Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1984 год Страница 17

Вот как? Стало быть, «тафрии» — это сатархи, живущие за рвом?! Замечание средневекового географа сразу же отбрасывает нас в глубокую древность, еще к Геродоту. Древнегреческий историк в своем сочинении привел скифскую легенду о восставших рабах, которые выкопали на Перекопском перешейке огромный ров, чтобы преградить скифам путь в Крым. Собственно, от этого рва и произошло русское название Перекоп — перекопанный перешеек. В легенде, как полагают историки, слиты два достоверных события: то, что ров был вырыт с помощью рабской силы и что рабы эти в конце концов восстали. Может быть, здесь нашло отражение и третье — чья-то попытка преградить скифам путь в Крым из Причерноморских степей...

Другие античные географы — Помпоний Мела, Плиний Старший,— касаясь в своих сочинениях северозападного Крыма, подтверждали сообщения Страбона и Стефана Византийского: «...местность между Болотом (современный Сиваш.— А. Н.) и заливом называется Тафра, а залив — Каркинитский... Занимают это место сатархи».

Древняя Тафрия, как можно видеть, охватьюала весь степной Крым — от Каркинитского залива на западе до Азовского моря на востоке, включая Тарханкут и, вероятно, Керченский полуостров, оставляя таврам горную часть и Южный берег Крыма. Конечно, существовал соблазн отождествить хорошо известных тавров с пока неизвестными «тафриями», объяснив заодно и древнее название Крыма — Таврия. Но не будем спешить. Для нас важно, что сатархи-тафрии оказываются коренными жителями крымских степей и предгорий, такими же скотоводами, как скифы, которые постепенно оттеснили первопоселенцев на запад полуострова.

Но для кого же сатархи были «тафриями», то есть живущими за рвом, за Перекопом?

Чтобы объяснить подобную странность, следует допустить, что первоначальные сведения о сатархах-тафриях греки получили от приднепровских скифов, с которыми встречались на острове Березань и в Ольвии. Только в этом случае сатархи действительно оказывались «за рвом». Понятно становилось и назначение рва. Между сатархами и пришлыми скифами шла борьба за Перекоп, за северный Крым, за степи и пастбища для скота. По мнению Щеглова, та и другая сторона боролась за обладание лиманами Сиваша, где отощавший за зиму скот мог раньше всего найти первый зеленый корм.

В этом случае столкновение сатархов со скифами произошло гораздо раньше V века до нашей эры, когда Геродот — по слухам или побывав в Ольвии — записал скифскую легенду, в которой побежденные сатархи уже потеряли собственное имя и назывались просто рабами. Отсюда следовало и другое: на крымских берегах скифы появились не в IV веке до нашей эры, как думали до сих пор, а значительно раньше...

Так выглядела первая часть истории сатархов. Проследить их дальнейшую судьбу помог, как ни странно, ольвиополит Посидей, сын Посидея,— судя по всему, племянник Агрота и внук Дионисия, с которыми я когда-то «встретился» на раскопках Ольвии. Следы его пребывания найдены на островах Родос, Кос и Тенедос... Появлялся Посидей и в Неаполе Скифском, на месте теперешнего Симферополя, при дворе скифских царей.

В Неаполе Скифском, как и везде, путь Посидея отмечен обычными для греков, в особенности ольвиополитов, посвятительными надписями на пьедесталах статуй.

Надписи Посидея, найденные в Неаполе Скифском, весьма интересны. Наиболее любопытна и важна для географа четвертая: «Ахиллу, владыке острова, посвятил Посидей, сын Посидея, победив пиратствовавших сатархов».

Здесь необходимо пояснение. Кроме богов, общих для всех эллинов, ольвиополиты в особенности чтили Ахилла, главного героя «Илиады». Святилища Ахилла Понтарха, властителя Черного моря, находились в двух местах: на теперешнем острове Змеином, именовавшемся тогда островом Левка, то есть «Белый», и на острове Березань, неподалеку от Ольвии и современного Очакова. Оба острова, особенно первый, расположены далеко от крымских берегов, но в древности неоднократно подвергались нападениям пиратов.

Посидей прямо указывает, что пиратами были сатархи. А уж кому, как не ему, разбираться в этом?! Подданные и союзники херсонеситов, страдавшие от набегов скифов, сатархи-тафрии, должны были в первую очередь мешать ольвийскому мореплаванию и морской торговле. Нападение на остров Ахилла Понтарха, все равно, далекий или близкий, каждый раз было ощутимым ударом по Ольвии. Наконец, не следует забывать, что кратчайший путь из Ольвии в Неаполь Скифский лежал как раз через Каркинитский залив и Тархан-кут, где Страбон помещал своих «тафриев»...

Из всего этого для Щеглова следовал достаточно определенный вывод: в северо-западном Крыму жили сатархи-тафрии. А поскольку огромное хозяйство херсонеситов на Тарханкуте не могло быть обработано руками только рабов и греков, значит, последние использовали труд относительно свободных сатархов.

Теперь оставалось найти их «неуловимые» поселения...

Об этом и напомнили о себе курганы возле поселка Межводное, на берегу Панского озера. Нечаянно вывернутые трактористом черепки попали в Херсонесский государственный историко-археологический заповедник. Оттуда их переслали Щеглову. Когда во время очередного сезона раскопок на Тарханкуте А. Н. Щеглов захотел узнать, почему черепки херсонесских амфор оказались в кургане, где быть вроде бы не должны, он нашел не одну, а около полусотни невысоких, оплывших от времени земляных насыпей, окруженных чуть заметным валиком ограды. Настоящее деревенское кладбище! Ничего подобного в Крыму еще не находили. Да и сама деревня оказалась рядом — по другую сторону еле заметной древней дороги, идущей мимо курганов к морскому берегу. Жилища мертвых и жилища живых — тот идеальный случай, о котором только и мечтает археолог.

Поначалу недоумение вызывали не курганы, а «деревня», вернее, то, что от нее осталось.

На берегу большого, соленого теперь озера, рядом с широкой полосой песчаной пересыпи, отделявшей его от моря, на равном расстоянии друг от друга, в строгом порядке лежали квадраты руин. Дома-усадьбы. По чуть заметным всхолмлениям развалившихся стен, из которых выступали белые, отесанные блоки известняка, Щеглов находил жилые комнаты, определял положение хозяйственных служб, квадраты больших внутренних дворов. Выражаясь современным языком, все это соответствовало «типовому проекту» древнегреческой загородной виллы-усадьбы.

Но древнегреческие виллы стояли на земле наделов и походили на хутора, окруженные прилегающими к ним полями, виноградниками и садами. А здесь был поселок. С широкими прямыми улицами, с площадью, на которой видны были остатки деревенского алтаря... Главное, что отличало его от уже известных поселений,— отсутствие какого-либо оборонительного сооружения: ни вала, ни рва, ни стены. Между тем постоянная угроза скифского набега заставляла древних греков отгораживаться от степи, прятаться в маленьких, обнесенных высокими стенами городках и крепостях с узкими улочками, тесными, маленькими домиками. Какие уж тут дворы и хозяйственные помещения!

Раскопки первой усадьбы не рассеяли, а лишь увеличили недоумение. Планировка обширного двухэтажного дома площадью около 1200 квадратных метров была, безусловно, греческой. По мере того как из года в год остатки строения очищали от земли, можно было видеть, что все находится именно на том месте, где ему и положено быть: двор, помещения для скота, кладовые, ворота, комната привратника... Даже эргастул, домашний карцер для рабов, и тот был найден там, где археологи предполагали его найти!

В некоторых комнатах гигантского дома сохранились нижние ступени лестниц. Вся посуда и хозяйственная утварь оказались греческими: точнее — херсонесскими, привезенными из Херсонеса. И все-таки археолог мог утверждать, что строили дом и жили в нем не греки. Но и не скифы! В нем обитало несколько семей, отличавшихся друг от друга социальным положением: маленькая община со своей иерархией. А возводили его не греки, потому что строители использовали не только рыхлый ракушечник, никогда не применявшийся греками, но даже сырцовый кирпич, из которого выложены стены на каменном цоколе.

В кладовых хранились запасы зерна, вина и масла. Все находки говорили, что хозяева дома занимались сельским хозяйством, выращивая скот и возделывая плодородные каштановые почвы, окружавшие поселок с севера и с востока.

Раскопки курганов, которые шли одновременно с исследованием дома, тоже вызывали недоумение.

Как обычно воздвигался курган? Расчищали место, в центре рыли могильную яму или сооружали склеп, куда помещали тело умершего. Затем возводили оградку и в ее кольце насыпали земляной холм. Здесь же все происходило в обратном порядке. Сначала сгребали землю, сооружая холм, потом окружали его каменной оградкой; в насыпи выкапывали ямы, из каменных плит делали подобие ящиков, перекрывали их плитами и все это вновь засыпали землей... так и не положив покойника! Каменные ящики всякий раз оказывались пустыми. В них не нашли ни косточки, ни черепка, ни уголька. Зато почти возле каждого стояло грубое каменное изваяние, лежали черепки красноглиняной и чернолаковой посуды, раковины мидий, устриц и сердцевидок, а чуть поодаль, в кольце каменной оградки, обязательно имелся небольшой квадрат известняка с углублением и желобком — алтарик для жертвоприношений и возлияний...