Журнал «Млечный Путь» - Млечный Путь, 2012 №02 Страница 19

— Быть может…

— Сезам, откройся! — крикнул Никита, и глухое эхо «откройся… откройся…» покатилось по туннелю, но ничего не произошло.

— При чем здесь земные сказки, волшебные слова… — вздохнула Наташа. Втайне она надеялась, что если не вход в сокровищницу, то выход из пещеры все-таки откроется.

— Какая разница: волшебные слова или ключевая фраза? — раздраженно заметил Никита. — Не устраивает земная сказка? Давай по местной легенде. — Он набрал в легкие воздуха и гаркнул: — Морок, мать твою, открывай вход в сокровищницу!

Он был готов на что угодно, лишь бы разрядить обстановку, но, кроме мата, других способов не знал.

— Никита… — жалостливо протянула Наташа. — Опять ты…

Закончить она не успела, так как стена с надписью «Здесь живет Морок» стала медленно проваливаться, образуя проход, и через минуту из провала в пещеру хлынул дневной свет.

— Ой… — прошептала Наташа. Колени, на которых она продолжала стоять перед Никитой, перестали держать, и она с размаху уселась в пыль.

— Ты смотри, сработало… — ошарашенно просипел Никита перехваченным горлом.

— Идем, идем… — с лихорадочной поспешностью затараторила Наташа. — Быстрее… Вдруг сейчас закроется…

Она с трудом поднялась на дрожащих ногах и сделала шаг к проходу, но Никита удержал ее за руку.

— Погоди. — Трезвость и рассудительность вернулась к нему. — Не закроется, иначе бы в пещере были горы мумий.

— А если…

— Никаких если! Если только одно: если там действительно сокровищница, надо взять рюкзаки.

Наташа умоляюще посмотрела на него, но подчинилась. Они быстро собрали рюкзаки, Никита помог надеть рюкзак Наташе, вскинул за спину свой. Затем посмотрел на рюкзак Ильи, но не стал его брать.

— Я — не мародер! — заявил он трупу, пнул ногой рюкзак и, взяв Наташу за руку, направился к проходу в стене.

Я не стал их обгонять, заходить в сокровищницу первым, а неторопливо пошел следом.

— Это выход… — обрадованно прошептала Наташа, когда через двадцать метров пути открылся вид на поросшую мелкой зелено-бурой травой бескрайнюю равнину под голубым бездонным небом. По равнине до самого горизонта в разнобой были расставлены разнокалиберные хрустальные кубы.

По-своему, Наташа была права. Это был выход. Своего рода. Из ситуации.

— Это сокровищница Морока, — не согласился Никита. — Видишь, в каждом кубе какие-то тени? В них, как понимаю, заключены достояния всех цивилизаций Вселенной.

И он тоже был прав. Насчет достояния всех цивилизаций. По-своему.

— Такая большая? А откуда здесь небо? — не поверила Наташа.

— Я не такой знаток многомерности пространства, как Илья, — скривил губы Никита, — но о свертке трехмерного пространства слышал. Теоретически, можно целую галактику поместить в ореховую скорлупу, а уж запихнуть какую-нибудь планету в горный массив Гайромеша — раз плюнуть.

На самом деле принцип устройства сокровищницы был совершенно иной, но сейчас это не имело никакого значения.

Наташа приостановилась и с тревогой посмотрела на Никиту.

— Если здесь, как в музее, собраны достояния всех цивилизаций, разве нам позволят отсюда что-нибудь унести?

— Еще как позволят! — безапелляционно заявил Никита. — Морок неспроста открыл для нас вход в пещеру. К тому же из легенд известно, что многие отсюда возвращались с богатыми трофеями. А легенды не врут.

Наташа отвела взгляд. Она хорошо помнила слова Ильи о трехпроцентной достоверности информации в легендах и мифах.

От входа в сокровищницу до ближайших хрустальных кубов было метров сто, и чем ближе мы к ним подходили, тем явственней в толще хрусталя просматривались какие-то фигуры.

— Ой! — воскликнула Наташа, когда мы подошли почти вплотную к большому кубу, метров десяти высотой. — Да это же стапульцы!

— Стапульцы, — согласился Никита. — В центре, насколько понимаю, королева-матка, а вот тот, справа от нее — наверное, король-самец.

Тучная особь справа от королевы-матки в живописной группе стапульцев из сорока двух членов семьи на самом деле была фрейлиной, а невзрачный король-самец сидел на третьем хвостовом сочлении королевы матери и представителями иных рас зачастую принимался за новорожденное дитя.

— А этого мы видели в пещере, — указала Наташа пальцем на плоского, с широкой круглой спиной стапульца, угрожающе выставившего перед собой квантовый излучатель. — Кажется, стапулец-телохранитель…

— Ага. И этого тоже видели, — кивнул Никита на низкорослого стапульца с угловатой лысой головой. Он включил шевронник и вывел на дисплей информацию о семейной иерархии стапульцев. — Странно, — пробормотал он, — тут говорится, что королеву-матку всегда сопровождают шесть фрейлин, а здесь ни одной одинаковой особи…

Но Наташа его не слышала. Она уже стояла у другого куба, посреди которого в угрожающих позах застыли две трехметровые зеленовато-блеклые особи, чем-то напоминающие земных скорпионов, вооруженных, кроме клешней, многочисленными щупальцами с присосками и когтями.

— А это кто? — поинтересовалась она.

Никита подошел, посмотрел.

— Милые создания, — скривился он. — Возможно, представители какой-нибудь вымершей цивилизации. Или особи дикой фауны, быть может, той же Стапулы.

Это были притераты, представители здравствующей и поныне цивилизации, которые категорически отказывались входить в Галактический Союз и весьма агрессивно реагировали на любые попытки контакта в пределах занимаемого ими звездного сектора. Информация о них не была секретной, но и широко не афишировалась. Ею интересовались разве что узкие специалисты. Вроде меня.

— Ой, смотри, Никита, люди! — воскликнула Наташа, останавливаясь у третьего куба, в котором застыли три фигуры в сиреневых бесформенных балахонах с островерхими капюшонами, открывающими только лица.

— М-да… — только и сказал Никита, рассматривая троицу.

Это были не люди, а экбистоляне. Лицами они были похожи на землян, а все отличия скрывались под одеждами. Причем морфологических отличий между людьми и экбистолянами было гораздо больше, чем подобий, начиная с того, что у них по два локтевых сустава на каждой руке и по два коленных на ногах, и заканчивая тем, что экбистоляне — холоднокровные и трехполые. Тут и были представители трех полов.

— Чем-то на нас похожи… — задумчиво сказала Наташа. — Этот плотный — Илья, худой и длинный — ты, а маленькая и хрупкая — я.

Никита поморщился. Любое упоминание об Илье вызывало у него раздражение.

— Как живые… — Наташа поежилась. — Правда?

— Нет, — сказал я из-за их спин. — Они не только живые, но и бессмертные. Мгновение жизни растянулось для них в Вечность. Но это не люди — землян в экспозиции пока нет.

Наташа с Никитой вздрогнули и медленно обернулись.

— Кто это сказал? — испуганно прошептала Наташа.

— Я сказал.

Я отключил дезоориентационный экран, и они наконец-то меня увидели. Но смотрели они не мне в лицо, а на мой плащ, ниспадающий на зелено-бурый дерн клубами мрака.

— Ты кто? — хрипло спросил Никита, но по их глазам было видно, что они сразу поняли, кто я такой.

— Морок, — не стал я их разубеждать. — Живу я здесь.

Леонид Моргун

Найти филумбриджийца

Подлетая к окрестностям Альтаира, выйдите на смотровую палубу вашего звездолета и поглядите в район звездного скопления НГС-552. И когда корабль сбавит скорость, обходя область влияния нейтронной звезды А 233-16, на самом краю скопления вы сможете заметить крошечную блестящую точку. Это и есть НИ-КБ (научно-исследовательская космическая база) № 19. При желании вы сможете подробнее рассмотреть ее в сильный телескоп. 180 лет тому назад она походила на клубок серебристой пряжи, пронзенный спицами причалов. Клубок, диаметром 4 километра, и причалы по 7 километров каждый. Но время шло. Люди рвались в глубины Галактики, а база оставалась в тылу, расширялась, ремонтировалась и реконструировалась, и постепенно превратилась в то, что вы можете видеть сейчас — уродливое, беспорядочное нагромождение коробок и куполов, похожее на порождение фантазии пьяного кубиста. Пустуют запыленные причалы. База давно уже утеряла научное и исследовательское значение. Сейчас она превратилась в чисто административный городок, где работают конторы нескольких институтов, трестов, региональная инспекция по охране окружающей среды, отделение галактического банка. Есть общежитие для рейсовых челночных бригад. Когда они прилетают, гулкие коридоры наполняются грохотом подбитых магнитными подковками ботинок, жизнерадостными веселыми голосами и здоровым молодецким смехом. Но кончается пересменка, и вновь Базу окутывает сонная тишь. Шуршат листы отчетов и справок. На дисплеях перед бледнолицыми сонными девушками приплясывают колонки голубоватых цифр, мерно гудят компьютеры, извлекая из недр своих триллионы бит потребной кому-то информации. А затем кончается условный день и начинается не менее условный вечер. Для трех с половиной тысяч человек населения Базы он обычно бывает заполнен танцами, кино, флиртом, для кого-то щемящей тоской, для кого-то бурной радостью. В такие-то вечера и появляются на свет личности, днем обычно незаметные, в силу того, что и должности они на Базе занимают самые невзрачные — пожарные, вахтеры, технические исполнители, был даже один комендант общежития. Все это были люди пожилые, чтобы не сказать старые. В молодости они прилетели на Базу, мечтая посвятить жизнь исследованию и освоению необъятных галактических пространств, принести свет человеческого разума в самые глухие закоулки галактики. И им это удалось, долгие годы они возвращались на Базу, опаленные светом невиданных солнц, на зубах их хрустела пыль таинственных планет, они громко смеялись и шагали, неуверенно ставя ноги, отвыкшие от гравитации. Они были живой легендой, покорителями и первооткрывателями, и подвиги их были описаны в очерках и романах и сняты в кино. Но когда глаза их стали слабеть, а руки потеряли твердость, когда они начали терять сознание во время перегрузок, и долго и шумно скандалить с врачами, начальство стало вежливо, но твердо вычеркивать их из списков экспедиций. И они стали оставаться на Базе, томясь от сознания собственной никчемности, и с завистью провожали в дальние рейсы бодрых и подтянутых новичков, Они же оставались. Надолго. Навсегда.