Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год Страница 18

Когда из города на помощь прибежал народ, они застали на поляне лишь удава: раздувшееся тело лениво лежало у подножия дерева; людей-змей вокруг не было. Удава убили из ружей. Что же касается преступников, то двоих из них опознал друг погибшего. Несколько дней спустя они были арестованы. Арестованы в церкви Дуалы, синьоры! Они были на мессе...

В душной темноте бредем к гостинице. Как переварить все услышанное? С одной стороны, нас убеждали — и мы склонны были поверить этому, — что люди-леопарды — вовсе не союз убийц, освящающих свои преступления ритуалами, и не банда насильников, как о них думали на Западе. Наоборот, они стражи законов леса, а люди-крокодилы — стражи законов реки, люди же змеи — стражи благосостояния деревни. Тогда я горячо поддержал принца: представления европейцев о тайных обществах Африки необходимо менять. Тогда... Но вот я снова слышу старую мрачную песню, и от кого слышу — от африканца! Получается, что люди-змеи уже не хранители благосостояния деревни, они снова ритуальные убийцы.

Однако тот же Серафин был готов разделить суждение Дика.

— Нельзя путать общество людей-змей с теми, кто слепо поклоняется змее, — говорит он. — Первые употребляют свою магическую власть на пользу деревне, вторые занимаются гри-гри, то есть черной магией, человеческими жертвоприношениями. В любой среде есть свои преступники — и в городе, и в джунглях. Преступники есть в Африке, точно так же как в Европе и в Америке, — тут нечему удивляться. Суть не меняется от того, что основным орудием преступника здесь, в джунглях, является гри-гри, черная магия, а стало быть, и дикие животные, которым они поклоняются. Как они общаются с животными? Это особый разговор, я тут мало что могу объяснить. Может быть, падре Хегба вам поможет?

...В четыре утра мы уже тряслись по дороге в Боннепоупу. Разговор завязался на первых же километрах. Я рассказал падре Хегбе, что мы приехали в Африку в надежде лучше узнать ее жителей, а потому решили расспрашивать их самих. Африка известна Западу в основном по впечатлениям и рассказам европейцев, живших в колониях. Мнение самих африканцев доводится слышать редко, и в этих случаях нетрудно заметить, насколько отличны два рассказа об одном и том же. Лишнее подтверждение мы получили после встречи с людьми-леопардами: их реальная социальная функция не имеет ничего общего с тем, что говорили о них белые.

— Так вот, — подытожил я, — нам хотелось бы, падре, прояснить кое-какие моменты. Возможны ли, например, в действительности магические отношения между человеком-леопардом и настоящим леопардом? Возможно ли вообще общение с диким зверем? Или же речь идет только о технике, пусть более тонной и изощренной, но аналогичной той, которой пользуются укротители? Верят ли африканцы в то, что человек в самом деле способен перевоплотиться в зверя, или это результат недопонимания, некая тонкость языка?

— Минуточку, минуточку,— говорит падре Хегба. — Давайте по порядку. Я попробую ответить на ваши вопросы, хотя в двух словах здесь не объяснишь. Прежде всего нам не обойтись без более или менее философского отступления. Сначала вы должны уяснить, что такое человек в представлении басаа, дуала, эвондо и других здешних племен. Религиозная мысль различает в человеке тело и душу, или, иными словами, чувственное начало и мысль. Африканцы же считают, что человек состоит из нескольких элементов, каждый из которых имеет собственное строение, но лишь все вместе они образуют человека. Четыре элемента присущи всем: это тело, сердце, дыхание и тень. Пятый же элемент — привилегия только, колдунов, и зовется он «У». Что, такое У? Это некая таинственная и всемогущая сила, она может быть позитивной и негативной, благодетельной и злой — все зависит от того, на что ее употребляют. Именно У дает человеку возможность общаться с дикими животными. Только человек, который обладает У, может стать побратимом лесного зверя.

— Сам я, — продолжает падре Хегба, — никогда не присутствовал на церемонии вступления в кровное родство, однако есть много достойных доверия свидетелей, которые такие церемонии видели. Договор заключается примерно следующим способом. Человек, который ощущает себя в состоянии стать побратимом зверя — леопарда или, скажем, змеи, — отлавливает облюбованное животное и с помощью других посвященных доставляет его в деревню. Затем колдун берет нож и наносит зверю небольшую рану возле уха; тем же ножом он делает надрез на руке человека. Затем человек прикладывает свою рану к ране животного так, чтобы кровь их перемешалась. Отныне между человеком и зверем заключается договор, который разрушить никто уже не сможет. Зверя после этого освобождают, и он возвращается в джунгли. Он будет по-прежнему жестоким по отношению ко всем, кроме своего кровника. Стоит побратиму позвать зверя, как тот тут же явится, прибежит, приползет, прилетит — в зависимости от того, что это за животное. Африканцы уверены, что, если зверя убить, умрет и человек. Один случай рассказал мне миссионер Триллес. Однажды на берегу реки Тсини он спал в хижине вождя. Неожиданно его разбудил какой-то шум, вернее шелест в траве за хижиной. Падре Триллес зажег фонарь и с ужасом увидел двухметровую черную змею, вползавшую в дом. При виде человека змея поднялась, готовая к атаке. Миссионер вскинул было карабин, но тут в хижину ворвался вождь и схватил змею в объятия. Он прижимал ее к себе, он ласкал ее как собственного ребенка или брата. При этом он горько упрекал падре: «Ты хотел убить меня...»

— Я,— продолжал Хегба, — говорил уже вам, что мне не довелось видеть церемоний, на которых заключаются договоры между людьми и зверями, но вот там, в сердце этого темного леса, который мы проезжаем, живет мой знакомый охотник. Его кровный брат ястреб каждую ночь прилетает к хижине. Отношения между людьми и животными малообъяснимы; они настолько тесны, что многие склонны отождествлять зверя и человека. Как это достигается? Не могу ответить...

Размышления падре прерывает фраза, произнесенная водителем на языке басаа. Машина едва ползет, осторожно проталкиваясь сквозь плотную стену дождя. Свет фар разбивается на мелкие сверкающие осколки.

— Пожалуй, лучше остановиться, — говорит Хегба. — Шофер ничего не видит.

Машина сворачивает в сторону. Под шум ливня я продолжаю беседу, подталкивая ее к самому интересному.

— Падре, — говорю я, — можно ли поверить в реальность этих странных соглашений, которые люди-леопарды заключают с животным? Я могу поверить, что звери прибегают на зов. Не совсем понятно, каким образом животное погибает, если умирает его брат по крови. Но как, например, можно заставить зверя пойти в какое-то место, к какому-то постороннему человеку? Нельзя же допустить, что дикий зверь обладает человеческим интеллектом!

— Однако именно это и происходит, — возражает падре Хегба. — Отсюда, кстати, и родилась легенда, согласно которой человек, обладающий У, может физически превратиться в животное. Происходило это оттого, что животное порой демонстрировало такую сообразительность, что люди невольно начинали думать о чудодейственных метаморфозах. Я считаю, что подобные случаи есть проявление того, что обычно называют парапсихологией. Человек при этом впадает в состояние транса: не мудрено, что про него говорят, будто он исчез, превратившись в животное. На самом же деле человек лежит недвижный, обессилевший от колоссального напряжения; он лежит в* состоянии комы где-нибудь в углу хижины, прячась от всех, поскольку в эти минуты он беззащитен...

Что ж, резюмировать услышанное можно так: наряду с тайными обществами, такими, как люди-леопарды, призванными выполнять определенную социальную функцию и для этого заключающими «договор» с дикими животными в целях самосохранения, чтобы иметь при себе нечто вроде ангела-хранителя, существуют люди, использующие магию для грабежа, мести и иных низких целей. Существуют и такие, что просто облачаются в звериные шкуры, надевают «звериные», сделанные из железа лапы, в общем, делают все, чтобы ответственность за их преступления падала в глазах общества на ни в чем не повинных животных. Нужно четко отличать одних от других. Зло существует повсюду, но в разных местах оно принимает разные формы...

В Боннепоупе, куда мы наконец приехали, был праздник — выборы нового вождя деревни. Все жители собрались в католической церкви, и черный католический священник служил под аккомпанемент хора праздничную мессу. Такого церковного хора я никогда не слышал: четко акцентированный ритм ему задавали тамтамы. Из угла церкви, где я пристроился, мне видна небольшая площадь, дочиста вымытая дождем, а за нею дикий лес. Я снова мысленно возвращаюсь к тому, что в эти дни видел и слышал: к людям-леопардам; к церемониям кровного побратимства между людьми и животными; к человеку, который в одно и то же время и дерево, и река, и зверь. У меня такое ощущение, что, если бы весь этот странный мир неожиданно исчез, человек потерял бы очень многое, что ему надлежит еще изучить. Даже несмотря на то, что мир этот порою страшен и, уж конечно, противоречив.