Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1970 год Страница 16

Глиняная цивилизация южной кромки Сахары еще не стала местом паломничества туристов, хотя она вполне может претендовать на титул одного из чудес света. Это тоже творение Нигера: причудливые сооружения, хранящие прохладу, делают из его клейкого ила. Каждый сезон их подновляют, нанося новые и новые слои этого дарового стройматериала. Но архитектурное решение остается без малейших изменений уже тысячелетие.

Луна заливает белесым своим светом глиняный лес, сработанный человечьими руками, он удаляется с каждым взмахом весел и наконец исчезает.

Поднялся ветер, секущий лицо песком. Волны начали раскачивать суденышко. Вода свивалась жгутами. Река волновалась, как перед давно ожидаемым свиданием. Здесь восточная ветвь Нигера «улавливала» западную ветвь. Юный полноводный Нигер номер два подхватывает слабеющий Нигер номер один, внося в него молодой задор. В те времена, когда Сахара была зеленой, это были две самостоятельные реки...

Сюда воды Нигера докатываются из такого далека — за две с половиной тысячи километров, что им требуется почти полгода, чтобы проделать этот путь. И разлив в этих местах оказывается совершенно несообразным с временем года: в сезон дождей уровень реки падает, а в самый разгар сухого сезона здесь начинается разлив. После Дире на прибрежных дюнах деревни стали походить на стада божьих коровок — хижины из плетеной соломы готовы отползти, следуя метр за метром за подъемом реки. Здесь на каждом островке обитают сонгайские духи. А островков этих не сосчитать. Они меняют очертания, исчезают и возникают. Вот на этом предок всех рыбаков Нигера Фаран Мака затеял мериться силой со своим соперником Фоно и одолел того. Вот здесь Фаран загарпунил самого старого бегемота, того самого, что целые сто лет переворачивал рыбачьи пироги. Мамаду, рассказывавший нам эти истории, потрясал воображаемым гарпуном, угрожал страшному зверю и заново переживал перипетии древней битвы. Который раз уже мы просим Мамаду повторить этот рассказ, и каждый раз он находит все новые подробности.

На этом островке, таком низеньком и хрупком, что, похоже, он вот-вот должен сорваться и пойти вниз по течению, стоит камень Фарана. Поколения и поколения рыбаков точили на нем свои гарпуны и остроги. Они приходили сюда столько раз и столько раз терли железом мягкий песчаник, что в нем образовались сквозные дыры.

В другом месте из воды выступает камень в форме носа суденышка: это пирога Фарана, превращенная в камень заклятием злого духа Зинкибару, с которым тот некстати разругался. (Еще одна история, которую мы слушаем затаив дыхание.)

Кончается государство Нигер, и великая река вступает в свой последний этап.

Река гонит тугую волну, по-хозяйски расталкивая берега Нигерии. Здесь справа и слева в Нигер впадают многочисленные притоки. После того как по берегам их открыли нефть, воды Нигера пахнут ею, а вокруг морского порта Буруту цветут радужные пятна. Ритм Нигера здесь насыщен: торопятся вверх и вниз пароходы, катера, на палубе блеет скот, который доставляют в многолюдные провинции нигерийского юга. Близко уже море, но открытия на реке не кончаются.

В первое наше путешествие мы встретили в двухстах километрах от моря... морской прилив. Наши гребцы-сонгаи во все глаза смотрели, как течение великой реки шло вспять: это морской прилив гнал ее назад. Я опустил руку и попробовал воду — она была соленой.

С той поры не раз и не два я встречался с Нигером. Я плавал по реке и на катере и на пароходе. Несколько лет назад прибрежные африканские государства создали межгосударственную комиссию с центром в Ниамее. В качестве ее эксперта я отыскивал пути улучшения судоходства.

В декабре 1969 года перед изумленным взором рыбаков по Нигеру пронеслось чудовище. Оно мчалось, не обращая внимания на пороги и перекаты. Это было судно на воздушной подушке. Пробный проход речного вездехода показал, что он, очевидно, окажется наиболее перспективным средством транспорта на великой реке. Правда, пока поездка на нем обошлась бы слишком дорого. Да такая спешка и не в характере жителей Нигера, смотрящих на реку как на дорогу, которая сама приведет тебя к месту, куда ты стремишься...

Жан Руш

Перевела с французского Н. Машина

Сфинкс ждет ответа

«Муравьи» Аль Мамуна

Младший сын Гаруна аль-Рашида — героя сказок «Тысячи и одной ночи», один из образованнейших людей своего времени арабский халиф Аль Мамун собрал множество каменотесов, архитекторов, каменщиков и в 802 году разбил свой лагерь у подножия пирамиды Хеопса, «чье острие касалось неба». Грани пирамиды были покрыты блестящими, отполированными известняковыми плитами, подогнанными столь тщательно, что лезвие дамасского кинжала не могло пройти между ними.

Он хотел найти не только сокровища одного из величайших фараонов, но и открыть секрет оружия, что не ржавеет от крови и воды, и тайны стекла, «которое гнется, не разбиваясь». Его мудрецы говорили, что все это спрятано за каменной плитой Большой Пирамиды, которую стережет каменное чудище с туловищем льва и головой мудреца.

Аль Мамун тщательно искал ту плиту, о которой он читал у Страбона: «На боку пирамиды на небольшой высоте есть камень, который можно отодвинуть; если приподнять этот камень, открывается извилистый ход, ведущий к могиле». Но все камни были похожи друг на друга, и найти один-единственный среди тысяч и тысяч близнецов было невозможно. Аль Мамун приказал пробивать туннель в этой сверкающей горе.

Известняковый панцирь и само каменное тело пирамиды оказались столь твердыми, что резцами и долотами невозможно было их нарушить. Люди Аль Мамуна принялись раскалывать камни, накаляя их огнем и обливая холодным уксусом... Это была каторжная и выматывающе медленная работа, но пядь за пядью кладоискатели вгрызались в пирамиду. Шли месяцы. Уже на тридцать метров уходил в черноту узкий, как змеиная нора, ход, но каменное тело остроконечной горы казалось монолитом. Аль Мамун решил кончать работы... И вдруг однажды послышался из глубины пирамиды какой-то звук — словно сорвался в глубокий и глухой колодец огромный камень. С новыми силами люди Аль Мамуна принялись за работу.

Через несколько недель ход вывел кладоискателей к небольшому коридору, круто, под углом в 26°, поднимающемуся кверху. Ползком — ширина коридора не превышала метра — поднялись по этому проходу, взломали камень, преградивший путь, — и в туннель ворвался солнечный свет. Это был тот самый вход в пирамиду, о котором писал Страбон, вход, который должен был привести к сокровищам древних.

Тогда люди двинулись в обратном направлении, вниз. Ход привел их в каменную пещеру, с неровными, грубо отесанными стенами. Пещера была пуста. В одной из стен ее чернел вход горизонтального лаза.

Этот лаз через пятнадцать метров уперся в глухую скалу. Через десять метров оборвался и другой лаз — колодец, вырытый в полу пещеры...

И все же Аль Мамун решил продолжать поиски. Он тщательно обследовал входной туннель и нашел камень в его стене, что прикрывал отверстие еще одного коридора. Все попытки сдвинуть этот камень были безуспешными, и Аль Мамун приказал пробиваться в обход. Многодневный каторжный труд в душных коридорах, где даже чадящим факелам не хватало воздуха, привел наконец «муравьев пирамиды» — так назвал себя и своих людей Аль Мамун — к узкому и снова наклоненному под углом в 26° проходу вверх. И снова ползком — ширина прохода лишь иногда позволяла встать на четвереньки — кладоискатели поднялись на пятьдесят метров. Туннель заканчивался сравнительно обширной, но снова совершенно пустой комнатой, в одной из стен которой Аль Мамун увидел вход в новый горизонтальный коридор. Коридор привел людей в высокое прямоугольное помещение... И снова пустое.

И снова Аль Мамун приказал искать проходы. В потолке вновь открытой комнаты один из помощников халифа увидел отверстие. В свете факела поблескивали ступени. Протиснувшись в этот люк, Аль Мамун вдруг очутился в огромной галерее, круто поднимающейся кверху. Стены галереи казались вогнутыми — с такой ювелирной тщательностью были подогнаны камни, образующие свод, уходящий на восьмиметровую высоту.

Галерея привела «муравьев» в огромный зал, облицованный такими же полированными плитами. Свет факелов дробился на стенах, и они блестели так, будто выстланы были алмазами, а не известняком. На полу этого великолепного зала стоял темно-коричневого гранита саркофаг.

...Саркофаг был пуст.

Последняя надежда Аль Мамуна рухнула — ни сокровищ, ни папирусов с древними письменами. Охваченные яростью, люди били молотами в стены зала, пытаясь найти еще один проход. Но все было тщетно — стены отзывались мертвым, безжизненным звуком нетронутой скалы.