Ни шанса на сомнения (СИ) - Арина Николаевна Кузнецова Страница 17

— Я тоже так думаю.

— Попробуешь? — трясет небольшую пластиковую бутылку с иероглифами.

— Традиционное корейское рисовое вино. Не бойся, оно слабенькое, всего градусов восемь.

— А давай, — двигаю к нему стопку. Линц разливает непрозрачную, будто смешали обычное молоко с топленым, жидкость, совсем непрезентабельного вида. Даже страшно пробовать как-то, потому что кажется, что это будто что-то порошковое и отвратное.

— Не бойся! — подбадривает с улыбкой.

Клянусь, его улыбка могла растопить даже айсберг, не то что склонить на свою сторону таких экспериментаторов, как я.

Делаю первый глоток и.…

Неожиданно — приятная сладость с долей кислинки. И пахнет необычно, все той же кислинкой, сладостью и рисом

— Ну как?

— Очень освежающий вкус, — одобрительно киваю. Рыжий подливает еще. — Понятно, что в составе рис, а что еще?

— Ячмень, мука, дрожжи …

— Фу, клейстер!

— Тебе же понравилось? — смеется он.

— Ну такое себе…много не выпьешь…

— А вот корейцы его пьют много и часто. Наливают из чайничка в пиалочки и фигачат, по любому поводу, — качает головой в подтверждение своих слов. — Корейцы вообще много пьют. Они сами по себе малокоммуникабельные, а алкоголь их подстегивает к общению и раскрепощает.

— Ты был в Корее? — закусываю вино баклажаном, кстати острым и с чесночком. Целоваться-то мы все равно сегодня не будем.

— Чуть-чуть, — показал пальцами.

Наш разговор принял оборот вежливого трепа. Вроде бы, о самых безобидных вещах, но постоянно балансируя на краю волнительной фривольности. Впрочем, с Линцем это вовсе не воспринималось, как фривольность, скорее, как пикантность.

Голова у меня была полностью ясная, разве что в теле появилась едва заметная приятная расслабленность, я с удовольствием слушала, как Виктор с юмором рассказывал о своей веселой жизни в Питере, о том, как непросто было поначалу в общаге…спать на скрипучей кровати, с часто храпящими из-за постоянных пьянок соседями. Как открывал для себя злачные места, как первый раз переспал с проституткой.

— Давно танцевала? — совершенно неожиданно перевел тему.

— Давно, — мечтательно вздохнула.

Я, когда немного пьяна, мне танцевать хотелось даже больше, чем в порыве страсти иными частям тела ощущать мужское внимание.

— Я тоже, — делает музыку пультом чуть громче и пригласительно протягивает мне руку.

— Прямо здесь?

— Ну зачем же тут? На улице… во-о-он там, — указывает пальцем на парящий подиум на крыше. Подхватывает плед, укрывая себе плечи, тянет меня за руку на выход.

— Районы. Кварталы. Жилые массивы… — смеюсь я, выкрикивая на ходу.

Не до смеха стало, как только Рыжий плавно притянул меня за поясницу к себе. Одна его рука обхватывала мою талию, другая прошлась по спине и остановилась на шее, поигрывая краем волос.

— Эй, — бархатный шепот коснулся уха, — расслабься, это просто танец.

И я расслабилась. Мне было очень хорошо в коконе из его рук и закрывающего нас от всего мира пледа. Было тепло, уютно, и невероятно приятно. Я чувствовала его горячие ладони, прижимавшие меня к нему. Пальцы самопроизвольно нырнули в короткий ежик и поглаживали шею Виктора, когда он раздувал дыханием волосы у меня на макушке.

— Я бы очень хотел поцеловать тебя, — его губы прижались к моему виску.

— Я ела чеснок…

— Я тоже, — услышала у уха, следом за поцелуем вдоль щеки, — разреши…пожалуйста…

Когда наши губы уже изучали друг друга, причем его были очень мягкие, они забрали в свой плен сначала мою нижнюю губу, проведя по ней языком, потом верхнюю. Потом, когда наши языки встретились — свет померк у меня перед глазами. До этой минуты, я была уверена, что это не более, чем фигура речи, красивая и довольно распространенная, но нет — свет действительно померк.

В этот момент на крыше феерично появился наш мажором с подносом в руках, освещенным бенгальскими огнями.

— Десерт, — хмыкнул с сожалением, оторвавшись от моих губ Линц.

Мы снова переместились в беседку, где официант расставил перед нами небольшие металлические креманки с крышками.

— Смотри! — открывая крышку Линц кладет себе ложкой в рот колючий желтый шарик. И без преувеличения у него из носа идет белый дым, как у дракона.

— Боже ты мой! — подлетают мои брови ко лбу.

Широко открыв рот, как глотатель огня, он выпустил мощную струю пара.

— Попробуй, это забавно. Только осторожно. Холодное.

Я опасливо беру комочек и кладу в рот. Не холодное! Ледяное! И … соленое! — выражение моего лица, наверное, можно описать, как в ужасе. Вкусовые рецепторы просто в панике! Они немеют и взрываются одновременно!

Рыжий хохочет и фотает меня на телефон, махающую руками, с выпученными глазами, да еще и выпускающей из носа облако пара.

Я хватаю свой, и снимаю его не менее «привлекательным», с вытянутыми трубочкой губами пускающим кольца и слезами то ли от смеха, то ли от сковывающего челюсть ледяного сырного шарика. А это оказались именно они, приправленные жидким азотом.

— Вить, мне домой пора. У меня там Валя… — очухалась я в начале двенадцатого.

— Она одна оставаться боится? — удивленно приподнимает бровь, и в ответ на мой грозный взгляд, примирительно вскинул ладони. — Обидно, — вздыхает огорченно. — Ты завтра вечером свободна? Никаких планов нет?

— Нет. — Это хорошо. Я тебя ангажирую.

И вызвал такси, поблагодарив нашего мажордома купюрой, которую оставил под ведерком с превратившимся в кашу недоеденным десертом.

Мы сидели в такси рядом. Молча. Рыжий взял мою руку и начал потихоньку поглаживать. Обводил по контуру пальцы. Медленно, плавно, задерживаясь на впадинках между ними. Немного щекотно. Но мурашки от этих ненавязчивых ласк пробились до самого желудка и там трепетали бабочками.

Такси остановилось у въезда во двор. Виктор попросил водителя подождать пару минут, вышел и помог выбраться мне. Довел, держа за руку, до лифта, развернул к себе.

— Поднимешься, сразу позвони. Я буду ждать.

Я кивнула и, клюнула его в щеку, прижав горшок с несчастной гипсофилой к груди. Рыжий в ответ лишь провел ладонью по моей щеке — так же мягко и медленно, как до этого гладил пальцы. Задержался мизинцем на краешке губ.

— Что ты делаешь? — прошептала, невольно придвинувшись к нему ближе.

— А как ты думаешь?

В подъездном холле, горела тусклая лампочка, ее света хватило, чтобы разглядеть, какие черти пляшут в его глазах. Но он тут же спрятал их, опустив веки. Наклонился и слегка прихватил губами одну мою — верхнюю. А потом и нижнюю, смыкая их, сжимая и лаская — нежно, дразняще.

— Спокойной ночи, Фике, — тепло его дыхания коснулось мочки уха. — До завтра.

— До завтра… — прошептала опешив, оказавшись за дверьми лифта.

Глава 10

В любой, даже самой несуразной ситуации,