Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1989 год Страница 19

Под ним — еще в зимней спячке море Лаптевых.

Поволок лодку к берегу. За два часа сделал пять ходок. Припай у берега мертвый — никакой воды. Отчаяние и опять предательская мысль — отступить. Вышел на береговую возвышенность, осмотрел даль в бинокль. Впереди, километрах в пяти у берега, просматривается полоска воды. Она-то и вдохнула уверенность.

8 июля. Миска, стоящая на ветру, обледенела — минус два градуса, ливневый снег. Какие контрасты в погоде! За одни лишь сутки весь набор. Греюсь, мерзну, отогреваюсь. Временами пускаюсь бегом, кровь разогнать. Пока таскаю плавник на костер, глотаю дым, мерзну. Хотя и кострище отменное, но под стать ему и ледяной ветер. Всякие нехорошие мысли лезут в голову в такую погоду при полной неизвестности ледовой обстановки. Хочется в тепло, уют, в парную баньку, к людям.

9 июля. Ветер стихает. Ложусь на компасный курс 300 градусов — туман такой, что ничего не видно. Надо добывать природный корм, сроки путешествия становятся неопределенными. Готовлю ружье и скоро бью налетевшую утку. Вот напасть, надо же туману взяться, подстреленную утку так и не нашел. Словом, не везет. Через час началась лавировка, стал обходить ледовые барьеры. Курсы разные, как у порядочного ледокола — вплоть до обратного.

10 июля. Воскресенье. Тихо, солнечно. В такую погоду грести бы да грести. Курс — север. Странное, наверное, со стороны видение: в безлюдном месте, в упряжи человек тянет лодку по бескрайнему ледяному полю, по океану. Куда, зачем? К цели. Достижение ее всегда было вершиной человеческих дел.

В три часа останавливаюсь, чтобы приготовить горячую пищу. Хорошо, что на берегу набрал дров. Теперь «Пелла-фиорд» превратилось в дровяной склад. Костер на льду. Делаю ложе из трех сырых дровин и развожу на нем огонь. Прилаживаю котелок...

Снова в лямку. Слева в 4—5 километрах высокий берег. Самый раз даль посмотреть. Беру ружье, бинокль, фотоаппарат, иду к нему. Воды все нет и нет. Стал возвращаться, смотрю — в тундре белая точка, наверное, полярная сова или чайка. Нет, точка крупная, движется. Рассматриваю в бинокль. Не верится, покрутил настройку — белый олень! Здоровенный бык с могучими рогами. Не пасется, а величаво, достойно, будто сознавая свою редкость, уходит от меня.

В прилив удалось пройти на север еще пять километров, но никак не могу обогнуть мыс — мель все уходит и уходит мористее. Стал рассматривать горизонт и заметил антенны. До них более десятка километров. Надо идти на станцию. Собираю все ценное в рюкзак.

Вдруг лодка, прочно сидящая в песке, стала покачиваться и вскоре всплыла. Бросил все пожитки на нос, погреб до чистого льда, вытащил на него лодку, потащил, сколько можно, опять спустил на воду. Маневр повторялся до тех пор, пока перед самой поляркой лодка не оказалась в чистом от льда глубоком канале шириной 25—50 метров. Это была обычная трещина с ровным сколом льда толщиной до полутора метров. Станция расположена на возвышенном берегу. Уже поравнялся с домами, как увидел человека, бегущего к лодке.

Сидим в доме, беседуем.

— Станция наша с грифом ТДС, труднодоступная, значит,— рассказывает начальник Александр Афанасьевич Бердник.— Живем четверо, хотя по штату должно быть семь человек.

Сам Бердник давно на Севере, только на этой станции работает восемь лет. Хороший хозяин — это заметно. На станции порядок и дисциплина. Пробыл я там четыре часа, а он дважды в положенное время, извинившись, уходил снимать показания метеорологических приборов. В кают-компании есть даже доска объявлений. Это, наверное, маленькая психологическая хитрость Александра — все, как на материке, будто на материке.

При встрече с механиком станции Владимиром Сабельниковым я, отстаивая реальность проведения путешествия в подобных условиях, показал несколько «ледовых» снимков из экспедиции 1978 года через Карское море и журнал «Катера и яхты» с очерком об этом походе.

Владимир держит в руках журнал и, глядя на меня, загадочно повторяет: «МАХ-4, МАХ-4...»

— Что,— спрашиваю,— знакомая?

— Знакомая. В 1975 году жил я в Тобольске, видел лодку. Разговоров было! А теперь, спустя тринадцать лет, у черта на куличках и с капитаном встретился. Бывает же такое!

Бердник показал свое хозяйство, посетовал на трудности. Они для всех подобных станций одинаковы: нехватка запчастей для трактора и дизелей, отсутствие стройматериалов, краски, железа; замена полярников; продукты подорожали, а пайковые все те же 50 рублей, не добудешь мяса и рыбы — зубы на полку клади.

Поинтересовался, почему так много собак держат, пять здоровых псов.

— Года два назад станцию взяли в плен пять медведей, три взрослых и два медвежонка,— рассказывал Бердник.— Днем отходили метров на пятьдесят, а ночью в окна заглядывали. Год голодный был. На улицу не выходили, работа стояла. По рации вели переговоры с начальством, как быть? Медведь белый в Красную книгу занесен. Начальство, в свою очередь, Москву беспокоило. В конце концов разрешили взрослых отстрелять, а за медвежатами прилетел охотовед из столицы. А с собаками веселее, и об опасности предупредят. Ведь на метеоплощадку приходится в любую погоду ходить.

Мне почему-то вспомнились дрейфующие станции СП. Традиционные фотографии полярников с медвежатами, собаками. Завел о них разговор, о мужестве зимовщиков. И вдруг, совершенно неожиданно, услышал:

— На СП что, живут как сыр в масле. Аэродром имеют, самолет каждый месяц регулярно принимают, естественно, почту. Овощи, фрукты свежие едят и даже пиво пьют. Два повара работают, смена зимовщиков каждый год. А у нас повара вообще нет, лекаря тоже, заболят зубы, не знаешь куда деться. Почту вертолетом раз в шесть месяцев забрасывают. 100 лет назад почту на самые дальние стойбища доставляли намного чаще... Продукты нам в конце августа—начале сентября завозят из Архангельска. В это время лед на пару недель от берега отходит. Отпуска два-три года ждешь — замены нет.

Конечно, правы обитатели станции Тэрпяй-Тумса. Сегодняшняя зимовка на дрейфующей СП далека от папанинской. Почему же существует такое пренебрежение к нуждам работников полярных станций, которые живут если и не в обстановке кустарного энтузиазма, то близко к этому?..

Пока гостил на станции, пошел ливневый снег, лодка покрылась пятисантиметровым снегом и грязью — собаки успели в лодке погостить. Провожать пошло все население. Уходя на станцию, лодку вытащил подальше от воды на лед. Теперь предстояло тащить ее обратно. Мои новые знакомые дружно взялись за борта. «Нет,— говорю им,— я сам. Посмотрите, как это делается». Впрягся в лямку и дал ходу. Лодка про-скользила немного и провалилась кормой в трещину. Достал дрын, выровнял ее и подтащил к воде. Вернулся за своими фотокамерами. Обычно с ними я управлялся сам с помощью штатива и автоспуска. Теперь прошу Бердника сделать для меня снимки.

— Спасибо тебе,— Александр возвращает мне фототехнику.

— За что же? — спрашиваю недоуменно.

— Веру вдохнул. На своем полярном веку наслышан о «покорителях» Севера: лыжную «Метелицу» на вездеходе возили, «Пингвин» Янцелевича на судне Таймыр огибал, «Щелью» Буторина по Обской губе нес на себе теплоход «Мета». Одним словом, спасибо тебе за чистый след от твоей лодки. Удачи тебе...

«11 июля 1988 года. «Пелла-фиорд» — первое судно, прибывшее на ТДС Тэрпяй-Тумса. Припай до горизонта, ливневый снег, местами малая вода у берега». Такой автограф с печатью увожу с собой на память об этом забытом богом месте.

14 июля. Двадцатый день путешествия начался... До семи утра гребу без приключений, всего раз сидел на

мели и пять раз тащился по льду. Ветер достиг штормовой силы. Гудит, трещит, стреляет, хлюпает. Хорошо, что дотянул до надежного укрытия за косой — лед надвинуло прямо на противоположную сторону узкой косы. Вчерашние проходы, безусловно, закрыло. Что впереди?

Знаю, самое главное — заставить себя начать работать. Разогреешься— и тогда сам черт не страшен. Отхожу в полный прилив. Между оторванными, засевшими на косе стамухами и нетронутым полем образовался коридор. Иду по нему километр, три и сразу же упираюсь в цепь высоких торосов. Высаживаюсь на берег и бреду с биноклем на возвышенность. Дорога возможна только через торосы. Как бы то ни было, ближайшая задача ясна. Отгребаю назад, выбирая удобное место для прохода. Надо же, нагромоздило?! Вершины отдельных пирамид достигают десяти метров. Вот уж необузданная сила! Седловину нашел между двумя высокими пиками, сойтись им не дала льдина, вставшая на ребро. Не один час работаю топором, прорубая полутораметровый проход для лодки. Хорошо, что взял в путешествие настоящий топор лесоруба да топорище к нему сладил надежное. Снег прекратился, кратковременными зарядами идет дождь. На горизонте обозначилась полоска чистого неба. Неужели сегодня увижу солнце? До воды дотащился за полчаса, немного погреб и. опять уперся в лед. Да такой, что тоска берет. Ни обойти, ни объехать. Глыбы, севшие на дно, образуют провалы. Из этого лабиринта не выбраться. Придется рубить канал вдоль берега к чистой воде и там дождаться прилива.