Журнал «Искатель» - Искатель, 1997 № 09 Страница 16

Мужик долго молчал, лишь постукивая волосатым пальцем по колену. Наконец, заявил:

— Нет, нет! Ты машину разобьешь или перепродашь.

— В Америку.

— Как это в Америку? — Шутку владелец «жигулей» не понял.

Поэтому Фризе не стал развивать тему.

— Вы ведь продали бы мне тачку за тысячу четыреста?

— Да! Но с твоим оформлением!

— Я вам и даю такую сумму. А через месяц тачку верну. Если от нее что-то останется.

— А деньги?

Владимир вздохнул:

— Деньги сейчас. И назад не потребую. У вас и «капуста» останется, и ваш металлолом.

— Но, но! Она еще года два побегает.

— Согласны?

— Нет! Тут какая-то афера! Ты на моей тачке человека собьешь или грабанешь банк, а я отвечай!

— У вас же останется копия доверенности с моими паспортными данными.

— А вдруг паспорт фальшивый.

— Ну, нет, так нет! — Фризе с трудом выбрался из «жигулей».

Отвык от маленьких машин. Он решил пойти по второму кругу, с сожалением констатировав: «Физиономист из меня получился плохой, теряю квалификацию». Однако, не прошло и пары минут, как его бесцеремонно дернули за рукав: плешивый крепыш заговорщицки подмигнул и жестом пригласил его подойти к машине.

— На болтовню времени нет, — отрезал Фризе. — Да или нет?

— Да. Но… — Мужик смотрел умоляюще. — Есть несколько вопросов.

— Мое условие — оформить все немедленно.

— Я об этом же. Но за оформление будете платить вы.

— Хорошо. — Владимир улыбнулся, отметив, что продавец впервые обратился к нему «на вы». Что ж, и так бывает.

Пришлось и еще помучаться с владельцем: внимательно изучив паспорт, тот потребовал, чтобы Фризе снял ксерокопии. Из этого у плешивого ничего не выгорело. Потом он бегал в пункт обмена валюты — проверял, не вручил ли ему покупатель фальшивые стодолларовые купюры? Капюры, как он их называл. Поворчал, что они старого образца.

В шестом часу Фризе высадил Ручкина Павла Петровича — так величали продавца — у подъезда его панельного хрущевскою дома на Путиловской улице.

— Вы поосторожнее с ней! — придирчивым хозяйским взглядом оглядев в последний раз автомашину, напутствовал Павел Петрович Владимира. Наверное, уже прикидывал, как через месяц повезет ее снова на авторынок. — Движок у лайбы хоть куда! — Он вздохнул.

Наверное, какие-то сомнения все же грызли ему душу. — Телефончик у вас есть, адресок тоже. Как справите дела — дайте весточку.

Первые проблески

Корнилов пожалел, что не спросил у Бориса Федоровича, в каком доме он живет, не спросил даже фамилии. Конечно, найти его не составит особого труда — любой житель Батова наверняка укажет, где обитает человек, записывающий голоса птиц. Досадно было другое — он, Корнилов, живет в этих местах уже несколько лет и почти ни с кем не познакомился, не завел дружбы. Какая-то линия отчуждения пролегла между ним и местными жителями. Нет у него, хороших знакомых и среди дачников.

Людей можно понять. Всем известно, что на берегу Оредежи поселился отставной генерал. Кто будет набиваться в друзья? Неудобно. Одним деликатность не позволяет. Другим — застарелое недоброжелательство к милиции: «Еще чего! Стану я водиться с ментом!» А пьяниц, которым море по колено, он и сам отвадил, когда зачастили они «на огонек». То стрельнуть деньжат, то просто попросить до завтра поллитровку.

Но сам-то он? Почему отгородился от людей?

Своим успехом на службе в уголовном розыске, Игорь Васильевич во многом был обязан особому дару общения. Умел располагать к себе людей. Даже уголовников. В молодости, работая участковым оперуполномоченным, не побоялся пойти ночью на Смоленское кладбище на правеж, куда его пригласили однажды воры. И, сумев сказать им свое — «петушиное слово», ушел без потерь тогда, когда посчитал нужным.

«Стар я, наверное, стал, — сетовал Корнилов. — Ворчлив и консервативен. Подрастерял свое обаяние. А может, обиделся на весь мир?»

Сейчас, вспомнив встречу с Борисом Федоровичем, он сделал себе выговор за то, что не открылся ему. Не сказал, что пещеры его очень даже интересуют, а стал отнекиваться, придумал какого-то мифического рыбака! Мог бы сказать своему новому знакомому правду. Не об убийстве в «Астории», конечно, а про то, что пропал иностранец, который, возможно, собирался приехать в Рождествено на поиски пещер. Борис Федорович мог бы помочь. Местный, знает здесь каждый пригорок.

Приступ самобичевания пошел Корнилову на пользу: «Если я способен взглянуть на себя со стороны — еще не все потеряно. Может быть, к столетнему юбилею приличный человек из меня и получится?»

Худенький паренек лет двенадцати ловил рыбу на полуразвалившемся пешеходном мостике через Оредеж. У него Корнилов спросил, где живет орнитолог Борис Федорович.

— Дядя Боря? В двадцать первом доме. Квартиру не помню, в первом подъезде.

«Чего они такие бледные, деревенские мальчишки? — думал Корнилов, поднимаясь по заросшей густым кустарником тропинке в гору. — На дачников посмотришь — те все коричневые».

Бориса Федоровича он нашел сразу. Позвонил в первую попавшуюся квартиру — и через несколько мгновений увидел его на пороге.

— Сюрприз! — радостно провозгласил старший сержант запаса. — А я собрался вас проведать. Заходите, заходите. — Он пропустил Корнилова в крошечную — двоим в ней трудно было повернуться — прихожую, старательно запер дверь на несколько замков и пригласил гостя в комнату.

Генерал заметил, что квартира однокомнатная, кухня не больше прихожей, а комната настолько заставлена мебелью, что оставался лишь узкий проход к окну. «Наверное, жили в деревенском доме, а когда переезжали — жаль стало расставаться с мебелью».

Его внимание привлекли развешанные по стенам картины. Выжигание по дереву. Главной — и единственной! — героиней художника была природа. Птицы и животные в своей среде обитания: глухарь, токующий на сосне, лиса, мышкующая у стога сена, медведица с медвежонком… Пейзажи. Несколько удачных копий Левитана и Шишкина.

— Ваша работа?

— Да. Балуюсь помаленьку. У пенсионера времени намного больше, чем денег. — Борис Федорович окинул беглым взглядом стены, завешенные плотными радами картин — настолько плотными, что не видно было обоев. Добавил: — Персональные выставки устраивают. В Гатчине, в Сиверской. Один раз даже в Питере выставлялся.

Он усадил гостя на диван, примостился напротив на скрипучем стуле.

— Я после нашего разговора вспомнил кое-что про пещеры. В восемьдесят четвертом году, летом — год был засушливый, торфяники горели — в Рождестве не, в пещерах ЧП произошло. Вам это интересно?

— Очень. — Корнилову почудилось, что в прищуренных глазах хозяина блеснули озорные огоньки. — Я вам потом расскажу причину моего любопытства.

— Ладненько. Значит, докладываю: мальчишки нашли у входа в одну из пещер убитого дядьку. Ему голову проломили. Не то ломом, не то топором. Не помню. А второго мужика в пещере засыпало. Его так и не откопали.

— Откуда известно про второго? О том, что его засыпало?

— Да, как вам сказать? Человек же пропал. А вещички остались. Второй вещевой мешок. Все можно думать. И у мертвеца в руках был трос. И этот трос уходил в завал. Рождественские мужики помогали милиции раскапывать — метр пройдут, песок снова осыпается. Три дня мучились, так ничего у них и не получилось. Не откопали. С тех пор осталась в Рождествено только одна пещера. Один вход. Да, и он наполовину завален. Сколько я говорил начальникам укрепите пещеру, это же уникальное явление природы. Да кому хочется лишние заботы на себя взваливать?

— Чем же то дело закончилось?

— Да ничем! Как всегда, ничем. У меня двоюродного брата убили — тоже топором зарубили. Жил недалеко от вашей дачи. Милиция приехала, походили милиционеры, головами покачали и разъехались. Я им сказал — жена его ухайдакала! По пьянке. Давно грозилась. Нет, не послушали. Дождались, когда она своего второго мужика таким же способом на тот свет отправила. Вот уж тут они зачесались! А результат? Баба в обоих убийствах призналась.

— А что за человека убили у пещеры? — вернул Корнилов рассказчика к интересующей его теме.

— Иностранец. Итальянец, кажется. Или немец. Вам, товарищ генерал, выяснить это — раз плюнуть. Затребовали бы дело из архива. Ать-два!

— Я генерал отставной! «Ать-два» не получится. А история с вашими пещерами непростая. Если откровенно — меня друзья попросили в частном порядке им помочь. Выяснить — есть ли пещеры? Не легенда ли?

— Есть. За это я ручаюсь, — серьезно сказал Борис Федорович. — Что еще?

— Опять у иностранцев пробудился интерес к этим пещерам.

Интересно, каким они медом помазаны?

— Наши места знаменитые! Рылеев, Набоков.

— Знаю, знаю. Рукавишников, Шишкин, Фридерикс и Витгенштейн. Интерес туристов понятен. Но если гражданин Германии приезжает сюда с единственной целью — познакомиться с пещерами… С пещерами, которых по-сути и не существует.