Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1962 год Страница 18

Больше я не видел Нанандала — человека, нашедшего в Бомбее свой новый дом. Позднее индийские друзья подтвердили: да, желто-красные бомбейские автобусы каждое утро становятся своего рода политическими клубами. Горожанин, спешащий к станку или к портовому крану, слышит свежие новости прежде всего от кондуктора.

«Каста безразлична»

Видите ли, я брамин, — сказал мне мой спутник.— Мы высшая каста.

Об этом я знаю. Браминам предписано учить, учиться и подавать милостыню. Удел кшатриев — военная служба. Есть еще десятки каст. На последней ступени кастовой лестницы, ниже уборщиков нечистот, находятся неприкасаемые.

— Я брамин, — повторил бомбэец, — но пошел работать на завод. Среди моих товарищей есть и кшатрии и... Всякие есть.

— И неприкасаемые!

— Конечно. Брамину бывает труднее поступить на работу, чем им.

— Почему?

— Это естественно. Надо же, наконец, поднять их. Конституция республики не признает каст. Браки между людьми разных каст — очень частое явление в городах. Понятно, что быстрее всего исчезают кастовые преграды в фабричной среде. Места для неприкасаемых, забронированные в учреждениях, на предприятиях, — это одна из мер, которые проводятся государством для ликвидации зловещего пережитка.

— Конечно, не все сразу... В деревне вы можете видеть такую картину: у колодца сидят неприкасаемые, сидят и ждут доброго человека, который согласится дать им воды. Ведь им не дозволенно взять самим. Да и в Бомбее... У нас при заводе небольшой сад. Один садовник мог бы вполне ухаживать за цветами и убирать мусор. Так нет, не хочет убирать, и даже прибавкой к плате не соблазнишь. Я, мол, не мусорщик, моя каста выше. Он боится, что будет опозорен перед своими, что ему больше не дадут работы.

В отделе объявлений газеты «Таймс» можно прочитать:

«Молодой человек 24 лет, брамин, из состоятельной семьи, рост пять футов пять дюймов, здоровый, желает завязать переписку с девушкой той же касты, образованной, любящей литературу. Возможен брак».

Ниже — еще предложение в таком же роде, но с примечанием «каста безразлична». И еще и еще находишь эти слова: «каста безразлична».

Касты сложились в Индии давным-давно. И все же не только феодалы-раджи, но и английские колонизаторы ответственны за трагедию пятидесяти миллионов неприкасаемых, за несчетные страдания, причиненные изуверскими кастовыми запретами и кастовыми привилегиями.

Теперь изгнанные джентльмены делают вид, что они тут ни при чем. А между тем, будучи властителями Индии, они объявляли кастовую систему национальным достоянием Индии, «скелетом» индийского общества. Об этом же твердили и историки, экономисты, этнографы, служившие англичанам.

Колонизаторы оберегали все то, что разделяло народ. Лицемерно ратовали за национальные традиции и сеяли семена раздора. Приманивали брамина, пинком отгоняли неприкасаемого. Помогали в спекуляциях богатому парсу, а фанатичному, воинственному сикху, давали оружие. Рабочего-сикха, индуиста натравливали на рабочего-мусульманина.

Колониализм оставил тяжелое наследие. Но многие пережитки ушли в прошлое, жизнь меняется быстро.

...Я иду по мусульманской части Бомбея. Вязь арабских надписей, кое-где древнееврейские — вместе с «сынами Пророка» тут мирно живут и евреи. Не так давно, всего полтора десятка лет назад, здесь лилась кровь, кипели братоубийственные схватки между индийцами разной веры.

Не увидел я и женщин с закрытыми лицами — экзотики, ради которой сюда еще спешит турист.

— Раньше они попадались, — сказал мне мой знакомый. — Правда, я уже полгода сюда не заглядывал.

Остров каменного слона

Катер чуть подбрасывает на мелкой волне, впереди медленно вырастает маленький остров, похожий на полузатопленную гору. Вот уже два часа, как мы оставили Бомбей. За кормой виден только его дым, повисший черной полосой.

Стукаемся о дощатый причал среди густых мангровых зарослей. Сейчас прилив, и они похожи на наш русский боярышник, захваченный половодьем. Мы на острове. Больше того, мы в другом мире...

У берега высокобортные парусные ладьи. На каменистых уступах, оплетенных зеленью, — легкие постройки с широкими навесами на столбах, покрытые соломой или ветками. Одежда женщин иная, не такая, как в городе, — это рабочая одежда, не стесняющая движений. Блузки нет, ткань, обвитая крест-накрест, закрывает грудь и спускается до колен.

Не только цвет кожи, но и речь этого маленького племени рыбаков особая.

Свой остров они называют «гарапури», что значит «город-крепость». Вероятно, крепость когда-то здесь была. Португальцы, высадившиеся на острове три столетия назад, уже не застали ее. Их поразил слон, вытесанный из темно-серого камня. Большой, грозный, он стоял на выступе горы.

Сейчас слон украшает один из скверов Бомбея. На остров Элефанта ездят из города в выходные дни — отдохнуть, поиграть с пушистыми, почти ручными обезьянками макаками и, конечно, посетить древний храм, высеченный в толще горы.

От причала прямо вверх ведут каменные ступени, по ним ступает, нет, лучше сказать, возносится на редкость стройная островитянка с медным кувшином на голове.

Лестница ведет к храму. Квадратное отверстие чернеет в базальтовом откосе, в просвете между деревьями, на которых резвятся макаки. Мы входим в храм, и из сумрака выступают боги и герои древней Индии. Они окружают нас в просторном, гулком зале, смотрят на нас из широких ниш, вырезанных в стене. Странная мысль приходит в голову: эти фигуры превратились в камень только сейчас, когда мы вошли. Застыли, умолкли...

В глубине зала огромная трехликая голова бога Шивы. Она еще скрыта темнотой. Несколько шагов, и на вас в упор смотрит Шива-созидатель. Скульптор, трудившийся здесь двенадцать веков назад, придал ему выражение смелости и решимости. Вправо и влево обращены еще два лица. Сурово-спокойное — Шивы — хранителя содеянного; гневное, с губами, искривленными яростью, — Шивы — разрушителя всего враждебного, злого. Три лица, три выразительных, мастерски воплощенных характера.

В храме девять скульптурных групп. Некоторые сильно повреждены. Португальцам статуи служили мишенями для стрельбы. На смену португальцам явились англичане и тоже громили подземный храм, шедевр искусства, не уступающий пещерным храмам Эллоры и Аджанты.

Разрушало камень и время. И все же изваяния живут! Почти стерлась улыбка миловидной полнощекой Парвати — супруги Шивы, но мы ощущаем эту улыбку, она озаряет все лицо. Там отбита рука Шивы, но ее все-таки видишь, эту руку, поднятую для удара, потому что все тело в напряжении боя. Фигура демона Андхака, которого побеждает Шива, уничтожена европейскими вандалами или украдена, но достаточно поглядеть на сражающегося Шиву, чтобы представить себе всю картину схватки.

Вот Шива — король плясунов. Он исполняет «танда-ву» — мистический танец созидания. Скульптура поразительно динамична. А вот тоже очень человечная сцена: Шива и Парвати отдыхают на вершине горы. Парвати развлекалась игрой в кости и проиграла. Муж сердится на нее...

Хорошо сохранилась сцена сошествия Ганги. Было время, говорит легенда, когда Ганга, река-богиня, обитала в небесах. А на земле свирепствовала засуха, реки иссякли. Недобрый бог спалил индийское царство, и людям угрожала гибель. Тронутая мольбами людей, Ганга согласилась спуститься на землю. Но как бы не затопить города и селения! Шива, спасая людей, принимает Гангу в свои волосы. Так возникла священная река индийцев.

Каменный Шива склонил голову. К ней устремляется поток, чудесно сотворенный резцом безымянного мастера. Ясно видишь, какие чувства вдохновляли его. Наводнения — извечное бедствие Индии. В легенде живет народная мечта — подчинить бурные воды. Мечта, постепенно осуществляемая теперь, в независимой Индии.

В зале, среди величавых четырехгранных колонн, уходящих в темноту, звенят голоса детей. Это бомбейские школьники, пришедшие с учителем.

— В сказаниях о Шиве заложена идея могущества нации, силы народа, — говорит он. — Стремление к добру, к справедливости...

Я вышел на солнце. Обезьянки раскачивались на ветвях, как акробаты на трапециях. Ловко выхватывал из рук туристов куски банана, отскакивали, быстро-быстро жевали, следя за нами с любопытством. А за деревьями, за нешироким синим проливом зеленел соседний остров Тромбей, и на нем, у самой воды, сверкало белизной здание атомного реактора. Кажется, туда и смотрит из полумрака древнего храма созданный неведомым скульптором Шива-созидатель...

Океан отхлынул, обнажились голые воздушные корни мангровых кустов — они теперь словно на подпорках, воткнутых в ил.

С кормы бросаю последний взгляд на зеленую гору острова. Крыши из веток, словно птичьи гнезда, рисовое поле, ступенькой врезанное в заросли, и на нем — крошечные фигурки людей.