Запил под Хендрикса - Петр Семилетов Страница 16

— Тут ваша карточка из диспенсера пришла, — говорит Борис Иванович. Так психиатра зовут.

— В ней нет ничего для меня нового, — улыбается Савченко. И вдруг спрашивает, подавшись вперед:

— У вас тут макароны по-флотски дают?

— Нет, а…

— Как врач врачу я вам скажу, что только при здоровом питании пациент будет здоров и счастлив.

А между тем сейчас самый сезон идти на мрачную гору, на улицу — кажется Патриса Лумумбы — под шмотовый склад-магазин близ винного завода, и продавать теплые куртки польской системы «Пухонат». Достаточно дернуть за веревочку, и под действием сжатого воздуха капюшон наденется на голову сам по себе, а манжеты и низ куртки затянутся.

— Полный «Пухонат»! Как говорим мы, продавцы.

Семья — супруги и дочка-школьница, пришли сюда отовариться, приобрести зимнюю одежду. Николай, вьется у входа:

— Вижу, обносились, но накопили деньжат — ничего! Обуем-оденем! — излучает счастье.

— А вам что нужно? — это супруг, охраняет покой супруги.

— О! Строго!

Николай встряхивает большой сумкой, подмигивает и быстро говорит заговорщицки:

— Куртки системы «Пухонат»! Елки-палки, за смешную цену!

Борис Иванович в своем кабинете пальцы сплел между собой и слушает, хозяин. Николай живо спрашивает:

— А давайте вашу эрудицию проверим! Хау мэни копэкс ду ю хэв?

— Я хэв ноу мани, ай эм пур доктор, — смеется Борис Иванович.

— А взятки? — удивляется Николай, — А наркотиками приторговываете?

И заметил, как правое веко собеседника напряглось. Николай сразу, чтобы не рыпался:

— Придется значит мне пропуск наружу прописать, или что там у вас. Я сам медик, но уже не помню. А не пропишете, так я к главному врачу жаааалобу, — и провел ребром ладони по листу бумаги на столе.

Профессор Михульский на тропе войны. Распахивает дверь, входит. Большой, шире санитаров, что рядом с ним. Проверяет отделение. Борис Иванович привстает немного, чтобы не выглядело подобострастием. Но и дань уважения.

— Новый гость нашего учреждения? — спрашивает профессор, — Буйный?

Это он к Николаю. Тот смеется:

— Буйный… Если не кормить.

Профессор — к доктору:

— Он же совершенно нормальный, зачем вы его задерживаете? Где его история болезни?

Борис Иванович протягивает:

— Вот. Хронический клиент.

— Так. Как он к нам попал?

— Драка где-то. Потом сопротивлялся санитарам, сломал одному нос.

— Ой, я не знал! — протянул Николай и свел брови, — Машина дернулась, я не удержался и головой в него ударился. Так что, нос таки сломан?

Профессор почесал свой нос:

— Да, история неприятная, но это больше, мне кажется, хулиганство.

Борис Иванович вспылил:

— Он сейчас просто придуривается нормальным!

— Что значит «придуривается»? Это непрофессионально, — сурово сказал Михульский. В это время Николай, глядя вперед, в самое сердце правды, процедил:

— Коррупция.

— Где? — спросил профессор.

— Не далее как десять минут назад вот этот, — указал на Бориса Ивановича, — с позволения сказать, лекарь человеческих душ, забыл про самую святую в своей жизни клятву, клятву Гиппократа, и вымогал у меня взятку.

Борис Иванович рассмеялся, но профессор возразил:

— Чему вы собственно смеетесь? Может быть, я должен прислушаться к словам этого человека… Простите, — повернулся к Николаю, — как вас по-батюшке?

Николай вздохнул, положил руки на стол:

— Ну что, пожалуй я открою карты. Майор милиции Гумский, Иван Ильич, отдел по борьбе с наркотиками.

— Вот как?! — Борис Иванович поднял брови.

— Здесь, — Николай усилил голос, — в этой больнице, мною расследуется схема оборота наркотических веществ в большом масштабе. Схема включает в себя выписывание психотропных средств больным, вступившим в преступный сговор с Борисом Ивановичем, да, с вами, и не улыбайтесь, с последующей передачей этих средств больными дальше по цепочке распространения. Я ничего не упустил, Борис Иванович?

— Вы забыли упомянуть, что я использую катапульту для переброса пакетов с наркотиками с территории больницы наружу, прямо на Куреневский базар.

— А знаете, — сказал Михульский, — я с нашим гостем согласен. Мне совсем не смешно, Борис Иванович. Вы дурачка валяете, а дела совершенно серьезные.

— Пусть покажет удостоверение.

Николай возразил:

— Ну кто же ходит с удостоверением на задание под прикрытием? Если хотите проверить, я могу позвонить в особый отдел, назвать кодовое слово, и только тогда вам подтвердят мою личность, по телефону.

— Мы не настолько наивны… — начала доктор, но профессор перебил его:

— Давайте, звоните, пожалуйста, — и поставил телефон перед Николаем. Тот набрал пальцем на круге случайный номер. На том конце провода сняли трубку и уютный мужской голос представился:

— Профессор Тимофей Евгеньевич Чуча.

Главка,

когда наконец пришла весна

Сява, и скрипят сосны, и утром на траве роса холодная, можно лизать и не будешь жаждой томим. Сладка роса! На стыке марта и апреля. Что для сибиряков связан с холодом, снегом еще, а в Киеве в апреле обычно тепло — не то, чтобы очень, но зелень появляется, самая вдохновенья пора. Земля дышит синим небом!

На рассвете, чуть не в темноте, Сява бродил по лесу, доходил до его края, до улицы, и вглядывался в дома на противоположной стороне. Где желтые окна — там люди не спят, готовятся, наверное, идти на работу. Пьют чай или даже завтракают. У Сявы неприятно сводило в животе и хотелось сочинять песни.

На пустыре, что примыкал к лесу, поселились собаки. Разных цветов и штук. Сяву они не трогали, Сява на них не лаял. Утренний обход у Сявы каждый день проходил мимо них.

Один раз Сява заметил, что дорогу переходит человек. Мужчина такой аккуратно одетый, так к любовнице ходят. Свитерок, курточка, стрижечка. Победоносная улыбка. Держит в руках бумажный пакет. До собак не дошел, а пошуршал чем-то в кармане да кинул им из пакета нечто, постоял и вернулся на другую сторону. Сява подумал — ага, кормит! Не успели еще собаки подбежать — Сява собрал с земли несколько сарделек — кажется, еще теплых — показал заворчавшим собакам дули, и скрылся в лесу.

Сел на бревно, первую сардельку сшамал. Вторую не успел — и полз, и полз по хвое, по битым стеклам, по шишкам перекатным, рыгая и делая в штаны. Пылал разум черными стенами. Кто был, как помнил, откуда взялся? В черной воронке звали голоса. Закусил язык и наполнился рот соленой кровью.

Землю скрёб! Ногами суча… В черноте дО ночи, с ночи пришел Сява в особую силу, когда подвластно останавливать ветер. Утречка дождался, к стае пошел, а там вчерашний холеный мужчина явился, посмотреть, как обстоят