выявилась одна странность. Тут, в горах, на высоте более двух тысяч метров, равнинные растения, как правило, чувствуют себя лучше, чем у себя на родине. Лучше, чем на равнине. Лучше, чем ниже по вертикали. Лучше, чем на дне тех же памирских долин.

Картофель на Памире дает самые высокие в Союзе урожаи (клубни одного куста нередко тянут 12—18 килограммов). Ладно, картофель — пришелец с Анд, откуда европейцы расселили его по равнинам, — вспомнил, так сказать, «отчий дом» и расцвел. Но и яблони под Хорогом плодоносят на диво! И урюк. Деревья, которым не положено куститься, тут кустятся. Медлительный дуб к двенадцатилетнему возрасту дает на равнинах прирост в среднем около ста двадцати сантиметров. В горах — триста! Сосна почти втрое обгоняет свою равнинную сверстницу... Какой-то диковинный взрыв жизненной энергии!

Вот что в этой связи осторожно пишет доктор сельскохозяйственных наук Худоер Юсуфбеков, директор Памирского биологического института, который был создан года два назад на базе Ботанического сада: «Уникальная лаборатория природы — наш суровый Памир — время от времени преподносит своим исследователям приятные сюрпризы. Так, здесь в известной мере опровергнуто прежде признанное мнение, что, чем выше в горы, тем медленней рост растений, они становятся приземистей, а еще выше — совсем приникают к почве. Напротив, большинство испытанных в нашем Ботаническом саду культур проявило поразительную энергию роста».

«Самоочевидное», как часто бывает, оказалось неверным. Выше — не обязательно хуже. Наоборот! По наблюдениям А. В. Гурского, подлинный «рай» для растений на Памире — зона чуть выше двух тысяч метров и чуть ниже двух с половиной тысяч метров.

Конечно, чего не бывает... Куда этому парадоксу, скажем, до парадокса ядерной физики, когда столкновение двух тяжелых частиц порождает одну легкую, что в житейском смысле выглядит примерно так, как если бы столкнувшиеся грузовики образовали теннисный мячик! Вот это уж диво так диво, а тут... Просто в памирских горах действуют какие-то особо благоприятные факторы. А то с чего бы горные условия стали для деревьев и трав райскими?

Иронично улыбается в ответ природа... А иронична ее улыбка потому, что объяснение «дикого» парадокса микромира существует, а объяснения, отчего растениям в горах лучше, — нет.

Ибо все факторы в горах для растений неблагоприятны. Почва? Какие уж там особые почвы на горных террасах и склонах! Чтобы создать Ботанический сад, его территорию сначала освобождали от камней, потом сеяли травы, и уж потом... Обилие влаги? Да нет же: Западный Памир особенно сух, тут без полива нечего делать, и, что трудней всего поправить, летом здесь исключительно сухой воздух, а это для многих растений куда как плохо. Воздух, кстати, не только сухой, но и бедный. На высоте свыше двух тысяч метров в нем примерно в полтора раза меньше, чем на равнине, углекислого газа, из которого растение берет самую главную свою пищу — углерод. Голодно, значит, должно быть растению на высоте... Что же остается? Температурный режим? Ну, горы есть горы: температура здесь пляшет, как кривая лихорадки, а что такое для растений резкие колебания температур, — известно. Солнце?

Да, солнца тут много, такого, какого на равнине нет вовсе, даже на тех же широтах, потому что атмосфера там толще и запыленней. Хрустальные, жгучие потоки света льются день за днем, месяц за месяцем... Горное солнце — особое солнце. Необычность его даже не в силе, а в колоссальных дозах ультрафиолета. Может быть, именно это делает горное солнце солнцем жизни? Имевшиеся в науке данные о биологическом действии горного ультрафиолета были неясны и противоречивы, потому возникло предположение, что как раз ультрафиолет будит жизненную энергию растений. Логично, когда все остальные факторы со знаком «минус»... Но опыты, которые поставил в последние годы Ботанический сад, показали обратное: растения, защищенные от горного ультрафиолета, но получавшие все остальные лучи спектра, развивались лучше контрольных, тех, что остались под открытым небом.