Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1972 год Страница 18

Истины ради следует сказать, что в прошлом веке в конце 90-х годов была предпринята попытка проложить колесную дорогу, но только через Восточный Памир. Однако дорога осталась лишь в замыслах. Единственно что было сделано, так это в 1915 году вдоль Пянджа до Калаи-Хумба была проложена вьючная тропа. Но это так мало, что передвижение по Памиру продолжало быть столь же рискованным, как и во все прошлые времена.

«...Так называемые овринги, — писал этнограф И. И. Зарубин, — даже нельзя назвать дорогой; овринги — это соединение в одном месте всех трудностей и опасностей пути, встречаемых обыкновенно порознь». Не удивительно, что почти все без исключения путешественники с почтительностью описывают редкое искусство коренных памирцев хождения по горам. Вот одно из лучших описаний. Принадлежит оно Павлу Лукницкому, участвовавшему в 1930—1934 годах в Памиро-Таджикских экспедициях.

«...Палавон-Назар остановился (за ним остановились мы все), и я разглядел наклонную скалу, которую предстояло нам пересечь по горизонтали, я просто решил, что пройти здесь немыслимо. Скала была гладкой, словно отполированной... Палавон-Назар, присев на тропе, развязал шерстяные тесемки, стягивающие у щиколоток его пехи — местные сыромятные сапоги. Снял их, стянул с ног шерстяные узорчатые джурабы, повел пальцами босых ног, словно проверяя пружинистость своих пальцев. Потом показал нам впереди на замшелой скале крошечную выбоину, в которой, как в чайной ложке, держалась вода, и объяснил, что ежели поставить туда большой палец правой ноги, а ладонями на мгновенье опереться о плоскость скалы, то на этой точке опоры можно продержаться, пока будешь переносить ногу к следующей, такой же крошечной выбоинке. А там будет еще одна!

И предупредил, что все нужно проделать мгновенно, как бы одним скачком...

— Ты смотри, хорошо смотри! — сказал Палавон-Назар мне. — Я пойду, смотри, как я пойду, потом ты пойдешь!

Когда-то деревянную обувь, кстати сделанную весьма искусно, носили почти все жители Памира. Чтобы она не стиралась быстро на горных тропах, в подошву вделывали металлические пластинки. Эта пара принадлежала мужчине.

Я смотрел с предельным вниманием, но увидел только легкий, как балетное па, скачок Палавон-Назара. Я едва заметил, как босые ноги его мгновенно прикоснулись в трех точках к скале, и он оказался на ней, на хорошей площадке, откуда продолжалась тропа. Палавон-Назар как бы перелетел по воздуху.

Он стоял на той стороне, спокойный, одобрительно улыбающийся: вот же, мол, видал? Ничего трудного!

Но я понял, что мне такого прыжка не сделать... И я стоял, не решаясь прыгнуть, в позорном страхе, не зная, что делать дальше.

И Палавон-Назар понял, что убеждения были бы бесполезны: этот русский человек здесь не пройдет. Такой путь годится только для них, бартангцев!

И он нашел выход из положения. Быстро размотав свою чалму, он накрутил один ее конец себе на руку, в другой конец заложил увесистый камень и кинул его мне. Я поймал его.

Все дальнейшее было просто: привязав конец к поясному ремню, я кинулся в прыжок очертя голову и, конечно, сорвался, но, повиснув на чалме, описал, как маятник, дугу и оказался у площадки, на которой стоял Палавон-Назар. Мне осталось только крепко ухватиться за выступ скалы и выбраться на нее.

Ценность посуды в горах определяется на редкость ясно и точно — весом еды, на которую посуда рассчитана. Разумеется, лучшим считается большое блюдо, как и большой кувшин. Есть и другие тонкости. Например, крайний справа кувшин, который вы видите на снимке, «поющий». Носик его сделан так изобретательно, что вода или вино, вытекая, «звучит». Очень тонко и нежно.

Так же перебирался и Юдин, а Ходжа-Мамат и Иор-Мастон перепорхнули через скалу без посторонней помощи.

— Это ничего сейчас!—сказал нам Палавон-Назар. — Сейчас тепло, вода ничего... Зимой, правда, плохо. Очень плохо зимой: здесь лед! Много наших людей здесь в воду падало!..

— И что же? — не совсем умно спросил я.

— Ничего. Пропали люди. Ий-о, дух гор! Нам здесь надо колючку, дрова носить. Мы овец носим здесь, все, что надо, носим! Плохой овринг!»

...Лучшим эпилогом к любому плохому может быть то, что сейчас этого плохого нет.

Трудно описать современную дорогу, даже если она идет над пропастью, — шоссе, асфальт, вереницы машин... Привычные слова, привычные понятия. Но в самой обыкновенности их звучания на Памире, где первый автомобиль увидели только в 1931 году, громадный смысл. На Памире есть то, чего не было никогда, — дороги! 700 километров тракта Ош — Хорог, автомобильная дорога из Душанбе в Хорог... Рейсы же самолетов над Памиром стали регулярными.

Для такой горной страны, как Памир, наверное, никогда нельзя будет сказать, что дорог здесь достаточно. Но те, что есть, залог будущих.

Календарь по-памирски

В период зимнего солнцестояния солнце пребывает в «зимнем доме». Потом оно выходит из него, и следующий период — в 40 дней — называется «пустыней», далее солнце входит в период «человека». В периоде «человека» один за другим (всего по нескольку дней) идут отрезки времени, носящие названия частей тела мужчины. Весной счет ведется снизу вверх: период «ногтя ноги» сменяет период «подъема ноги», «голени», «колена»... Когда же приходит день весеннего равноденствия, солнце находится в периоде «сердца». Но кончаются и эти дни — все, что находится у человека выше сердца, перечислено, и солнце уходит в . свой «летний дом» на весь период летнего солнцестояния. Только 40 дней спустя солнце начинает совершать обратный путь, на этот раз начиная с головы, чтобы остановиться в день осеннего равноденствия в «сердце», а потом скрыться в том же «зимнем доме», откуда и пришло.

img align="left" alt="На Памире трудно встретить семью, в которой бы не было музыкального инструмента, и если уж он есть, то на нем непременно играют. </p <p Изготовление хорошего музыкального инструмента — например, вот этого рубоба — процесс долгий и сложный... Сначала надо изготовить орудия труда, предназначенные для выделки инструмента, и только для этого. Потом найти дерево без единой трещины, приготовленный кусок много дней вымачивать в воде, чтобы дерево стало мягким, и только потом можно заняться той работой, на которую отваживаются далеко не многие. День за днем мастер придает куску дерева необходимую форму. Наконец заготовка начинает напоминать собой инструмент. Однако все еще впереди: от того, сколько мастер выберет дерева из заготовки, зависит звучание рубоба — и под конец мастер работает совсем медленно, словно прислушиваясь к несуществующим еще звукам... </p<p Профессия эта настолько редкая, что мастер Марод-Али, которого вы видите на снимке, известен каждому в Хороге и многим специалистам далеко за пределами Памира." height="270" hspace="10" src="/img/cmn/2007/07/07/024.jpg" vspace="3" width="250"/

На Памире трудно встретить семью, в которой бы не было музыкального инструмента, и если уж он есть, то на нем непременно играют. Изготовление хорошего музыкального инструмента — например, вот этого рубоба — процесс долгий и сложный... Сначала надо изготовить орудия труда, предназначенные для выделки инструмента, и только для этого. Потом найти дерево без единой трещины, приготовленный кусок много дней вымачивать в воде, чтобы дерево стало мягким, и только потом можно заняться той работой, на которую отваживаются далеко не многие. День за днем мастер придает куску дерева необходимую форму. Наконец заготовка начинает напоминать собой инструмент. Однако все еще впереди: от того, сколько мастер выберет дерева из заготовки, зависит звучание рубоба — и под конец мастер работает совсем медленно, словно прислушиваясь к несуществующим еще звукам... Профессия эта настолько редкая, что мастер Марод-Али, которого вы видите на снимке, известен каждому в Хороге и многим специалистам далеко за пределами Памира.

Такой народный календарь был множество раз записан этнографами в Припамирье, существовал он и в районах, прилегающих к нему с юга, — в Нуристане, и с севера, — в Дарвазе, Верхнем Каратегине.

Периоды, называемые частями тела человека, в разных районах свои: в одних районах невелики — всего по три дня, в других — крупнее: например, как в Ванче или Дарвазе, — по семь дней. Отмечаемых частей тела здесь, разумеется, меньше. Но везде при счете год всегда почти совпадает с естественным годом — в нем 365—366 дней.

Можно пройти весь Восточный Памир и не встретить двух одинаковых вышивок на пологах киргизских юрт. Полог — «лицо» юрты. Его вышивает только сама хозяйка и только себе. И лучше затратить на вышивание много дней, но доказать: здесь живет умелая хозяйка.

Условия изолированности памирцев дали им и очень своеобразное определение времени в каждое мгновение дня: время точно определялось движением теней горных пиков по долинам; тени, двигаясь от селения к селению, каждому памирцу «говорили» время, а для определения периода года в домах делались отметки, куда в важнейшие периоды падали солнечные лучи через дымовое отверстие в крыше. Так что весь календарь, так же как и часы, лежит на Памире прямо на земле, доступный каждому.