Где сидит фазан - Макс Неволошин Страница 15

Сиднея, может лишь человек долговременно праздный. Ещё лучше — праздношатающийся, идеально — выпивший. Забудем о гидах, экскурсиях, беготне по достопримечательностям. В топку это слово-монстр. Информация и спешка убивают образ места, превращают его в гербарий, в коллекцию бабочек на иголках. Бесчисленные фото гламурят пейзаж. Только медленным шагом, без цели и карты интуитивно познаётся незнакомое, соединяются без шва реальность и фантазия, иначе блекнет и то и другое. Давным-давно я потерял Москву, но в Сиднее был умней.

С городами, где живёшь подолгу, возникают отношения наподобие человеческих. Самара — мать оболтуса-подростка, война с досадным привкусом любви. Москва — альянс юного честолюбца и влиятельной старухи. Мюнхен — страсть без перспектив, гранатовый браслет. Веллингтон — друг с нелёгким характером. Сидней оказался хитрее других: под маской бизнесмена он годами скрывал лицо.

Здесь все думают о работе. О шансах, вакансиях, собеседованиях, резюме. О том, чтобы найти её, сменить на лучшую, бросить к чертям — не теперь, когда-нибудь — и хоть осмотреться: где мы? Но — цены на жильё такие, что переспрашиваешь дважды. И тачку нестыдную охота, и балкон на море, чтобы гости ахнули. Соблазны и понты туманят мозг. Пентхаузы и яхты выглядят как норма. По мановению волшебной карточки сбываются мечты. Банки, нежно улыбаясь, приглашают в рабство.

— Невероятная глупость! — усмехается Терри, айтишник, знаток устройства жизни. — Выросло финансово инфантильное поколение. Для них благополучие не связано с трудом, долги — абстракция, налоги — метафизика. Не вернув студенческий заём, берут кредиты. Потом, конечно, — микрозаймы, реструктуризация. Идиоты живут напрокат, отдают по две трети зарплаты…

Дальше я его не слушаю. Я согласен, но буду возражать, хотя бы ради практики в английском. В офисе я редко беседую с людьми. Большей частью — с цифрами вполголоса и матом. Кроме того, снисходительность Терри забавна. Этот ухмыльчивый тон он практикует со всеми, кроме начальства. И всех, кроме начальства, презирает. Меня — за недостаточно проворное владение компьютером, а также за акцент. Я мог бы имитировать ленивый австралийский сленг, он проще, чем новозеландский. Зеландцы ставят гласные внезапно, наобум. Австралийцы заменяют их гнусавым «ай». В неясной ситуации говорите: «ай дайнт най, майт», и примут за своего. Надо ли мне быть своим — вопрос.

— Зато они имеют всё и сразу, — отвечаю я, — пользуются, радуются жизни. Если людям так комфортно, почему бы нет?

— А если они потеряют работу? Банк заберёт их квартиру, машину, имущество и продаст. За любую цену — банку пофиг, там страховка. Лузеры останутся ни с чем!

Упоминание о потере работы травмирует моего коллегу. Из довольного хомяка он на секунду превращается в затравленную мышь. Я понимаю Терри. Мы — исчезающее поколение, для которого жизнь и работа — синонимы. Чьи родители диетничали не в лечебных целях. Мы унаследовали этот страх. Увольнение для нас — катастрофа, пенсия — репетиция смерти.

А ведь Терри — состоятельный человек. У него девятый уровень в тарифной сетке — восемьдесят штук плюс бонусы. Терри лишён затратных привычек: равнодушен к алкоголю, путешествиям, браку и семье. Его сексуальная ориентация не выявлена. Живёт с родителями на отдельной половине дома. Мониторит поглощённые калории, вес, артериальное давление. Гордится лучшим в офисе здоровьем и умом.

Терри инвестирует в недвижимость. Два его бунгало в курортном городке на юге штата сдаются даже зимой. Через десять лет они подорожают вдвое. Это, считай, миллион, да в пенсионном фонде накапает тысяч шестьсот. Полтора лимона минимум! И вот тогда — покой, богатство, воля.

У меня плохая новость, Терри. Заслуженный отдых тебе не грозит. Пока золотоносная птичка размножается, ты будешь кормить её своей жизнью. Однажды в кабинете уронишь лысеющую голову на стол и проснёшься фрагментом сложной медицинской инсталляции. Всё будет по-миллионерски: необъятное окно, удобная кровать. Своевременные памперсы и клизмы. Широкий спектр ритуальных услуг.

Мне кажется, главное в накоплении капитала — успеть его истратить. Иначе этим займётся кто-то другой.

Бывает, человек отсутствует на службе месяц. Или два. Офисное время чужое, его стараешься не замечать. Тем более — людей. Но когда исчезают трое бойцов, отряд слегка взволнован.

— Говорят, жена Кима попала в аварию. Ужасная новость.

— Да, кошмар… Двойной латте без сахара, плиз… Только не в аварию. И не жена.

— У него что-то было с головой… помните? Мёрзла голова, постоянно шапочку носил.

— В спецбольницу увезли. В эту самую… Для этих.

— Меня тоже скоро увезут. Каждый вторник ощущение пятницы…

— А Розмари где, в отпуске?

— Можно и так сказать. Умерла позавчера, онкология. Завтра отпевание. Кстати, ты на венок сдавал?

О третьем исчезнувшем после. Сначала — важное. Я не хочу, чтобы меня отсюда вынесли — раз. Нужен максимально долгий перерыв между офисом и капельницей — два. И помнить: моя возрастная группа — с открытым финалом. В анкетах она значится как «и старше». Наше завтра удручающе похоже на сегодня, крайний срок любого действия — вчера. Хватит ли денег? Как жить.

Термин «дауншифтинг» мне понравился не сразу. Есть в нём что-то фриковатое, невнятное. С другой стороны, половина моих друзей — фрики. Поначалу я их опасался, со временем тянулся к ним, любил их тараканов за отсутствием своих. У слов немало общего с людьми: внешность, характер, жизненный цикл. Досадные привычки, например, спешить, толкаться, лезть, куда не звали. Исчезать в самый нужный момент. Постепенно в звуках англицизма я различил безлюдный пляж. Вздохи океана, редкие аплодисменты пальм, шелест песка о босые ноги. Однажды на этом пляже мне встретился клинер. Загорелый, худой, без возраста — в шортах и панаме. Плечи свободны, шаг расслаблен. В руках — хваталка для мусора с длинной ручкой и сумка-тележка. Приблизившись, мы синхронно кивнули, и я узнал его.

Идея бросить работать и начать жить впервые навестила меня на пике карьеры. Высотка в центре, где мы купили двушку, тоже называлась «The Peak». Астрономический вид на город соперничал с ценой почти игрушечной квартиры. Попадая на балкон, друзья не сдерживали крепких восклицаний, а мы с женой — счастливой гордости. Дорогая ипотека не помешала нам трижды слетать в Европу. Мы стали экспертами по круизным лайнерам, островам Фиджи, Вануату и Новой Каледонии.

Я выгрыз у этого города должность аналитика в руководстве UWS, универа для бедных на западе Сиднея. После