Этот русский рок-н-ролл - Александр Рыжков / Тарантино Страница 17

Восьмицилиндровый двигатель объёмом пять и шесть не спутаешь ни с чем. Звук нарастал, мимо поворота пролетела тачка Зарезко. Пунктуальный Толик спешил к доктору. Сердце забилось чаще. Индеец злился на себя, но ничего не мог с этим поделать и все равно волновался. Итак, готовность номер один. Запустив двигатель, ещё раз проверил систему. Всё в норме, всё заряжено.

Двадцать шесть минут ожидания и Волга, повернув направо, покатилась за мишенью, не отпуская цель дальше, чем на пятьдесят метров. Машины начали было ускоряться, как вдруг резко ударив по тормозам, Толик остановился, открыл дверь и вышел.

- Какого хера ты меня пасёшь?! - Зарезко шёл навстречу Волге, нервно помахивая телескопической дубинкой.

Индеец остановился в десяти метрах от бампера Infiniti, открыл дверь и встал перед Толиком во весь рост.

- А где мои сорок тыщ за батю, а?! - в Индейце забурлил бесовской кураж.

- Ты?! Ах ты ж еб... - опешивший Толик попятился назад, потом развернулся и рванул к машине.

В клинику он ездил по гражданке, закрепив ствол под сиденьем. К нему-то и кинулся, не решаясь лезть на Индейца с дубинкой.

- Ибо нехуй, Толик! - генератор сработал в тот момент, когда Зарезко уже нырнул в салон.

Его тело дёрнулось и потухло.

Минус один. Индеец не стал проверять результат. Волга присела на задние колёса, ускорилась и пропала за деревьями, повернув на Одинцова.

Они не мыши. Мыши совершенны в своей последовательности. Когда начинается кипиш, или резко включают свет, мыши сидят под веником тихо-тихо и не отсвечивают. Потеряв вожака, стая Толика демонстрировала человеческую глупость в максимальной амплитуде. К вечеру текущего дня в мессенджере был создан канал, в котором зачекинились, видимо, все члены стаи. Словно тень отца Гамлета, Индеец парил над дискуссией. Первый по значимости вопрос звучал так: кто виноват в смерти Толика Зарезко и виноват ли кто-нибудь? На втором месте с большим отрывом затерялся робкий интерес: что делать? Серьёзные дяди вели себя, как подростки, вывалив личные рефлексии в публичное пространство.

Прокурорские подельники предъявили протокол осмотра с формулировкой «без видимых повреждений», чем вызвали ропот и недовольство всего виртуального сходняка. На следующий день подоспел протокол вскрытия, но и он не прояснил ситуацию со смертью Толика, скорее наоборот. Ничего конкретного стая не решила, пустив все дела на самотёк.

Индеец продолжил свою охоту на мишени, не забывая об осторожности и никогда не повторяясь в деталях. С места удалось выключить только Толика. За всеми остальными пришлось погоняться. Правда, был один случай - исключение. Возле микрорайона Широкий притаился лабиринт из гаражей. Там, в глубине металлических нагромождений, затерялась баня... Баня, в которую одинокие и не очень мужчины приезжают отдохнуть и расслабиться. На одной из этих «гаражных» улиц Индеец устроил засаду любителям водных процедур. Уже стемнело, когда люксовый пепелац с тремя распаренными пассажирами наткнулся на стоящую Волгу. Последнее что они увидели, был яркий свет фар двадцатьчетверки.

Стая фатально редела. Стирались все, кроме прокурорских. Индеец не забыл советы Макиавелли: «карая одних и милуя других», он вырастил из ничего конфликт внутри группы. Закончилось тем, что прокурорским выкатили предъяву «камуфляжные» - подчинённые покойного Толика. Та самая тля справедливо видела в прокуратуре главного интересанта всех смертей внутри стаи. Виртуальные разборки закончились реальной стрелкой. Прокурорских ожидаемо перестреляла камуфляжная тля. А их, в свою очередь, покрошила военная полиция, прикатившая к финалу стрелки. Короче, умерли все, как у Шекспира. Занавес. Странно, но главный драматург ушёл по-английски. Индеец исчез. Бесследно. Вместе с Волгой.

Этот русский рок-н-ролл. Часть вторая, московская.

Все события вымышлены,

совпадения случайны

Запах... Его не спутаешь ни с чем. Так пахнут все кичи, во всех странах. Нет, это не амбре немытых тел и нечистот. Это другое... Так пахнет тоска и безнадёга. Шагая по гулкому коридору, Индеец сразу понял, куда его привезли: лязг тяжелых дверей и этот запах не оставляли сомнений. Его вели. Глаза закрывал чёрный полиэтиленовый пакет, надетый на голову ещё в Донецке. Заведённые за спину руки в браслетах затекли, нестерпимо чесался нос, а перед лишёнными света зрачками сновали белые мушки. Правда, ему удалось немного сместить целлофан дыханием, и возле губ образовалась маленькая щёлка. Сквозь неё получилось рассмотреть каменный пол, истёртый за десятилетия шаркающей арестантской походкой.

Приняли его на заправке, в конце проспекта Павших Коммунаров, рядом с Мушкетовским кладбищем. Индеец давно прикормил местных заправщиц и лил полный бак даже во времена тотального топливного голода.

В тот самый момент, когда заправочный пистолет повис на кронштейне, несколько крепких рук заломили ему локти, не дав завинтить крышку бензобака, всадили под дых и втолкнули в открытую дверь подъехавшего микроавтобуса. Вдохнуть не получалось. Лёжа на полу, он принял ещё несколько ударов, подтянул колени к солнечному сплетению и запустил лёгкие. Тяжёлая подошва берца прижала шею к резиновому коврику, салон качнулся и бусик поехал.

Словно сушёная бабочка, распятая булавками в лепидоптерологической коллекции, Индеец беспомощно лежал на животе, прислушиваясь к происходящему. Грубый ребристый протектор продолжал давить затылок, поднять голову не вышло. На запястьях щёлкнули наручники, а на плечи и колени наступили чьи-то ботинки. Сопротивление не имело смысла, пришлось расслабить мышцы и превратиться в жидкость.

Машина набирала скорость. Индеец считал повороты и мысленно отмечал их на карте агломерации.

На кольце Мотеля они взяли второй поворот направо - Макшоссе. Затем, никуда не сворачивая, пересекли ещё одно кольцо. Проспект 250-летия Донбасса, Московская, Генерала Данилова... Останавливаясь только на светофорах, проскочили всю Макеевку и вышли на трассу: выросли обороты, засвистел ветер. Маркером сработало стекло на передней двери, его подняли не до конца. Приоткрыв слипшиеся ресницы, Индеец принялся осторожно осматривать салон. Вокруг него, на креслах, сидело несколько крепких мужчин в оливковой форме без опознавательных шевронов. На лицах - глухие, черные балаклавы. У одного в руках слегка подрагивал трёхкубовый шприц. Человек в черной маске пристально смотрел на пузырьки, стравливая поршнем воздух из заправленной