Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова Страница 16

– В библиотеке. Пока маменька дома принимала гостей, девочка сидела в читальном зале.

– Читала?

– Рисовала. Она рисует очень хорошо.

– Так же, как ты?

– Я не рисую. – Мирослава отступила на шаг, отряхнула с ладоней сахарные крошки.

Дядя Митя ничего не ответил, лишь молча покачал головой.

Это была запретная Тёма. Эту тему Мирослава не обсуждала ни с кем. Ни с модным психологом, ни с дядей Митей. Только, в отличие от психолога, дяде Мите было не все равно, он за Мирославу переживал с самого первого дня их знакомства.

Потянуло холодом, невесть откуда взявшийся сквозняк погнал по полу соломинки. Лошади заржали все разом, на шесть голосов. Мирослава суетливым движением пригладила волосы, и лишь, когда пальцы коснулись тугого пучка, успокоилась. Ничего не вздыбится! Никто не зазомбовеет! Да и с чего бы?! Особенности психики или восприятия действительности – только и всего! И лошади умолкли.

– Ты скоро домой? – спросила она, чтобы нарушить установившуюся какую-то неправильную тишину. – Может сначала ко мне на чашечку кофе? У меня есть очень вкусный, как ты любишь.

– В другой раз, мне уже и в самом деле пора.

Дяде Мите всегда было пора или некогда, он никогда не переступал порог ее квартиры, сколько бы она его ни приглашала, отделывался отговорками о занятости, но Мирослава понимала – дядя Митя не хочет компрометировать ее в глазах горисветовской общественности, не хочет рушить ту стену, которую она с такой тщательностью выстраивала между собой и остальными. Дядя Митя не был «остальными», но границы предпочитал не нарушать.

– Но, если ты подождешь пару минут, я тебя провожу. Прогуляемся.

– Я подожду. – Мирослава уселась на скамеечку недалеко от велосипеда, вытянула перед собой ноги, полюбовалась на носки кед. – Мне не к спеху.

Дяди Мити не было минут пять. Этого времени хватило, чтобы запереть конюшню и сменить комбинезон на джинсы и ветровку цвета хаки. В этом обличье он уже не походил на профессора. Поджарый, всегда загорелый, лишь самую малость сутулый, он был похож на отставного военного.

– Я готов! – Он протянул Мирославе руку, помогая встать.

Они шли, не спеша, разговаривая о несущественных, но приятных мелочах, как когда-то очень давно. Так давно, что Мирослава уже почти и забыла, а теперь вот вспомнила и радовалась как маленькая этим мгновениям умиротворения и защищенности. Это то, что было ей нужно больше всего после пережитого в овраге. Пожалуй, дядя Митя был единственным человеком, которому она могла бы рассказать о своих страхах.

Могла, но не стала. Может быть потому, что не была до конца уверена в реальность произошедшего? Да и что там такого произошло, если разобраться? Какая-то геомагнитная аномалия, заставившая вздыбиться ее волосы? Воронка, которая закручивалась не в ту сторону? Забавное происшествие, не более того. А то, что она была похожа на зомби… Ну, хакер Фрост мог и не такое придумать. Ей ведь никак это не проверить.

Оставался шепот. Или то, что она приняла за шепот. Еще одна аномалия, только не геомагнитная, а ментальная. С этой аномалией следовало бы съездить к психологу. Может быть даже попить каких-нибудь таблеток. Сколько лет она уже не принимала препараты? Давно! Тогда справилась, значит, и сейчас справится. А если станет совсем невмоготу, запишется на консультацию или поговорит с дядей Митей. Он поймет. Что бы она ему не рассказала, какую бы глупость, он ее поймет. Потому что он всегда ее понимал. Потому что он был ее ангелом-хранителем, как бы пафосно это ни звучало. Да, вот такого ей выделили ангела-хранителя, похожего одновременно и на отставного военного, и на профессора.

У любого человека много лиц, девочка! Так он любил повторять. Маленькая Мирослава уточняла, лиц или масок, но дядя Митя всегда говорил про лица. И она не понимала, не могла понять, как могут быть несколько лиц у одного человека. Повзрослев, не единожды побывав на консультации у модного психолога, она решила, что лица – это личины, а значит все равно маски, но к тому времени этот вопрос почти перестал ее волновать.

– Ты же скажешь мне, если что-то будет не так? – спросил вдруг дядя Митя и посмотрел на Мирославу как-то уж слишком пристально.

– Все хорошо. – Она улыбнулась в ответ. Не заставила себя улыбаться, как привыкла, а именно улыбнулась.

– А если станет плохо?

– А если станет плохо, то непременно скажу.

– Больше не ходи той дорогой. – Он был очень серьезен. – Незачем тебе, Мира.

– Больше не буду, – пообещала она. Ей и самой не хотелось. Хватило с нее на сегодня.

– Вот и молодец! – Он тоже улыбнулся. Снова блеснули стекла очков, не позволяя Мирославе увидеть выражение его глаз.

Дома было хорошо! И пусть это был не настоящий Мирославин дом. И пусть это «хорошо» отчасти было связано с разговором с дядей Митей. Все это не отменяло того факта, что она сумела создать что-то максимально комфортное, максимально похожее на крепость. Не в том смысле, что серое и неприступное, а в том смысле, что безопасное.

В доме был ароматный кофе, набитый книгами шкаф и антикварная ванна на грифоньих лапах, такая большая, что в ней можно было вытянуться в полный рост, и все еще оставалось место. Насчет лап у Мирославы имелись определенные сомнения. Но она специально порылась в бестиариях, чтобы утвердиться, что лапы именно грифоньи. И ванна на таких чудесных лапах приобрела в ее глазах еще больший вес и значимость. Хорошо, что она увидела ее первой! Увидела и забрала себе! А кому она еще была нужна в Горисветово?! Да на нее бы даже не взглянул никто, такой грязной, такой никчемной она казалась! Еще и выпачканной во что-то жирное, с трудом оттираемое. Мирославе пришлось потратиться не только на установку, но и на реставрацию этой прекрасной ванны, но оно того стоило! Ванна украшала и делала удобнее ее жизнь!

В ванну Мирослава забралась уже не с чашкой кофе, а с бокалом вина, красного и густого, сладкого, как мед. Сегодня ей было нужно именно такое, сладкое и тягучее, почти ликерное, чтобы запить горечь и страх от пережитого, чтобы забыть.

Вино ласкало нёбо. От теплой воды поднимался пар. Мирослава закрыла глаза, с головой ушла под воду, а когда вынырнула, вода была холодной. Нет, она была ледяной! Нет, это была не вода, а кровь. Такая же терпкая и густая, как вино. Она стекала с Мирославиных пальцев, срывалась каплями, закручивалась в стремительную