Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год Страница 16

Раджан с гордостью показывает недавнее приобретение — большой будильник.

 — Чтобы не опаздывать на работу.

Будильник занимает почетное место на книжной полке рядом с радиоприемником и стопкой иллюстрированных журналов.

— Хорошо живете,— пытаюсь я сделать комплимент хозяину.

— Что вы! Денег всегда не хватает. На радиоприемник ушла почти вся премия позапрошлого года. Сейчас сыну нужен новый велосипед, в школу ездить. У нас тут все дети учатся. Обучение, слава богу, бесплатное. Вот, скопил денег и купил корову,— замечает наш хозяин.— Теперь молока для детей вдоволь. Немного даже продаю соседям.

— Но расходы тоже растут? — поинтересовался я.

Хозяин пожимает плечами:

— Конечно. Но крестьянам и ремесленникам живется труднее... Работа на фабрике — это устойчивый доход, относительное спокойствие. Нас в городе считают людьми удачливыми. У фабричных и образование побольше, зарплата выше. Семьи у нас не такие многодетные, как у крестьян. В общем, устраиваемся... Расходы, правда, тоже растут. Приходится чаще покупать одежду, жене сари, мы не ходим в лохмотьях.

Часы, велосипед, приемник — всего этого еще сорок лет назад мой отец даже не знал. А мы не представляем, как без них можно обойтись. Отец до сих пор не понимает, зачем выписывать газету.

Ведь это тоже постоянная статья расходов...

— Для тех, у кого не хватает денег на газеты,— вставляет Рагу,— профсоюзные комитеты всегда держат несколько свежих номеров. Их можно прочитать прямо в конторе. Многие так и делают. Значит, мы добились того, что почти все рабочие грамотны и интересуются политикой.

— Что будут делать ваши сыновья, когда вырастут? — спросил я у Раджана.

— Сейчас они ходят в среднюю школу. Может, удастся колледж закончить. Глядишь, образованными станут.

А то займут мое место у станка. Но получить работу на текстильной фабрике не так-то легко. Не будем загадывать. Так или иначе, но мир изменяется к лучшему...

Дмитрий Морозов Мадурай — Москва

Идите от колодца

Со двора доносились звонкие удары. Я сразу понял, что жестянщик Болду уже начал работать. И что птицы кричали не из сна, а наяву... Их разноголосый, резкий гомон вдувало в раскрытое окно вместе с теплым утренним воздухом. И звуки эти, казалось, отражаются от оконных стекол, от блестящего чайника вместе с солнечными бликами...

В село Табаны я приехал ночью и теперь, при свете утра, внимательно рассматривал мастера.

Он сидел под окном на низком деревянном чурбаке, чуть склонив голову. Сверху мне было хорошо видно, как кончики его густых черных волос вздрагивали при каждом взмахе руки. Молоток взлетал и резко опускался на зубило. Еще несколько ударов — и он замкнул овальный рисунок. Потом взял другую пластинку и стал рассматривать на ней карандашные узоры. Мне показалось, что сейчас жестянщик Болду похож на живописца за работой: отрешенное, замкнутое лицо, ярко-голубой берет...

— Скажите, Болду, вам никогда не хотелось стать художником?!

Он вздрогнул и поднял голову. Удивленно посмотрел на меня:

— А... а, это вы... Я и так хорошо зарабатываю...— Он немного подумал.— И потом, меня все называют художником... Но лучше посмотрите сюда.— Он взял кусочек оцинкованного железа с рисунком.— Это будет шпиль колодца. Здесь,— показал на край пластинки,— будет аист, здесь — виноградная гроздь.

Разговаривая со мной, он, не глядя на зубило, снова застучал молотком и залепил себе по пальцам. Болду начал сыпать проклятия, а когда успокоился, встал и громко крикнул:

— Кажется, пора завтракать!

По застекленной веранде бесшумно задвигалась его жена.

— Идут люди ко мне, просят — сделай колодец,— присаживаясь за стол, говорил мастер.— Раньше мало шли. Сейчас много. Из других сел приезжают. И с Украины тоже... Было и такое — вдоль нашей олимпийской трассы колодцы украшал... Одну минуту! — Болду вскочил из-за стола и исчез в соседней комнате. Вернулся с торжественным лицом. Локтем смахнул со скатерти крошки.— Вот,— сказал,— мой диплом,— и положил передо мной красную глянцевую папку. Я раскрыл ее и прочитал, что в 1979 году Болду М. Д. принимал участие во Всесоюзной выставке произведений мастеров народных художественных промыслов. Его колодец выставлялся на ВДНХ.

— Мне говорили,— сказал я, возвращая ему диплом,— что здесь, на севере Молдавии, первым мастером, который украсил колодец металлом, были вы. Это так?

— Первым... у нас в селе. На Земле трудно быть первым. Пойдем смотреть мастерскую?

Мастерская находилась тут же, во дворе дома. Из нее доносился перезвон. Было воскресенье, но, видимо, работа началась с самого утра. Работал старший сын Болду, девятиклассник Михаил, работал младший, семиклассник Дима, а за длинным деревянным столом восседал отец самого Болду. Он большими ножницами фигурно обрезал жестяную пластину. Из окошка падал свет на Марию, ученицу жестянщика. Она переносила рисунок с трафарета на металл.

На белых стенах висели образцы орнаментов — от самых простых, похожих на гребенку, до сложных, затейливых, будто сплетенных из множества серебристых нитей.

— Пока еще из двухсот колодцев, что я сделал, одинаковых нет.— Болду посмотрел на сыновей так, будто ждал подтверждения своих слов.— А вот мой первый узор,— он встал на табурет и снял со стены зубчатую пластинку с ровным рядом горошин-отверстий.— Я делал это долго. Сначала все не получалось. Потом все получилось. Мы с отцом для крыш этот узор резали. Дальше я придумал это...

Он показал пустотелый, похожий на банку предмет, иссеченный дырочками, лепестками, ромбиками, зигзагами.

— Называется вазон,— пояснил Болду,— надевается на кончик водосточной трубы для украшения. Вначале труднее всего было придумать узор, такой, чтобы хорошо смотрелся на металле, не утяжелял его, а делал легче и прозрачнее...

— А колодцы? — спросил я.— Сколько надо времени, чтобы украсить колодец?

— Три недели. Может, три месяца. Как повезет. Я часто придумываю одно, получается другое. Рисунок меняется в работе. Ы-ы-м...

— Импровизация,— нашел нужное слово девятиклассник Миша.

Потом Болду начал говорить, какой путь проходит лист жести, прежде чем превратится в изящное украшение. Он рассказывал, как вычерчивается рисунок на бумаге, затем переносится на картон — изготавливается трафарет. С трафарета — на лист оцинкованного железа.

— ...Наступает черед ножниц, молотка, разных зубил и... ын...

— Интуиции! — опять подсказал сын.

— Когда узорчатые пластинки готовы, их можно собирать — скреплять болтами и клепками,— продолжал рассказывать мастер.— Чем выше располагается узор, тем рисунок должен быть крупнее. И готовую колодезную крышу можно устанавливать над срубом. Сейчас мы делаем из жести не только крышу, но и весь колодец. Маленький металлический домик получается. Теремок... Чем больше металла, тем больше,— Болду покосился на сына,— фантазии надо.

Болду, увлекаясь, говорил все быстрее. Он показывал мне зубила и снова пускался в объяснения, как он закаляет металл по своему особому рецепту в сельской кузнице. Потом мастер схватил со стены, как клинок с ковра, изогнутый металлический серпик и раскрутил его словно пропеллер цепкими пальцами... И тут посыпались слова «чеканка», «насечка», «угол»... Тогда я не выдержал и попросил его не торопиться. Болду снова заговорил о металле. Но теперь как о чем-то живом и одушевленном, раздумывая над каждой фразой:

— Иногда его надо обмануть, обхитрить. Он же капризный бывает, как девка! Надо, чтобы была в нем легкость. Чтобы прозрачным казался, хрупким, ломким. Стеклянным казался. Тогда засветится. Солнце упадет на колодец, загорится он, изнутри загорится. Будто свет кто поставил!.. Вокруг...

— А ведь и деревом можно красиво оформить,— сказал я, вспомнив недавно виденные мной деревянные колодцы.

Болду изучающе посмотрел на меня. Ответил медленно и тихо:

— Меня отец учил с металлом работать. Отца моего учил дед — кузнец. А деда — прадед... Кузнецом он был. Тоже...

Глубокой ночью мы вышли в сад. Не спалось. Сидели на двух деревянных чурбанах — тех самых, на которых Болду колотил утром свои изделия. От запахов цветов и трав воздух казался густым, жирным, как сама молдавская земля, питавшая соками поля, сады и виноградники. Лохматыми, темными копнами разбегались по саду яблони. Тихо трещали их ветки. Низко плавали звезды. Мастер сидел и смотрел в небо, потом сказал:

— Говорят, в доме, над которым погасла звезда, родятся счастливые дети. А колодцы, если послушать стариков, надо рыть там, куда вонзаются звездные осколки...— Он протянул руку и склонил к себе большую розетку подсолнуха.— Мой узор,— сказал Болду.