Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1993 год Страница 16

На следующий день по приезде в Берлин, не дожидаясь, пока приедет великая княгиня Ольга, я в одиночестве отправился в клинику, чтобы побеседовать с госпожой Чайковской. Я нашел ее сидящей в кровати, она играла с подаренным ей котенком. Она подала мне руку, и я присел рядом. С этого момента и до тех пор, пока я не ушел, она не отводила от меня взгляд, но не промолвила ни слова — я настаивал напрасно — и никак не дала понять, что знает меня.

На другой день я опять появился в клинике, но усилия мои оставались столь же бесплодны, как и накануне. Госпожа Чайковская избегала отвечать на мои вопросы; стоило мне проявить настойчивость, как она откидывалась на подушки, закрывала глаза и повторяла одно: «Ich weiss nicht, ich weiss nicht!» (Я не знаю, не знаю!).

Великая княгиня Ольга и моя жена посетили наконец клинику в Моммсене; госпожа Чайковская очень мило встретила их, протянула им руки, но никто не заметил ни одного из тех неожиданных движений, которые диктует обычно нежность и которых можно было бы ожидать, будь перед нами действительно великая княжна Анастасия .

Впрочем, ни в этот, ни в последующие дни она ни разу не назвала их по имени. Великая княгиня Ольга, как и мы оба, не нашла ни малейшего сходства между больной и великой княжной Анастасией — исключение составлял лишь цвет глаз — и, как и нам прежде, эта женщина показалась ей совершенно незнакомой. Мы начали разговор с того, что попытались изъясняться с ней по-русски, но вскоре убедились, что хотя она и понимает русский язык, правда, не без труда, но говорить сама не может. Что же касается английского и французского, то это и вовсе был бесполезный труд, и мы вынуждены были общаться на немецком. Мы не смогли скрыть изумления. Великая княжна Анастасия прекрасно говорила по-русски, довольно хорошо по-английски, сносно по-французски и совсем не знала немецкого. Госпожа Чайковская не могла недооценивать значение нашей встречи; она прекрасно знала, зачем мы прибыли, и, согласитесь, было бы странно, если бы она, владея хоть одним из этих языков, не пожелала продемонстрировать нам свои знания.

Что же касается великой княгини Ольги и моей жены, то ими руководили лишь жалость, которую вызывала несчастная больная, и опасения допустить ошибку, которую после уже невозможно будет исправить. Они показывали бедняжке фотографии, которые освежили бы ее память, будь это действительно Анастасия Николаевна. Мы привезли много снимков покоев императорской фамилии в Царском Селе, среди прочих там были фотографии спален императрицы и великих княжон: больная почему-то не узнала их. Когда она рассматривала снимок маленькой детской столовой, мы так и не добились от нее, где во дворце находится эта комната. (Эту же самую фотографию показывал ей два месяца назад господин Зале, и тогда госпожа Чайковская не вспомнила даже мою жену, сидящую за столом (Посол Дании сообщил мне об этом в своем письме от 24 августа 1925 г.) А ведь до того самого дня, когда нас всех отправили в Сибирь, великие княжны каждое утро завтракали с моей женой в этой самой столовой!) Если бы госпожа Чайковская была Анастасией Николаевной, разве она колебалась бы хоть одно мгновение?

Мы показали ей множество фотографий, сделанных в Крыму и в тринадцатом году во время путешествия императорской семьи по Волге, по случаю трехсотлетия дома Романовых. Эта поездка была необычным событием в столь однообразной жизни великих княжон: они впервые видели живописные края, ставшие когда-то колыбелью великой династии, впервые их взорам предстала Волга, река, воспетая всеми русскими поэтами, им в первый раз довелось провести столько времени в дороге, путешествуя не на привычном для них «Штандарте». Ни один из снимков не вызвал отклика в памяти госпожи Чайковской. Единственное, что удивляло нас, это та уверенность, с которой она находила на любой фотографии членов царской семьи: самого императора, императрицу, наследника и великих княжон.

Здесь следует рассказать об одном событии, которое поможет наконец внести ясность в это необыкновенное дело. Полковник Куликовский (Бывший офицер кирасирского полка, супруг великой княгини Ольги, бывшей замужем первым браком за принцем Петром Александровичем Ольденбургским.), сопровождающий великую княгиню Ольгу в Берлин, узнал от одного из своих старых сослуживцев, господина Баумгартена, что между 1922 и 1925 годами госпожа Чайковская не раз бывала в русских эмигрантских обществах. Эта новость нас удивила, и мы с господином Куликовским решили разыскать людей, знавших ее раньше. Господин Баумгартен любезно познакомил нас с М.Н. Швабе, одним из своих друзей, и с его супругой.

Для нас, почти незнакомых с прошлым госпожи Чайковской, эта встреча была настоящим откровением. От четы Швабе мы узнали, что она долгое время жила у барона Кляйста, русского эмигранта, уроженца одной из прибалтийских провинций, который сперва поверил, что и впрямь имеет дело с великой княжной Анастасией. Госпожа Чайковская общалась со многими русскими, среди прочих — с госпожой Толстой и ее детьми. Что касается этой последней, то до революции она жила в Царском Селе, и дети ее, с необычайной любовью относившиеся к наследнику и великим княжнам, не раз встречали их во время прогулок в парке. Несомненно, что госпожа Чайковская узнала от Толстых множество деталей, касающихся жизни императорской семьи в Царском Селе.

В то время, то есть между 1922 и 1925 годами, здоровье госпожи Чайковской было несравненно лучшим, чем нынче, она много гуляла по городу, даже делала покупки, и часто навещала супругов Швабе, к которым была нежно привязана. У них она могла увидеть много всего относящегося до царской фамилии: фотографии, фотокопии, брошюры и еженедельники — словом, всю огромную коллекцию материалов, собранную господином Швабе для журналов, которые он издает (чтобы заработать кусок хлеба, он открыл в Берлине небольшую типографию). Она часами разглядывала снимки членов императорской семьи, которые неблагоразумно приносили ей люди, окружавшие ее, и постепенно научилась узнавать эти лица на любой фотографии.

Госпожа Швабе тоже поведала нам много весьма интересных деталей, которые у нее была возможность наблюдать во время частых визитов госпожи Чайковской. Вначале она искренне была уверена, что Незнакомка — и впрямь та, за которую себя выдает, но вскоре ее начали мучить подозрения, постепенно убедившие ее в обратном. Теперь у нее не осталось сомнения в том, что госпожа Чайковская явилась не из России, что она никогда не была православной: об этом красноречиво свидетельствует множество эпизодов, которые она пересказала нам и которые мы не приводим здесь лишь из соображений лаконичности.

Супруги Швабе рассказали нам, что недостающие зубы госпожи Чайковской — результат посещений дантиста в Дальдорфе, а отнюдь не ударов прикладами во время страшной екатеринбургской ночи, как утверждала госпожа Ратлеф.

Но самое гдавное, что удалось нам узнать, была история со словечком «Schwibs», столь удивившим нас в устах больной. Услышала она его впервые следующим образом.

В 1922 году в Берлин прибыл П. Булыгин, бывший русский офицер, ездивший в 1918 году по поручению великой княгини Ольги в Сибирь в надежде разыскать сведения об императорской фамилии; в качестве пароля великая княгиня и назвала ему это домашнее прозвище. Булыгин, коротко знакомый со Швабе, часто рассказывал им о своем сибирском путешествии. Познакомившись с госпожой Чайковской, они попросили своего друга назвать им какую-нибудь характерную деталь, чтобы испытать Незнакомку, и Булыгин рассказал им об этом загадочном имени. Что же касается госпожи Чайковской, то она так и не сумела ответить на этот вопрос, и госпоже Швабе пришлось слог за слогом открыть ей прозвище...

В тот же день, вечером, мы все, вместе с господином Зале и его супругой, ужинали в посольстве, и я решил воспользоваться случаем, чтобы познакомить великую княгиню со всеми новостями, которые узнал за сегодня. Господин Зале нашел, что мой излишне красочный рассказ мог неблагоприятно повлиять на слушателей, и заметил мне, что я явно вышел за рамки своей роли простого свидетеля, поспешив сделать выводы из еще не проверенных фактов. Но господин Куликовский поддержал меня, посоветовав великой княгине самой выслушать мнение госпожи Швабе. Остановились мы на том, что за ней пошлют, и через час госпожа Швабе повторила, на сей раз в присутствии великой княгини, супругов Зале и моей жены, все столь важные подробности, которые мы узнали от нее чуть раньше.

На следующий день мы снова отправились в клинику, чтобы расспросить больную еще раз. С тем, чтобы проверить то, что узнал накануне, я попросил госпожу Ратлеф о небольшой услуге, цели которой намеренно не стал ей сообщать, а именно: зарисовать расположение зубов госпожи Чайковской. Любому, взглянувшему на этот рисунок, сделалось бы понятно, что недостающие зубы не были выбиты ударом: в этом случае их не хватало бы лишь в каком-то одном месте; у больной же они отсутствовали то здесь, то там по всему ряду.