Журнал «Если» - «Если», 2012 № 12 Страница 18

12 августа 1944 года

Мо Берг и два его приятеля, Энрико Ферми и Пауль Шеррер, сидели на складных планчатых стульях за весьма шатким деревянным столиком в кафе «Маджоре» в швейцарской деревушке Динелла. Метрах в двухстах от них к западу проходила граница с Италией, где Мо и Энрико оставили свои велосипеды. То, что они их оставили, удовлетворило как итальянских карабинеров, так и швейцарских пограничников — и те, и другие лишь бросили взгляд на паспорта Ферми и Берга и махнули им рукой: проходите. Трудно даже было поверить, что идет война.

Берг чуть улыбнулся и позволил себе расслабиться на минутку. Вот они, все трое с кружками пива перед собой, Шеррер с сигаретой, спокойные и невозмутимые, насколько только можно, смотрящие на Лаго-Маджоре, на дальнем берегу которого виднелся Локарно. Безоблачное небо и солнечный свет, легкий прохладный ветерок, смягчающий летний зной, в то время как они втроем — двое ведущих физиков мира, а третий лишь посредственный бейсболист — обсуждали, как спасти мир.

Они были единственными посетителями маленького кафе, владелец которого, исполнявший также обязанности официанта и повара, принес им пиво и удалился готовить бутерброды, поэтому можно было позволить себе разговаривать, почти не таясь.

— Спасибо, что приехали. Я знаю, что путешествие было не из легких. Но у меня появилась новость о кое-какой возможности.

— Относительно Гейзенберга? — спросил Мо. Информация должна быть благоприятной, иначе Шеррер не стал бы прикладывать столько усилий.

— Да, старина, о Вернере. Через несколько месяцев ему позволят посетить нас.

— Да ты шутишь, — не поверил Ферми. — Германия не разрешит ничего подобного. Об этом должен будет знать сам Гитлер, а он никогда не допустит ничего подобного.

— Я сам так думал, Энрико. Но как-то одна из моих студенток — выдающаяся во всех отношениях — сказала, что мы смогли бы сыграть на тщеславии Гитлера. И вот мы состряпали цикл семинаров и пригласили Вернера приехать в Швейцарскую высшую техническую школу и выступить первым.

— И это сработало? — недоверчиво спросил Берг.

Шеррер улыбнулся.

— Я хочу кое-что показать, — объявил он, последний раз затянулся сигаретой, погасил ее в глиняной пепельнице и полез в нагрудный внутренний карман пиджака.

У Берга мелькнула мысль, что Шеррер достанет оружие — но это глупо, ведь они все друзья, не так ли? И действительно, это оказалось всего лишь письмо, все еще в конверте, хотя и открытом.

Шеррер вручил его Бергу со словами:

— От Вернера Гейзенберга.

Берг раздвинул верхний, разрезанный край конверта и достал письмо. От руки, очень красивый почерк. На немецком, конечно же.

Берг стал читать его вслух — тихо, но все же так, чтобы его мог услышать Ферми:

Мой дорогой Пауль.

Надеюсь, ты в полной безопасности и здравствуешь в своем уютном окружении в Цюрихе.

Здесь жизнь порой осложняется, как ты можешь себе представить. Хуже всего — бомбардировки союзников. На данный момент мы в безопасности, вдали от целей, которые можно было бы счесть подходящими для авиации мистера Черчилля или мистера Трумена[18], но я все-таки беспокоюсь о сохранности своей семьи. Все мы должны жертвовать собой ради Отечества, но я с готовностью подвергнул бы риску собственную жизнь, лишь бы жена и дети пребывали в безопасности. И я крайне признателен, что герр Гитлер уже дважды позволил мне оставаться с семьей, когда мы в поисках условий, пригодных для работы, перемещали с места на место наши лаборатории Uranverein.

Эта работа изнурительна и требует от меня огромного напряжения мысли и значительной энергии. Однако время от времени я проделывал кое-какие математические изыскания по развитию теории S-матрицы и с удовольствием могу сообщить, что у меня не только имеется интересный доклад для твоего небольшого собрания, но также и то, что герр Гитлер лично одобрил мое предстоящее выступление.

Так что я крайне признателен за приглашение и счастлив сообщить, что сумею присутствовать на собрании. Я с нетерпением ожидаю встречи с тобой и всеми своими старыми друзьями в Швейцарии в Высшей технической школе, где, уверен, в наше прискорбное время проделано множество интересной работы. С нетерпением ожидаю увидеть и услышать всех коллег, а также искренне надеюсь, что мой доклад вызовет у них некоторый интерес.

Элизабет и дети были рады приглашению, однако не смогут присутствовать. Они передают привет и желают тебе и твоей семье всего наилучшего. Кристина, в частности, надеется вскоре увидеться с твоей маленькой Лизой в лучшем, более спокойном мире. Я же повидаюсь с тобой, мой друг, через несколько месяцев — и с величайшим предвкушением ожидаю этой встречи.

Берг поднял глаза:

— И он подписался — Вернер.

Он откинулся назад и взглянул на Ферми, который недоверчиво качал головой, а потом оба уставились на Шеррера, так и сиявшего улыбкой.

— Как тебе это удалось, Пауль? — поразился Берг. — Гейзенберг? В Цюрихе? В разгар войны? Как ты вообще сумел связаться с ним и передать приглашение?

— Пауль, — склонившись над столом, подключился Ферми. — Ты знаешь Вернера так же, как и я. И ты должен понимать, что это означает. Он должен предполагать последствия этого письма. Ты ведь согласен?

Улыбка Шеррера угасла.

— Да, Энрико, конечно. И мы должны воспользоваться возможностью, поскольку Вернер, несомненно, ждет этого от нас.

— Воспользоваться? — переспросил Берг. — Джентльмены, да у него же мишень на спине, и он носит ее с самого начала войны. Вы считаете, что он желает принести себя в жертву на встрече, которую ты запланировал?

— Чтобы сказать нам, чтобы ясно дать понять, что у Германии нет сверхбомбы и они ее не создадут. Это может быть мотивом Вернера, — предположил Ферми. Он наклонился вперед, выразительно разведя руки. — Spero chesia cosi. Надеюсь, так и есть.

Берг кивнул.

— Да, вполне возможно. — В отдалении раздался рокот, низкий гул двигателей, работающих в унисон. Звук медленно нарастал. — Это имело бы смысл, если он делает именно то, что вы оба предполагаете — ищет возможности затянуть создание сверхбомбы и продвинуть поиск в неверном направлении.

Рокот стал еще громче, от вибраций на столе даже задребезжала посуда, запрыгали тарелки и приборы. Танковая колонна на дороге? По звуку было похоже.

Появился владелец кафе Джанлука, посмотрел наверх и указал:

— Последнее время раз в день, в четыре пополудни, как часы.

Они тоже посмотрели вверх — из-за холма за ними показался луковицеобразный нос, выросший затем в цеппелин. Громада летела низко, с такого близкого расстояния это был сущий гигант — «Гинденбург»[19].

Благополучно интернированный в нейтральную Швейцарию и переименованный в «Вильгельма Телля», он все так же оставался гордостью немецкого народа — могучий воздушный корабль, обретший здесь безопасность в тот самый день, когда американцы и англичане объявили войну Германии.

Это был исполинский дирижабль. Берг знал основные его характеристики: способен нести около ста тонн полезной нагрузки, которую можно увеличить вдвое, если пренебречь опасностью использования водорода вместо гелия. Длиной около двухсот пятидесяти метров, он мог достигать крейсерской скорости в сто тридцать километров в час. Дальность действия составляла невероятные пятнадцать тысяч километров. Начиная с 1936 года, он совершал регулярные двухдневные рейсы через Атлантику между Франкфуртом и Нью-Йорком — более чем вдвое быстрее лучших океанских лайнеров и с большими удобствами. Он не удивился, увидев корабль, плывущий столь низко. «Гинденбург» был известен полетами на высоте около сотни метров. Это давало пассажирам великолепный обзор.

По крайней мере, так было до войны. Поскольку дирижабль был интернирован в нейтральную Швейцарию, он больше не носил нацистских символов. Теперь он летал с огромными красными крестами на бортах — сделка с Гитлером заключалась в том, что швейцарцы позволяли ему курсировать, да еще с немецким экипажем, покуда окраска его была швейцарской.

Ей-богу, это действительно нечто! Он глазел, раскрыв рот, вместе с Ферми и Шеррером, пока дирижабль проплывал над их головами через озеро в сторону Локарно.

Когда же корабль удалился, трое мужчин приступили к обсуждению планов на декабрь в Цюрихе.

Прежде чем настал вечер и Мо и Энрико вернулись в Итальянскую Республику, чтобы забрать свои велосипеды, они уже имели представление, что им делать. И самое главное — как делать.

12 декабря 1944 года

Дом Пауля Шеррера был построен в швейцарском стиле, с видом на озеро, и располагался на другой стороне бульвара Зиштрассе от Рийтерпарка, с его рощицами и игровыми площадками. В середине октября Берг провел пару недель с Шеррером и его семьей и очень полюбил Ильзе, жену Шеррера и подлинную главу семьи. Понравились ему и три девочки, в возрасте от восьми до четырнадцати. К концу этих двух недель он внес семью в свой мысленный список людей, которых должен будет спасти от гнева Гитлера, если из-за Гейзенберга обострится ситуация. Ферми с семьей в нем уже значились, и Берг, улыбаясь в глубине души, уже окрестил его Списком любимых физиков.