Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1987 год Страница 2

— А вообще-то во льдах даже как-то спокойнее,— неожиданно заключает Николай.— Качки нет. Идешь, скажем, через Атлантику. И — шторм. День, второй, третий. Наносишь на карту курс, карандашом работаешь, линейкой. Хватился — нет резинки. Уползла. Поймаешь резинку — линейка пропала. Раздражает на третий день... А тут...— старпом посмотрел на сплошные, с подогревом, незамерзающие стекла капитанского мостика. В свете встающего солнца Арктика выглядела снежным полем в погожий январский день.

— В прежние времена,— говорит старпом,— берег манил теплом, уютом. Теперь сменился с вахты — спускайся в трюм, в сауну. Жарко стало — прыгай в бассейн. Необходимость работать на холоде, а холод, как известно, главный враг человека на Севере, сведена к минимуму. Говорю не об исключениях, о правиле. Какая служба на берегу может похвалиться такими условиями труда и быта? Берег отстал. Понятно, очень дорого обустраивать так каждое северное месторождение, каждый рудник. Но нужно — и это окупится, как окупается зимняя навигация в высоких широтах.

Так говорил Степанов, уже многоопытный, хотя и самый молодой старпом пароходства.

Вахта отправилась отдыхать, а Степанова в кабинете-каюте уже ждал с текущими делами боцман. Нужно было окалывать палубу от наледи: в Баренцевом море попали в шторм, который так и застыл водопадами на леерах и палубных механизмах. У старпома начался новый рабочий день...

Мурманск — Дудинка

Виктор Руденко

«…и не ошибся в ожидании моем»

Великое географическое предприятие

Перед вами старинная карта и карта-схема северных маршрутов Второй Камчатской экспедиции первой половины XVIII века. Первая Камчатская экспедиция работала в 1725—1730 годах. Одно из основных ее достижений — открытие пролива между Азией и Америкой. Начальник этой экспедиции капитан-командор Витус Беринг после ее окончания был поставлен во главе новой — Второй Камчатской экспедиции (1733—1743 гг.). В плане экспедиции было много поистине грандиозных задач. Обследование Сибири и северо-восточных окраин Азии, отыскание Северного морского пути, плавание к берегам Америки и Японии, установление — через Тихий океан — контактов с владениями европейских государств на Американском континенте, описание морского берега от Архангельска до Японии и даже организация морского плавания на Дальний Восток вокруг Африки или Америки. Обширность поставленных задач побудила одних ученых называть вторую экспедицию Беринга «Сибирско-Тихоокеанской», других — «Сибирской». Подчеркивая размах исследований экспедиции на Севере, ученые часто говорят о Северных отрядах Второй Камчатской экспедиции. Отсюда и еще один термин — «Великая Северная», столь популярный в наше время. Однако во времена Беринга экспедиция обычно именовалась Второй Камчатской. Обе экспедиции — подвиг русских моряков и всего народа. Работа Первой и Второй Камчатских экспедиций продолжает привлекать внимание исследователей. В архивах хранится множество еще не изученных документов, которые могут немало рассказать об этом великом географическом предприятии и о людях, его совершивших. Кропотливый поиск приводит к удивительным находкам. Находки эти подчас меняют наши представления не только о характере наших далеких предков, но даже об их именах. Предлагаемый читателям очерк Д. Романова — пример такого поиска с неожиданными результатами... В нем пойдет речь о людях, работавших в Северных отрядах Второй Камчатской экспедиции.

Получа дозволение осмотреть архив Государственного Адмиралтейского Департамента, приступил я к оному с восторгом и надеждою открыть много любопытных рукописей и не ошибся в ожидании моем» — так писал более полутора веков назад Василий Берх, первый историк русского флота. Те же самые чувства испытал и автор этих строк, когда приступил к поискам архивных материалов о героях Великой Северной экспедиции.

Толчком к поиску послужили вот какие обстоятельства. На уроках географии в школе ученики нередко спрашивали меня: «На карте есть море Лаптевых, берег Прончищева, мыс Челюскин, бухта Марии Прончищевой — кто были эти люди?» Увы, кроме сухих данных — в какой экспедиции участвовали, какой точки достигли,— сообщить было нечего. Не могла помочь и литература. Биографические сведения о первопроходцах почти отсутствовали. Вот что сообщали научные труды и справочники о Василии Прончищеве: «Прончищев Василий (ум. в 1736 г.)... Никаких биографических сведений о его предшествовавшей (то есть до участия в экспедиции.— Д. Р.) деятельности до сих пор не найдено». Даже отчество неизвестно! То же самое о многих других: «Скуратов Алексей (XVIII в.)...» «Сухотин Иван (XVIII в.)...» «Ртищев Василий (XVIII в.)...» Что касается Алексея Чирикова и Семена Челюскина, то к середине 1960-х годов были известны лишь их отчества и скупые, отрывочные факты служебной биографии.

Восемнадцатый век... Век рациональный и суровый. Все подчинено разуму, логике, воле и... инструкции. Никаких чувствований — в литературе даже слово «любовь» отсутствовало, его заменяло слово «привязанность», имевшее тогда какой-то жесткий, отнюдь не лирический оттенок.

Может быть, поэтому лет двадцать назад, когда я только приступал к своим исследованиям, первопроходцы Арктики представлялись мне суровыми аскетами, абстрактными носителями мужества, упорства, фанатичного исполнения служебного долга. Вспомним, что в литературе к имени Челюскина накрепко пристали слова «суровый полярный штурман»...

Но так ли это? Взглянем, к примеру, на портрет лейтенанта Дмитрия Овцына. На нас смотрит юное, доверчивое и искреннее лицо. Да нет, конечно же, у каждого из них был свой характер, свои мечты, и жили они не только инструкциями Адмиралтейств-коллегий. Однако где они родились, из каких семей происходили, как воспитывались? Можно ли узнать об этом два с половиной века спустя?

...План был такой: во время отпуска ознакомиться наудачу с документами Тульского архива. В наших местах есть населенные пункты Челюскино, Прончищево, Лаптево (Ясногорск) — не связаны ли они с именами первопроходцев? Офицеры русского флота, думал я, в большинстве своем были дворянами, следовательно, надо порыться в родословных книгах Тульского областного архива: вдруг там обнаружится кто-нибудь из «моих» мореплавателей? А потом уже я предполагал основательно поработать в Ленинграде, в Центральном архиве Военно-Морского Флота.

Удивительнее всего, что первые находки последовали в первый же день работы в архиве. Просмотр списка древних тульских родов поверг меня в изумление — в нем значились Чириковы и Челюскины, Прончищевы и Лаптевы, Скуратовы и Овцыны, Елагины и Чекины, Ртищевы и Сухотины...

Конечно, то, что я обнаружил эти фамилии, еще не означало, что все отважные первопроходцы были туляками: представители каждого рода могли жить и в других губерниях. Но все-таки начало вселяло надежду.

Первым, на кого я «наткнулся», был Иван Сухотин. На ветвях родословного древа увековечено 14 моряков из рода Сухотиных, среди них и Иван Михайлович — с указанием на то, что в 1730-х годах он служил в Обской экспедиции, то есть в отряде Малыгина-Скуратова, где был командиром бота «Второй». В краткой биографической справке о нем сообщалось следующее: «1715 — поступил в Морскую академию, 1718 — отчислен из академии за «предерзостное поведение» и направлен рядовым матросом на флот (к слову сказать, из архивного дела видно, что принадлежал этот матрос к богатому роду, владевшему многими имениями и тысячами душ крепостных крестьян), 1725 — мичман, 1733 — лейтенант»... А дальше следует вот какая запись: «1733 октября 3 разжалован в матросы до выслуги за брань, будучи на корабле, на командующего капитана Бранта и в назывании оного вором». Этим вина лейтенанта не исчерпывалась: «за безвинное битье в пьяном виде сержанта и боцмана». Тут уж ни прибавить, ни убавить. Какой там аскет!

Не за буйный ли нрав отправил его Малыгин из Югорского Шара обратно в Архангельск на аварийном судне «Обь» в 1735 году?

Забегая вперед, скажу, что буйным нравом характеристика Сухотина не исчерпывается. В архиве флота в Ленинграде хранятся судовой журнал Сухотина и карта Западной Арктики, составленная «з жюрналу и обсервации лейтенанта Сухотина». В плавании 1735 года он (уже амнистированный) с поразительной тщательностью произвел съемку берега от Архангельска до Югорского Шара, островов Моржовец и Колгуев. На карту нанесены устья 67 речек (у каждой свое имя), глубины в 144 пунктах, мели, кошки и так далее. Во множестве пунктов определены магнитное склонение и широта. И все это за два с половиной месяца, из которых почти месяц судно отстаивалось в укрытиях из-за штормов или льдов. Неоднозначен человек!