Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02 Страница 18

— Но мы должны убедиться, — настаивал Беллидор. — Ведь если она не принадлежит Экзобиологу, значит, есть шанс, хоть и крошечный, что наш товарищ все еще жива.

Историк неуверенно потянулся к кости, но затем резко от-. дернул руку:

— Я не могу!

Наконец Беллидор повернулся ко мне:

— Тот, Кто Наблюдает, у тебя есть силы исследовать кость?

— Да, — ответил я.

Они все вышли, чтобы освободить мне комнату, я позволил телу растечься над костью и поглотить ее. Я исследовал ее историю, эмоциональный осадок и сделал заключение:

— Экзобиолог.

— Как хоронят по обычаям ее расы? — спросил Беллидор.

— Кремируют, — сказал Культуролог.

— Что ж, тогда мы зажжем костер и превратим в пепел останки нашего друга, и каждый помолится о том, чтобы ее душа спокойно ушла по Вечному Пути.

Так мы и сделали.

Позже в тот же день пришел корабль и забрал нас с планеты, и только сейчас, свободный от ее губительного влияния, я могу восстановить то, что узнал в то последнее утро.

Я солгал Беллидору — как и всем остальным — потому что, сделав открытие, я тотчас понял, что моя первейшая обязанность — как можно быстрее забрать всех с Земли. Скажи я им правду, один из них, а может и несколько, остались бы, потому что они ученые, ученые с пытливым, исследовательским умом, и мне бы никогда не удалось убедить их, что пытливый, исследовательский ум никак не сочетается с тем, что я обнаружил в седьмом и последнем своем обозрении ущелья Олдувай.

Кость не принадлежала Экзобиологу. Историк, или даже Морито, поняли бы это, но они были слишком потрясены, чтобы исследовать находку. Это была большая берцовая кость Человека.

Человек вымер по крайней мере за пять тысячелетий до того, как мы, граждане Галактики, пришли на его родную планету, чтобы попытаться понять его. Но те неуклюжие, странные ночные создания, которых, казалось, так привлекал наш лагерь, и представляли собой то, во что превратился Человек. Даже загрязнение и радиация, которые он сеял по своей родной планете, не смогли уничтожить его. Они просто изменили Человека до неузнаваемости.

Я мог бы сообщить вот что: это — берцовая кость псевдо-Человека, выследившего Экзобиолога на дне ущелья, напавшего на нее, убившего и, да, съевшего. Хищники встречаются во всех мирах Галактики.

Но став с костью единым целым, ощутив, как она вновь и вновь обрушивается на голову и плечи нашего товарища, я почувствовал такую силу, такую экзальтацию, которые не испытывал никогда до этого. Я вдруг увидел мир глазами обладателя кости. Я увидел, как он убивает своего же друга, чтобы получить оружие, я увидел, как он замыслил использовать тела старых и немощных, чтобы получить еще больше оружия, я увидел, как сражается он с другими стаями, живущими неподалеку от ущелья.

И, наконец, в миг триумфа, он и я взглянули вверх, на небо, и мы знали, что наступит день, когда все, что мы видим, будет принадлежать нам.

И вот уже два дня я живу с этим знанием. Я не знаю, с кем можно разделить его, ибо безнравственно истреблять целую расу только из-за того, что мечты ее — грандиозны, а стремления — безжалостны.

Но эта раса отказывается умирать, и я должен как-то предупредить всех нас, проживших в покое и гармонии почти пять тысячелетий.

Это еще не конец.

Эйвин Мюре

ИНСТИТУТ

ВСЕХ ПРОБЛЕМ

Это объявление, напечатанное в рубрике «Частные», сразу же наводило на мысль о каких-то темных делах. Если бы не отчаянная нужда в деньгах, Биргер Боруд вряд ли вообще стал бы его читать.

Он взялся за телефонную трубку, вновь и вновь пробегая глазами текст: «У Вас есть какие-то проблемы? Денежные затруднения, болезни, одиночество? Неважно какие. Мы готовы прийти на помощь. Звоните в «Институт всех проблем», тел.:…» «Торговля наркотиками, шантаж, финансовые махинации», — пронеслось в его голове.

А, впрочем, позвонить что ли, это ни к чему не обязывает. Он набрал номер.

После первого же гудка раздался приятный низкий мужской голос:

— «Институт всех проблем» к вашим услугам.

— Моя фамилия Боруд. Я тут сегодня прочел ваше объявление и подумал…

— Мы с удовольствием поможем вам, — раздался уверенный голос. — Не могли бы вы заглянуть к нам для разговора о вашем деле?

— Видите ли, может быть, стоит рассказать вам заранее. Я не уверен, те ли это самые проблемы…

— Какие бы проблемы вас ни волновали, мы их решим, — уверенно произнес низкий голос, — ваша заявка принята.

Биргер Боруд даже не знал, как уж это получилось, но он немедленно согласился быть через пятнадцать минут по указанному адресу.

— Я тут выскочу на часок. Вечером наверстаю, — сообщил он, уходя.

Антонсен был отнюдь не в восторге. Ну, плевать, уж Антонсен — не самая главная проблема в жизни при теперешних-то его обстоятельствах.

На улице была слякоть, весь тротуар покрыт грязным тающим снегом. Одержимый мрачными мыслями, он направился вниз по улице, к старинному зданию, где помещался институт.

Он так надеялся, что его чудесный новый дом произведет впечатление на друзей. Вместо этого тот принес ему одни огорчения. Оказался невероятно дорогим, и сейчас у него просто не было денег на очередной взнос. Да уж, мало радости от этих хором!

На крошечной табличке, прибитой к двери, он прочел надпись квадратными буквами: «Институт всех проблем». Когда Биргер постучал, у него как-то странно засосало под ложечкой.

Показался пожилой мужчина, у него было приветливое лицо с заостренными чертами и волосы с проседью. Роговые очки придавали ему сходство с умудренным годами солидным писателем. Его ослепительная улыбка обнажила ряд безукоризненно белых зубов.

— Смею предположить, Биргер Боруд? Я — Эдвард Локе. Прошу вас, проходите и извините за беспорядок, я только что приступил к своей деятельности.

Биргер Боруд растерянно пожал его руку, крепко сжатую в кулак, и последовал в запыленную комнату. И только позднее он вспомнил, что ведь он не называл по телефону своего имени, только фамилию.

Биргер сел в высокое кожаное кресло. Локе убрал с письменного стола бумаги и, скрестив на нем сжатые в кулаки руки, нацелил взгляд из-под роговых очков на Биргера:

— В чем конкретно вы нуждаетесь?

Биргер Боруд решил про себя, что именно сейчас нужно немедленно выяснить, сможет ли он на самом деле рассчитывать здесь на помощь.

— Мне нужно сто тысяч крон до пятнадцатого числа, — произнес он совершенно безнадежным тоном.

Его пожилой собеседник улыбнулся:

— Ближайший понедельник устроит?

Биргер обомлел.

— Пожалуй… — промямлил он, — но каковы ваши условия?

— Для начала просто позвольте продемонстрировать наши возможности. Как только вы оцените их, может быть, у вас появится желание расширить сотрудничество с нами. Видите ли, мы нуждаемся в деятельных сотрудниках…

«Господи, уж не шпионажем ли тут пахнет?» Но Биргер Боруд тут же отбросил от себя эту мысль. Неужели шпионский центр будет вербовать агентуру с помощью частных объявлений? Кроме того, какой интерес для них мог бы представлять он, простой бухгалтер налоговой инспекции. Самая большая тайна, которой он владел, это то, что Антонсен устраивает роскошные обеды с возлияниями для важных клиентов, расходы на которые умело списывает по другим статьям.

— Скажем так, вы обещаете связаться с нами, как только убеждаетесь, что мы свои обещания выполняем, — предложил Локе. — Тогда и обсудим условия.

Он поднялся с кресла. Биргер тоже встал, снова пожал протянутый ему крепко сжатый кулак, и, как будто порывом ветра, его вынесло на улицу. Так или иначе, это явилось подтверждением, что как бы то ни было, «Институт всех проблем» выполнит обещанное Локе.

Биргер иногда играл на скачках, он ставил на фаворита или как Бог на душу положит, как во время игры в кости. И никогда не было удачи.

При такой системе выигрывает один из двенадцати. В воскресенье государственное норвежское радио объявило, что выигрыш, выпавший на число «двенадцать», составил сто четыре тысячи крон.

Сидя в конторе утром в понедельник, он прямо-таки не знал, что и подумать. Случайность? Это должно быть случайностью. И все-же…

Он набрал номер.

Локе явно ожидал его звонка:

— Насколько я понимаю, ваши непосредственные затруднения позади, дорогой друг. Когда бы мы могли с вами увидеться?

Здравый смысл целиком подсказывал ему, что никакой связи между произошедшими событиями не было. Единственный аргумент в пользу Локе: пачка новеньких банкнот — сто четыре тысячи крон. Биргер теперь уже пожалел, что не попросил сумму в два раза больше.