Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1977 год Страница 16

В полном снаряжении, с большим запасом патронов, с легкими походными пушками, навьюченными на лошадей, весь легион выступил в поход.

На пятый день колонны достигли деревни, стали на привал. Солдаты кинулись потрошить глиняные хижины. Залп из «длинных голландцев» ударил как гром. За ним — другой. Офицеры с трудом собрали солдат. Легион занял оборону на деревенской площади. По дыму определили, что стреляли из подступающего к хижинам буша. От деревенской площади нестройно полетели пули, по бушу хлестнула картечь. После неожиданной атаки дагомеек в каждой роте недосчитали по десять-пятнадцать человек.

Дагомейская армия изменила тактику: не нападала в открытую, устраивала завалы из деревьев, заманивала легион в болота. Случалось, колонны неделями топтались на месте или откатывались назад и искали обход. Но и там на их пути вставали смелые воительницы. Скоротечный бой, и они исчезали как призраки.

Силы легиона таяли. Со времени начала похода было уже потеряно две трети состава.

После очередного, как всегда неожиданного, нападения дагомеек усатый полковник стоял у входа своей палатки. По выгоревшему брезенту щелкали крупные капли: пришла пора дождей. При ударе о брезент капли разлетались. Мелкие брызги попадали на лицо, оседали на обвислых усах полковника.

В нескольких метрах от палатки стояло ироко — высокое тропическое дерево. По гладкому, мокрому от дождя стволу карабкался жук. Он взбирался футов на шесть-семь, останавливался. Бессильно царапал лапками по скользкой коре, сердито водил длинными усами. Силы жука иссякали окончательно, и он падал к подножию ироко. Потом снова пробовал взбираться, снова падал...

Дагомея казалась полковнику таким же ироко. Легион раз за разом карабкался по гладкому стволу и сползал обратно. Вершина — дагомейская столица Абомей — оставалась недосягаемой. Жуку не давал подняться дождь, легион стряхивали со ствола загадочные, отчаянные до безумия чернокожие женщины.

...Жук, упав в какой уж раз, куда-то исчез. Полковник, пребывая по-прежнему в мрачном настроении, подождал минут пять. Жук так и не появился. Полковник позвал горниста, приказал играть сигнал к отступлению...

* * *

Костер догорал. Со всех сторон на поляну наползала кромешная тьма. Где-то поблизости в лесу кричала сова, и от этого пугающего крика темнота казалась еще призрачней.

— Выходит, выстояли? — спросил я.

— Если бы оно так. — Старуха подбросила в костер последнюю ветку, уселась на землю. — Дагомейцы ждали поработителей на другой год — жрец предсказал, — но их не было. Силы собирали или еще что задерживало. Королю вздумалось тогда двинуть свою женскую армию на соседей — йоруба: вспомнил старую обиду. Те сидели в городе, наши сомиа пошли на штурм. Куда там! Иоруба были хорошие воины. Много сомиа пало в бою, немало йоруба пленили. Раненой попала в плен и моя мать. Победители были милостивы, поступили благородно: пленным даровали свободу, отпустили домой. Моя мать вернуться на родину не могла — долго не заживала рана. Пока она болела, дошли вести, что на Дагомею вновь навалились белые. Имели много пушек, новые винтовки, которые быстро стреляли. У наших такого оружия не было. Где ж было устоять женщинам со своими «длинными голландцами»? Последней погибла Санг. Говорили потом, что в ее теле насчитали тридцать пулевых ран. Видать, легионеры разъярились, ударили залпом... А без Санг, без армии королю стало не по силам выстоять против поработителей. Они захватили страну, устроили охоту за амазонками — их уже так и наши называть стали. Возвращаться моей матери в родные места было нельзя. К тому ж ей, в то время молодой девушке, приглянулся один йоруба. Поженились. Я в семье восьмой дочерью была. Так и прижились здесь...

Костер угас совсем. Лишь по углям бегали светящиеся змейки.

— Разговорилась я, — старуха встала. — Пора спать. К нам в хижину пойдете или как?

— В машине сподручней. Не так москиты будут докучать.

Ночь прошла незаметно.

Старуха накормила меня и, пока я ел, долго втолковывала, как выбраться на нужную дорогу.

— А где Амоке? — спросил я перед отъездом.

— С отцом и матерью в соседнюю деревню на рынок ушла. Я сейчас. — Старуха шагнула в хижину. Вернулась с гроздью кокосовых орехов, протянула мне: — Вам на дорогу. Пить, может, захочется. Амоке просила передать.

Я взял увесистую гроздь с желтеющими плодами. Стебелек, похожий на зеленую веревочку, был на конце овальным с темным налетом — хранил след пули...

До Иларо я добрался благополучно, без каких-либо приключений, затем вернулся в Лагос. Первое время довольно часто вспоминалась безымянная деревушка, рассказ старухи. Но йотом я решил предать его забвению — слишком необычными в пересказе старухи казались храбрые дагомейки. К тому же по старости она могла что-то напутать, присочинить. Но недавно я увидел книги историков и этнографов, где говорилось о женской армии, описывались военные сражения дагомеек.

Снова вспомнился лесной костер, и я решил передать рассказ старухи так, как он мне запомнился.

Терпеливая тайна Нан-Мадола

В начале остров Понапе в Каролинском архипелаге вообще долго и упорно «сопротивлялся» всем попыткам открыть его. Первым из европейцев его увидел испанский капитан Педро Фернандес де Куирос, чей корабль оказался в водах Каролинского архипелага в 1595 году. Однако капитан не сошел на берег — то ли что-то помешало ему, то ли не ожидал найти ничего интересного на затерянном в океанских просторах клочке земли. Так и оставался Понапе более двух столетий «белым пятном» на карте. Лишь в январе 1828 года капитан шлюпа «Сенявин» Федор Петрович Литке во время кругосветного плавания нанес на карту очертания Понапе и дал науке первые точные сведения о природе острова и о его жителях.

А еще спустя восемь лет разразилась сенсация. В 1836 году в Бостоне некий Джеймс О"Коннэлл выпустил книгу «Одиннадцать лет в Новой Голландии и на Каролинских островах», в которой описывал удивительные свои приключения.

В конце 1820 года ирландец О"Коннэлл нанялся матросом на китобойный барк «Джон Буль». Близ Каролинских островов «Джон Буль» потерпел крушение, и О"Коннэлл с пятью своими товарищами-матросами оказался в шлюпке, отданной на волю волн и ветра. Наутро четвертого дня обессилевшие и отчаявшиеся люди увидели на горизонте гористую землю. Когда шлюпка подошла к берегу, ее окружило множество каноэ, переполненных вооруженными туземцами. Однако, убедившись в полной беззащитности белых людей, островитяне свели их на берег.

Трепеща, ждали они решения своей судьбы. Им казалось, что самые худшие опасения начали оправдываться: в прибрежную деревню стали прибывать депутации из соседних поселений. Новоприбывшие тщательно рассматривали потерпевших кораблекрушение; особый восторг вызывала их белая кожа. После захода солнца на берегу загорелись огромные костры и начались пляски. По всем канонам матросского фольклора Южных морей это были верные признаки грядущего каннибальского пира. О"Коннэлл и его товарищи забились в угол хижины, не смея носа высунуть наружу. Вскоре к постройке, озаряемой светом костров, подошли вожди. О"Коннэлл решил, что наступил решающий момент.

И тогда он принял дерзкое решение.

О"Коннэлл выскочил из хижины, на мгновенье остановился перед застывшими от изумления понапейцами и... сделал первые па зажигательной ирландской джиги! Впрочем, как позднее выяснил О"Коннэлл, все их страхи были совершенно напрасны: на острове Понапе не было каннибалов, а на кострах, которые произвели столь сильное впечатление на матросов, было приготовлено традиционное праздничное блюдо туземцев: жареные собаки. Благодаря джиге авторитет О"Коннэлла сильно возрос, и вождь Ахундел, который принял в свою деревню находчивого ирландца, был необычайно горд доставшимся ему трофеем.

За этот поступок О"Коннэлл был признан настолько «своим», что Ахундел отдал ему в жены дочь и приказал татуировать своего зятя, как это было принято у понапейских воинов.

И все же в один прекрасный день, воспользовавшись чужим каноэ и записав на банановом листе названия соседних деревень, О"Коннэлл вместе с другим матросом, Кинаном, отправился в дальнейший путь.

«И самым удивительным приключением, — рассказывает О"Коннэлл, — происшедшим с нами во время этого путешествия, приключением столь невероятным, что поверить в него труднее, чем во все остальное, мною рассказанное, стало открытие... гигантских развалин, архитектура коих резко отличалась от нынешних построек островитян, а размеры были ошеломляющими. На восточной оконечности группы островов лежит большой плоский остров, который во время сильного прилива кажется разделенным водой на тридцать или сорок маленьких островков. Он отличается своей почти ровной поверхностью. Ни один камень не был занесен на этот остров игрой природы. В отдельных уголках его растут, зреют и разлагаются несобранными фрукты, ибо туземцы ни за что не соглашаются ни собирать эти плоды, ни даже прикасаться к ним...