Всё летит в бездну - Олли Бонс Страница 19

Дети смеются. Тем временем Нела помогает мне выбраться из сумки, я встряхиваюсь и отхожу в сторону, чтобы размять лапы.

— Рудольф у нас новенький, но у него большие способности, — многозначительно произносит Тея.

— Правда? — с надеждой спрашивает отец и шмыгает носом. — А в какой области лежат эти способности? А впрочем, давайте-ка мы с ним побеседуем отдельно.

Тут отец развязывает один из мешков и с заметным усилием извлекает оттуда здоровенную бутыль с бесцветной жидкостью. Это пойло такого рода, которое не подают на приличных вечерах и балах, и в основном его предпочитает простой, незнатный люд. Я не пробовал, но слышал, что с ног оно валит быстро.

— Жена, достань-ка нам два стакана, — отец делает жест рукой, будто подзывает прислугу, — да проследи за тем, чтобы нас не беспокоили. Вы, уважаемый, где сейчас обитаете? Пойдёмте к вам.

С этими словами он приобнимает Рэналфа за плечи. Кайя гневно сдвигает брови при виде этой сцены и уже открывает было рот, чтобы сказать какую-то колкость, но Нела дёргает её за рукав и прикладывает палец к губам.

— Сейчас принесу, — покорным голосом произносит она затем. — Кайя, кружки стоят там же, где и раньше?

— Здесь у нас ничего не менялось, — отвечает ей травница. — Не так уж долго ты и отсутствовала.

— Вы все пока займитесь своими обычными делами, но Бернарду не мешайте, — просит Нела и уходит за кружками.

А когда она уже идёт в дом колдуна, я увязываюсь за ней.

Рэналф и отец сидят за небольшим столом друг напротив друга, между ними красуется бутыль. На отдельном табурете свалены какие-то книги и листы — похоже, колдун спешно расчищал стол. Дом ему отвели довольно уютный, но крошечный. Стол, печь, узкая кровать и бадья с водой — вот и всё, что в него поместилось. Окно всего одно, у стола. Белые чистые занавески расшиты цветами — наверное, Тея заботится об уюте и чистоте, потому что ни за Кайей, ни за Нелой я прежде не замечал страсти к вышиванию.

— Что это, а стаканов не было? — морщится отец, оглядывая глиняные кружки. — Ну и нищета!

Это он-то говорит, который в качестве развлечения любит разъезжать по королевству, останавливаться в поселениях, работать наравне с местными жителями и питаться, чем повезёт. Заодно и проверяет самолично, всё ли идёт так, как докладывают советники.

— Прости, — опускает глаза Нела. — Не подумала, нужно было взять стаканы с собой…

— Ай, поди прочь с глаз моих! — раздражённо машет рукой отец. — Видишь же, что мне и без того тяжело, хоть о чём-то могла подумать? Всё, оставь нас, пока я совсем из себя не вышел!

— Собаку забрать? — неуверенно спрашивает Нела.

Между тем я уже устраиваюсь под столом у ног отца.

— Пусть остаётся, — говорит отец и наклоняется ближе к колдуну. — Это гончая редкой породы, с ней можно охотиться на любую дичь. За целый мешок монет купил, но вообще ей цены нет. И понимает меня с полуслова! В честь сына назвал, хоть он у меня и не такой умный. Силли, дай лапу!

Я неохотно — куда деваться — тяну к нему лапу. Отец плюхает свою ручищу мне на макушку и трёт так сильно, что я боюсь облысеть.

— А ты чего встала? — невежливо рычит отец на Нелу, замешкавшуюся на пороге. — Оставь нас наконец, женщина!

Нела послушно выходит, не сказав ни слова. Вскоре я слышу звук откупоривающейся пробки и плеск жидкости.

— Ну, за знакомство! — радостно произносит отец.

Почти сразу же я слышу его кряхтение и кашель колдуна.

— Какой крепкий напиток, — говорит Рэналф, прокашлявшись.

— А то! — довольно произносит отец. — И пахнет как! На сосновых шишках и можжевельнике настаивался. Так вот, о чём я хотел поговорить.

Стол скрипит — похоже, отец наклоняется ближе к своему собеседнику.

— Бабам этим серьёзных дел доверять нельзя, я так думаю, — громко шепчет он. — Тиббот хороший парень, но колдовства в нём ни на грош. Так что очень вы здесь вовремя появились. Думаю, вы можете быть мне полезны.

— Ну что вы, — скромно произносит Рэналф. — Я же только приступил к обучению. До этого жил обычной жизнью, боялся использовать свой дар.

— Да это не страшно, я же вижу, вы человек старательный. Вот у вас тут и книги, и записи. Разберётесь. Вы же согласны со мной, что настоящий колдун должен быть мужиком? Чтоб суровый, сосредоточенный, без бабских этих визгов и придури!

— Как я могу согласиться, — с опаской говорит колдун, — если ваша жена…

— А что — жена? Вот поглядите, — и отец снимает один рукав, чтобы продемонстрировать спинку камзола. — Заплатка. Была любимая вещь, а теперь во дворце уже не наденешь. Жена дыру прожгла. Приревновала меня, показалось ей, видите ли! И вот скажите, можно ли таким доверять серьёзные дела?

— Но всё же…

— Да я и женился-то на ней только потому, что она внешне ничего. Да, хе-хе, и тут у неё — во, и здесь, самая красивая королева во всех королевствах… а впрочем, что это мы на сухую болтаем, давайте ещё нальём!

Жидкость вновь льётся в кружки.

— Ах ты, закусить бы, — крякает отец. — Не подумал сразу, а теперь уже никого звать не хочется. Так на чём мы с вами… тьфу. Давай перейдём на «ты», зови меня Бернардом. Так вот, Рэнди, поможешь мне?

— Рудольф. Я с радостью, но смогу ли… — колдун слегка растягивает гласные. Вероятно, крепкий напиток уже начал на него действовать. — Если вам нужен именно мужчина-колдун, почему бы вам…

— Тебе, — поправляет отец.

— Да. Почему бы не обратиться к Теодору?

— К этому ненормальному? — отец даже привстаёт, его голос звучит возмущённо. — Он и так вечно не в себе, а уж как узнает, что его сын пропал, так и вовсе с катушек слетит. Нет, ему мы ничего не собираемся говорить как можно дольше. Вся надежда на тебя, Рауль.

— Рэн… кхе! Рудольф я, — поправляет колдун.

— А я разве не так сказал? — удивляется отец. — Ну прости. Так вот в чём дело-то. Жена моя отправляла сюда письмо, прежде чем мы прибыли, и ты уже, верно, знаешь, что сын у меня пропал. Прямо как сквозь землю провалился, а потом и Теодоров сынок тоже исчез. И вот жене моей снится будто бы вещий сон… бывают у колдунов вообще вещие сны, Рамон?

— Рудольф. Кажется, что-то такое я слышал, — отвечает колдун. — Но мне они никогда не снились.

— Я-то, Ромарио, сейчас готов за любую соломинку хвататься, — доверительно шепчет отец, — и потому мне, понимаешь, хочется