Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год Страница 19

Радостное, праздничное звучание присуще ростовским колоколам. Чуть ли не за двадцать километров от города слышны их голоса. Они словно разрезают небо и несутся навстречу путнику — гостю великого города.

Колокола расположены в звоннице в один ряд. Пять звонарей становятся так, чтобы видеть друг друга. Язык «Сысоя» раскачивают два человека. Когда-то звон производился на три различных настроя по особым нотам, составленным Аристархом Израилевым. В 1884 году в Петербурге вышла его книга «Ростовские колокола и звоны». В ней исследователь воспроизвел нотную запись древних звонов. По чертежам Аристарха Израилева в конце прошлого века были сделаны специальные камертоны. На Всемирной парижской выставке эти камертоны и исполняемые на них ростовские звоны были удостоены «Гран-при» и золотой медали.

Красота и сила воздействия колокольного звона привлекала русских композиторов, использовавших в операх, симфониях, ораториях богатейшее музыкальное наследие народа. Достаточно вспомнить «Ивана Сусанина» Глинки, увертюру Чайковского «1812 год», произведения Прокофьева, Свиридова, Шостаковича.

Все эти композиторы или слышали ростовские звоны, или знали о них. Берлиоз, Шаляпин, Горький специально приезжали в Ростов послушать звоны. Есть сведения, что и Бетховен тоже знал о них. Нотную запись их композитор получил от австрийского посла в Москве. И, как предполагают, свою «Аппассионату» он написал под впечатлением Егорьевского звона ростовских колоколов.

А вы когда-нибудь слышали, как звонят в Ростове Великом? О, это действо особенное! Его надо и слышать и видеть. Знающие люди насчитывают чуть ли не десяток звонов и их вариаций: Ионинский, Акимовский, Егорьевский. Ионафаловский, Будничный... И каждый чем-нибудь да отличается: мелодией, количеством голосов, ритмом.

Вот тишину разрезает маленький колокол-камертон. Словно в школе на переменку звонят. Его чистый голосок раздается минуту-две, пока не вступают колокола побольше. Своими тенорами они разбудили колокола-баритоны. И наконец, слышится сиплый басовый гул главного колокола — «Сысоя». Звонница оживает, начинается действо — ростовские звоны.

Нетерпеливо, еле дождавшись своей очереди, весело и напористо, будто соревнуясь, вступают «Баран» и «Голодарь». Голуби, сидящие на бревнах колокольных перекладин, словно от выстрела, разом взмывают вверх. Нет, они не испугались. Они по-своему радуются колокольному представлению: кувыркаются, падают вниз камнем, а потом сомкнутым строем идут на бреющем полете.

Я стою на верхнем ярусе колокольни (звонари давно знают меня, потому пускают к себе) и любуюсь панорамой. Как хороша отсюда надвратная церковь Воскресения. Надо будет попробовать написать ее именно в таком вот ракурсе — сверху вниз. Да и раскладку цвета можно будет сохранить, тона все чистые, яркие — голубец, золото, киноварь...

Звонари весело переглядываются меж собой и еще наддают жару. В руках у них веревки, концы которых привязаны к языкам колоколов. Звонить в колокола — не просто дергать за веревку. Мастерство это в свое время передавалось по наследству. Каждый из звонарей — прирожденный музыкант. Он и на гармошке, и на мандолине, и на гитаре умеет играть.

Пальцы поочередно с силой касаются веревки, словно перебирают струны гуслей. Звук то падает, то вновь набирает силу. Звонари играют свободно и, как в истинно народном действе, импровизируют на ходу.

В ногах у звонарей огромные цимбалины, похожие на железнодорожные шпалы. От них толстые веревки идут к языкам больших колоколов. Работа у мастеров жаркая, потому и в лютую стужу они работают в легких фуфайках. Каждый старается от души. Среди звонарей я приметил и молодого парня. Сердце радовалось, когда я смотрел на него, все вспоминал Твардовского «Василия Теркина»:

Словно в праздник на вечерке

Половицы гнет в избе,

Прибаутки, поговорки

Сыплет под ноги себе.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Выговаривает чисто,

До души доносит звук...

Теперь-то звоны обычное дело. А ведь чуть было не потеряли секрета этого искусства. Была война. Считали, что после нее и звонарей-то в живых никого не осталось. Долгие годы в городе стояла немота, языки колоколов были обвязаны тряпьем и притянуты к каменным столбам.

И вот в 1963 году воскресным мартовским днем мощные звуки вновь раздались над Ростовом...

Тот день памятен мне на всю жизнь. На дворе крепкий мороз, погода солнечная, ясная. Помню, как мы долго не могли избавиться при записи звонов на магнитную пленку от чириканья воробьев и курлыканья голубей. Встревоженные проснувшимися колоколами птицы такой гвалт подняли вблизи микрофонов, что заглушили чуть ли не самого «Сысоя». Послушать звоны собрались не только все горожане, но и жители окрестных деревень. Еще бы. Записывали ростовские звоны!

Первой, кому пришла идея возродить ростовские звоны, была местная учительница русского языка и литературы, энтузиаст охраны памятников Мария Николаевна Тюнина. В 1962 году она предложила отметить 1100-летний юбилей Ростова Великого праздничным звоном.

Письмо Марии Николаевны попало ко мне. В ту пору я работал в Министерстве культуры СССР. Начались хождения по студиям звукозаписи, поиски специальной пленки, стереофонической аппаратуры, возникли и другие вопросы.

...Случай привел меня на киностудию имени Горького. Там я познакомился со звукооператором А. С. Матвиенко. Руководство киностудии и сам Матвиенко заинтересовались идеей Тюниной. «Дирижировать» ростовским «оркестром» пригласили известного искусствоведа и музыканта, заслуженного деятеля искусств РСФСР Н. Н. Померанцева.

Когда мы приехали в Ростов Великий, нам опять помогла неутомимая Мария Николаевна. Именно она собрала звонарей. И, хотя теперь ростовским звонам не грозит забвение, Тюнина до сих пор не бросает начатое дело. Недавно Мария Николаевна с тревогой говорила мне: «Жучок сильно источил все дерево на звоннице; «Сысой» треснул и дребезжит — нужна серьезная реставрация... Надо подумать и о подготовке молодых звонарей. Старики-то уходят».

Но в день записи все старики были в сборе. Когда мы поднялись па колокольню, «дружина» уже ждала нас. Познакомились. Старшему звонарю, А. С. Бутылину, шел в ту пору восьмой десяток. Остальные ненамного от него отстали. М. С. Урановский был потомственный звонарь, Н. Г. Королев тоже звонил эдак полвека назад; еще мальчишками забирались на звонницу И. А. Шумилин и В. М. Чушкин. Дело знают. Старики выглядели строгими и торжественными. Волновались. Вместе с реставратором Ростовского кремля В. С. Баниге звонари проверили и наладили колокола, восстановили систему цимбалин, припомнили, что и как.

Мы заранее обговорили все с пожарниками. Народ они серьезный и предусмотрительный. А вдруг придет кому-то в голову, что зазвонили по случаю «вселенского потопа», или что-нибудь в этом роде? Словом, дали о нашей работе объявление по радио.

...Удар «Сысоя» радостным взрывом разорвал тишину. Надо было видеть звонарей в тот момент! Они как бы сбросили с плеч по десятку лет. Одухотворенность и какой-то природный артистизм увидел я в лицах и движениях стариков звонарей. Особенно мне запомнилось строгое мужественное лицо Бутылина, похожее на лик народного воителя за справедливость и добро Николы Можая со старинных ростово-суздальских икон.

Два дня не умолкали колокола.

Первый день без конца репетировали, по тактам отрабатывали каждый звон. То и дело слышалась команда: «Стоп. Начнем еще раз сначала». Дольше всех не давался Ионафановский звон.

На второй день старики звонили как по нотам. Запись шла гладко и спокойно. К полудню все уже было закончено.

Когда собрали микрофоны, смотали провода на железные катушки и студийная машина уехала, я вновь поднялся на колокольню. Там было пусто. Я подошел к «Сысою», приложил ухо к холоду меди и услышал, как он тихо гудит и басит про себя спустя три часа после звона...

Позже ростовские колокола записывали много раз. Они звучали в кинофильмах «Война и мир», «Семь нот в тишине», «Братья Карамазовы». Тысячи пластинок, сделанных с нашей записи, разошлись по всему белому свету. Вот жаль только, что из текста к пластинке выпала фамилия инициатора возрождения ростовских звонов — М. Н. Тюниной.

...Надолго задержали меня воспоминания у ростовокой колокольни. Луна выкатилась из озера, а я все брожу под арками Торговых рядов, у кремлевских стен, меж древних соборов. Размышляю. И вдруг меня останавливает какой-то странный звук. Я долго не могу понять, откуда он. Наконец поднимаю голову и вижу трубящего кованого железного ангела на старом флюгере. Не правда ли, находка? Сюжет для будущей картины вполне подходящий... Я с улыбкой слушаю его трубный глас и думаю: «Не гуди, не скрипи, милый. Есть в моей жизни среди добрых дел запись ростовских звонов».