Украинская зима - Петр Немировский Страница 18

— Да.

Она снова слабо улыбнулась.

— Спасибо тебе. Смотри, я тебе положила маленькие подушки вдоль стены, чтобы ты не замёрз. Если не будут топить, то стена станет холодной. Но сделай так, как тебе удобно. Спокойной ночи. Добранич.

И она тихо вышла.

* * *

Максима я видел в последний раз пятнадцать лет назад, когда приехал в Киев со своим сыном Давидом, чтобы он пару летних месяцев провёл с родителями жены на Днепре.

Мы тогда встретились с Андреем и Людой, они взяли с собой своего младшего сына, наши дети были ровесниками. Мы провели все вместе несколько дней, гуляли по городу, спускались в пещеры Киево-Печерской лавры, дети в парках катались на качелях, ели в кафе мороженое. Давид и Максимка сразу нашли общий язык. Люда и Андрей были приятно удивлены, так как их сын до сих пор был необщительным и застенчивым ребёнком, по их признанию, сложно находил контакты со сверстниками. С Давидом, однако, сразу сошёлся, дети не отходили друг от друга ни на шаг и даже упросили нас, чтобы Давид переночевал у них. Я почему-то хорошо запомнил сцену, как они оба — улыбки до ушей — ездили верхом на двух осликах в парке отдыха на Владимирской горке.

Любопытно, что и Давид, и Максим эту встречу хорошо запомнили. По возвращении в Нью-Йорк мы ещё несколько раз организовывали детям «телемосты» по Скайпу. Но со временем мои контакты с Киевом становились всё реже и слабее, как река, устья которой мельчают на глазах и вот-вот окончательно высохнут.

Андрей и Люда помнили про день рождения Давида и всегда исправно поздравляли нас — родителей — в этот день. А я, в свою очередь, поздравлял их с днём рождения Максима, правда, был не так аккуратен, как они, случалось, забывал.

Услышав от меня, что Максима отправляют на фронт, мой Давид почему-то смутился, на его лице отразилась гамма самых сложных чувств: от удивления и зависти до перепуга.

«Ву-у-у… Серьёзное дело», — протянул он, почему-то покраснев.

Наверное, Давид тогда впервые понял, что война в Украине, которую он изредка видит по новостям и в Тик-Ток в своём телефоне, и кое-что слышит о ней от меня, — это не только подбитые русские танки, сбитые вертолёты и разрушенные здания украинских городов. Всё это — картинки, как в кино. А вот теперь реальный, настоящий, живой Максим отправляется в это «кино».

Узнав, что я еду в Киев, Давид купил в магазине для Максима наручные часы «Invicta». Я в этом не шибко разбираюсь, в отличие от своего сына, который на часах буквально помешан. Я не спрашивал у Давида, сколько эти часы стоят и насколько они хороши. Не сомневаюсь, что часы этой фирмы с мировым брэндом входят в список «топовых», что с ними можно и спускаться на дно океана, и лететь в космос, и бросать их в огонь, они всё равно будут показывать точное время.

Из рассказов Андрея и Люды я узнал, что их Максим имел проблемы с сердцем — после того как в десять лет переболел тяжёлым гриппом. Грипп дал осложнение на сердце, и парень с этим нарушением жил. Он не отличался атлетическим сложением, даже был рыхловатым и неуклюжим подростком, но очень постарался и привёл себя в форму, посещая спортивные секции.

— Вообще-то он мечтал стать военным, но знал, что по состоянию здоровья эта карьера для него закрыта, — объяснила мне Люда. — Его это сильно напрягало, но он всё-таки надежду не оставлял. Незадолго до войны, когда все вокруг, кроме нашего президента, понимали, что Россия вот-вот нападёт и будет война, Максим стал посещать специальные курсы, где ребят и девушек готовили в отряды теробороны. Он сразу же целиком отдался этой подготовке к войне.

Дальше всё известно, что с ним произошло и где он сейчас.

— У нашего парня дух крепкий, но сердце, увы, слабенькое. В последнем телефонном разговоре он мне признался, что для него тяжело выкапывать себе окоп, когда их привозят на огневую, — добавил Андрей, когда мы разговаривали про Максима и его проблему со здоровьем. — Сейчас зима, земля твёрдая, снег. А копать окоп приходится быстро, пока русские не засекли и не накрыли огнём. Максим мне рассказал, что когда он копает окоп, то сильно потеет, под конец начинает просто задыхаться. Н-да, от така муйня, малята… Но, с другой стороны, чем глубже окоп — тем безопаснее, тем меньше вероятность, что тебя зацепит осколками снаряда. Это азбука войны.

…Дождавшись, когда шаги Люды за дверью утихли, я решил осмотреть интерьер комнаты. Это была комната Максима, теперь мне здесь предстояло спать неделю, до самого отъезда.

Мои глаза уже привыкли к слабому освещению настольной лампы с внутренней батареей. Под тяжестью моих шагов поскрипывали деревянные планки паркета.

На одной из стен висел забавный зелёный удав, скрученный кренделем, с высунутым красным тряпичным языком. Наверное, это одна из его любимых игрушек детства. (У моего двадцатилетнего Давида, между прочим, в его комнате всё ещё лежит большой плюшевый медведь с глазами-пуговицами.) На книжных полках в углу — учебники по истории Киевской Руси, казачестве, войнах украинцев против Речи Посполитой и Московского царства, история УПА. Художественные книги, комиксы, журналы про автомобили — в основном на украинском языке, но есть и на русском, и на английском.

Да, несмотря на все провалы в государственном строительстве после развала Союза, несмотря на все уродства нового независимого государства и все те безобразия, которые в недрах этого архикоррупционного государства творила влада, в Украине всё-таки выросло новое поколение. Даже беглый взгляд на домашнюю библиотеку Максима красноречиво свидетельствует о том, что новое поколение украинцев сильно отличается от своих «полусоветских» отцов и «советских» дедов. Поэтому неслучайно они сейчас на войне, причём пошли туда сами, не дожидаясь, когда их позовут.

Путину никто не доложил об этом — новом — поколении украинцев. Поэтому он не понимает, почему с ним воюют и почему его солдат не встречают с цветами и паляницями.

Я подошёл к письменному столу, где стоял монитор компьютера с клавиатурой, а рядом валялись всякие безделушки. В открытой пластиковой коробке лежали опознавательные знаки из твёрдой материи с липучками, которые военные прикрепляют себе на форму: знак «Збройні Сили України», крошечный жёлто-голубой флажок, шевроны. Материя на этих знаках была потёрта и испачкана, из строчек торчали чёрные нитки. Короче, всё это «хозяйство» было явно не только что приобретённое в магазине, а уже пользованное, вероятно, Максим носил эти знаки, когда служил в теробороне, а потом проходил военную подготовку перед отправкой на фронт. Ещё в этой коробке лежало несколько пустых гильз от патронов разного калибра.

А над столом на стене — фотография в рамочке: белобрысый улыбающийся подросток. Черты лица явно мамины. И хитроватый, озорной взгляд, такой, будто бы паренёк задумался, какое бы ему озорство учудить.

Я долго внимательно смотрел на эту фотографию. «Как же мне, парень, молиться за тебя, а? Я не священник, не раввин. Я не знаю, как мне за тебя молиться. Но я знаю одно: Бог не может и не должен допустить, чтобы с тобой случилась