Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1983 год Страница 2

Мы не можем с окончательной уверенностью назвать даже автора дневника, найденного в каменоломнях еще в январе 1944 года лейтенантом административной службы Ф. А. Грицаем. Подробно я писал об этом в очерке «Письма к живым». Но и сегодня, по прошествии девяти лет, не могу поставить точку. Рано. Со мной согласен и Сергей Михайлович Щербак.

По-прежнему не знаем мы имен тех или имени того, кто осуществлял связь между намертво, казалось бы, блокированными врагом каменоломнями в конце июля — начале августа 1942 года и нашей отважной разведчицей Женей Дудник — «Тоней», радиограммы которой из военного архива я приводил в очерке «Вы остаетесь в Керчи...».

Все неразгаданные, нераскрытые страницы аджимушкайской обороны, как меридианы на Северном полюсе, сходятся в одной точке: в архиве подземного гарнизона. Но где искать его, как?

...Мы вышли с Сергеем Михайловичем Щербаком из каменоломен у старого, знакомого мне завала с кустом шиповника. Когда-то это был маленький тоненький кустик. И вот разросся, раздался, превратился в большущий колючий куст с крупными яркими ягодами.

На поверхности кратер воронки был аккуратно обнесен железной оградой из толстых арматурных прутьев. Рядом из каменистой земли торчали стабилизаторы авиационных бомб. Сейчас их установили специально... Но такие же перья искореженного ржавого железа встречались нам и внутри каменоломен при расчистке завалов. Так, вкапывая авиабомбы и взрывая с поверхности своды, фашисты пытались бороться с аджимушкайцами. Взрывали, переходили к газовым атакам и снова взрывали...

Взрывы наносили потери гарнизону, но в то же время образовывали в обрушенной кровле и новые выходы, откуда бойцы могли совершать вылазки. Снижали они и действенность газовых атак противника: новые многочисленные щели, которые ночами защитники каменоломен расширяли, улучшали вентиляцию подземных галерей.

Но завал с шиповником... По некоторым данным и свидетельствам очевидцев и участников обороны, фашисты угадали в этом месте под землей большой перекресток — «звезду» подземных ходов, и под обвалами погибло целое подразделение аджимушкайцев...

Во время экспедиции мы не раз подбирались, подходили к этим завалам по доступным внутренним ходам, однако только тронули их в нескольких местах. Чтобы разобрать хоть один из них полностью, скажу честно, не хватало тогда у нас ни сил, ни терпения, ни времени, ни опыта. Самая большая наша экспедиция, 1973 года, насчитывала в лучшие свои дни до пятидесяти человек, и работали мы около двух месяцев. Но если бы снова можно было вернуться в лето десятилетней давности, я бы лично предложил, не отвлекаясь ни на что другое, разобрать по возможности целиком, до основания один завал. Сделать центром поиска — для гарантии безопасности лучше работать с поверхности — лишь одну воронку-кратер. Анализ находок «в культурном слое», как говорят археологи, сразу бы показал степень их ценности и, возможно, дал бы в руки надежную нить поисков. Ведь любой предмет, будь то командирская сумка, прижатая камнем, или коробка железного ящика у основания каменной пирамиды, мог быть с документами!

...Если они там были. Сколько раз мы находили и сумки, и ящики — они оказывались пустыми. И тем не менее под неразобранной грудой камней все по-прежнему никем не тронуто! И документы не могут наконец не быть не найденными — в какой-то сумке, в каком-то железном ящике, в каком-то свертке... Как все, что остается после человека в его доме. В разрушенном доме. Нужно искать их!

Вернувшись из каменоломен, мы еще долго сидели с Сергеем Михайловичем у теплой, не остывшей печки... И вот сейчас, когда пишу эти строки, я снова вижу железные прутья ограды перед знакомой воронкой-кратером, красные брызги шиповника и длинную цепочку людей, идущих к Аджимушкайскому мемориалу...

Безусловно, Аджимушкаю нужна в настоящее время серьезная, специальная, хорошо технически оснащенная и рассчитанная не на один сезон экспедиция, сродни археологической. Нужны дальнейшие терпеливые поиски в архивах и сугубо научная работа с участниками, очевидцами, свидетелями обороны. Однако нужны будут не только специалисты: историки, археологи, топографы, но и рядовые раскопщики... И тут молодежь, комсомольцы могут сказать свое слово.

Когда все завалы будут постепенно разобраны, мы найдем П-образные, никем не обследованные ниши-выработки за осыпями камней и никем еще не пройденные ходы — последние «белые пятна» на карте Аджимушкая. Они самый вероятный ключ к успешному поиску архива!

Керчь Арсений Рябикин, наш спец. корр.

Раскаленная земля Намибии

В ечерело. Гасли последние огоньки костров, затихали голоса под пологами палаток, когда мы остановились на ночлег в одном из временных лагерей намибийских беженцев.

Роберт Нгаваленде ждал нас у небольшого домика, где разместился административный центр лагеря. В тесной комнате, освещенной керосиновой лампой, собрались врач, учитель, священник, несколько женщин и молодых парней.

— В лагере,— говорит Р. Нгаваленде,— сейчас более двух тысяч. И каждый день приходят десятки, а то и сотни людей. Беженцы из Намибии. Нужно всех накормить, выдать одежду, оказать медицинскую помощь, определить детей в школу. По сути дела, весь наш лагерь — это большая школа. Преподаем на языках племен нашей страны — овамбо, дамара, гереро. В изгнании никто не должен, не хочет забывать родной язык.

К столу придвигается коренастый, с глубоким шрамом на лице человек. На вид ему все шестьдесят, но на самом деле Каташи Шинвата тридцать пять.

— Главное,— говорит он,— не хватает учителей: на полторы тысячи учеников двенадцать профессиональных педагогов. Мало учебников, тетрадей, школьных принадлежностей. Но учить людей необходимо — надо, чтобы вырастали сознательными борцами за свободу своей родины.

Почему я и тысячи моих соотечественников оказались здесь, в Анголе, за сотни километров от родного дома? Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется рассказать о себе.

Родился и жил в поселке Окапанда на северо-востоке Намибии. Профессия — преподаватель начальной школы. Я никогда особенно не интересовался политикой. Но поведение южноафриканских солдат, которые оккупировали родину, вызывало у меня естественное чувство протеста. В феврале 1977 года меня арестовали, попал в концлагерь. Допрашивали белые офицеры южноафриканской разведки. Требовали, чтобы я признался в оказании поддержки бойцам из Народной организации Юго-Западной Африки (СВАПО), действовавшим в нашем округе. Я заявил, что никогда в своей жизни их не видел. И тогда шестеро офицеров начали меня избивать. Два дня с утра до вечера жестоко пытали. Связывали за спиной руки, подвешивали так, чтобы ноги не касались пола. Присоединив к ногам электроды, включали ток. Много раз терял сознание. Наконец мучители поняли, что я не могу сказать ничего. Три дня не давали воды, а потом вдруг выкинули из лагеря.

Второй раз меня схватили в начале марта 1980 года и на вертолете переправили в Ошакати, в тюрьму. Однажды на рассвете мне завязали глаза, заковали в наручники и бросили в кузов грузовика. Там было еще несколько арестованных. Нас привезли в заросли, в буш. Подвесили на большом дереве за руки, обмотав кисти колючей проволокой. К вечеру, когда над нами кружили грифы, солдаты размотали проволоку...

Люди на дорогах

...Весь этот день мы двигались на юг от ангольского города Лубанго. Путь шел через малообжитые районы. Всюду куда только хватало глаз, стлалась выгоревшая на солнце саванна с чахлой растительностью и островками термитников. Километров через восемьдесят асфальтированная дорога кончилась. Красная, как толченый кирпич, пыль вставала за нами густым шлейфом.

Ехали медленно, впереди и сзади нашего «газика» шли машины боевого охранения. На одной из них — отделение солдат, на другой был установлен четырехствольный зенитный пулемет. Начальник каравана, почти не отрываясь, наблюдал за «воздухом». Здесь, в южных районах Анголы, южноафриканские самолеты охотятся за идущим транспортом, за беженцами.

Через каждые 20—30 километров — контрольные армейские пункты. Часа через четыре изнурительной тряски повеяло жарким дыханием пустыни Намиб. Песчаные вихри перерезали наш путь, поземка пустыни заметала наезженную колею.

В поселке Наулила муниципальный комиссар Лоренсу Камати, энергичный, среднего роста мужчина, обстоятельно взвешивая каждое слово, посоветовал получше замаскировать машины на случай налета юаровских «миражей».

— Вчера, — рассказал он, — в нескольких километрах отсюда эти пираты расстреляли колонну безоружных намибийских беженцев...

Мы не раз останавливались, когда навстречу приближалась длинная колонна людей. Они везли на самодельных тележках бедную поклажу.