Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1974 год Страница 2

Впереди открылось поле и за ним — хребты. По левому борту вездехода пошел темно-зеленый высокий лес, значит, недалеко и река. Действительно, вскоре сквозь деревья заблестел Гилюй. Лес стал темнее и гуще, подул свежий, прохладный ветер. Среди деревьев показались люди. Когда подъехали ближе, я узнал Всеволода Алексеевича — начальника гидрологической партии. Он со своими ребятами раньше всех уходил из лагеря и никогда не ждал вездехода. В эти дни они шли по Гилюю, определяя горизонты реки, изучая ее режим, глубины и те места, где должны будут встать мостовые переходы.

Вездеход остановился. Ребята повыскакивали из машины и направились к маленькой речушке. Ледяная вода приятно холодила ноги: сапоги быстро остывали. Подошел Всеволод Алексеевич и, протягивая руку, сказал:

— Снимаем продольный профиль притока Гилюя.

— Какого притока? — не понял я.

— Из которого вы только что пили воду. Удивлены? Это сейчас он такой, а по весне, когда пойдет вода с хребтов, этот приток станет совсем другим. Отсюда до впадения в Гилюй всего один километр. Представляете, что будет, когда горизонт Гилюя поднимется? Этот приток превратится в настоящую разбухшую горную речку. Вот мы и изучаем режим реки на пересечении с трассой...

Я вспомнил, что уже видел в этих местах дороги, взбиравшиеся на мосты. Но самое удивительное, что под мостами не было никаких речек. Оказывается, дело в том, что, когда настанет пора муссонных дождей, а они летом иногда идут месяцами, в пологих местах, в логах образуются десятки и сотни речушек.

Вскоре после встречи с гидрологами через поле к реке ушли геологи и геофизики.

Накануне поздно вечером мой сосед по палатке Халим Абду-лович, начальник геофизической партии, говорил о ребятах:

— Хороший народ и вполне готовы к самостоятельной работе. Хочу отправить их в другие партии... Не знаю, как воспримут. Здесь они подучились; трасса у нас нелегкая, земля скована вечной мерзлотой, под землей льды — словом, ребятам было на чем поучиться.

Кстати, льды обнаружили еще в тридцать восьмом году буровыми скважинами. На нашем участке они встречаются часто, но залежи не сплошные. Вот мы и должны нанести контуры льда, чтобы выбрать наилучший вариант для трассы. Возможно, трасса обойдет эти участки.

— Как же вы наносите контуры? Буровых я не видел.

— Нанести контуры буровыми практически невозможно. Представляете, сколько придется пробурить скважин? Ведь участок нашей экспедиции — двести километров, и обследовать его предстоит за один сезон. А мы устанавливаем в земле электроды на определенном расстоянии друг от друга, пропускаем через них ток и измеряем падение напряжения, которое зависит от сопротивления грунта. Поскольку лед имеет очень большое сопротивление, мы можем уверенно оконтурить любой участок. У геологов и так работы по горло: исследование земляного полотна для основания мостов, поиск строительных материалов, грунта для отсыпки земляного полотна. Изыскательские партии нашей экспедиции идут от Тынды на восток буквально по цепочке. Мы от Тынды на 38-м... Вторая партия на сто десятом километре, третья на сто тридцать пятом, следующая на сто девяностом. А еще одна — от будущей трассы БАМа идет в Якутию, на Чульман. Вот я и хочу предложить своим самостоятельную работу в одной из этих партий...

В кузове стало свободнее, и оставшиеся оживились. Петр перебрался из кабины и сел, свесив одну ногу за борт. Как-то заметнее стали ребята-эвенки. Двое из них, тихие и скромные, стояли, а третий — Володя сидел на борту с топором в руке и изредка спрыгивал, расчищая дорогу, чтобы не испытывать лишний раз машину. Рядом со мной — вчерашняя пара, им лет по восемнадцать, не больше.

...Вчера вечером я спустился к реке и прошел на косу, где высадился с вертолета. На отмели лицом к реке сидели парень и девушка. Видимо, я нарушил их уединение, они поднялись и медленно пошли вдоль берега у самой воды. Он обнял ее за плечи осторожно, едва касаясь рукой, и перебирал пальцами ее светлые длинные волосы. Я не хотел им мешать и, оставив их у воды, пошел стороной, по гравию, возвращаясь в лагерь. На скамейке против нашей палатки сидел Петр и смотрел на реку. В сумеречном, лиловом воздухе серебрилась излучина реки, и только огненные языки солнца, скрывшегося за горизонтом, еще проступали из-за темной стены леса. Молодая пара едва заметным силуэтом виднелась у воды.

— Красиво, — сказал Петр, когда я подошел и сел рядом. — Просто картина... Они практиканты, вместе учатся в техникуме под Москвой...

Вездеход медленно продвигался вперед. Практиканты Сергей и Лена стоят вместе. Рядом с ними подруга Лены — Таня. Она чуть постарше и уже окончила техникум. Петр достает из кармана початую пачку печенья и всей троице выдает по целому, а остальные разламывает и делит на всех. Сергей немного смущен. Таню я обычно видел в камералке, за чертежами. Она из тех красивых девушек, внешность которых обязывает к сдержанности и простоте. Казалось бы, что сейчас в ее внешности и одежде ничего не изменилось, лишь одна новая деталь — косынка, но этого оказалось достаточно, чтобы поверить в то, что работа в поле естественна для нее...

Река осталась в стороне. Вездеход буквально ползет на брюхе в сплошной болотной жиже. Жара, высокое солнце, в воздухе ни ветерка. Шофер ведет машину но старому следу, но иногда след теряется в воде. Это гусеницы вездехода разрушили мшистый верхний покров, и проступил подтаявший лед вечной мерзлоты. Тогда вездеход отползает в сторону и оставляет новый след. Впереди показалось озеро. Оно похоже на блюдце, закольцованное зелеными хребтами. Когда смотришь на далекую синеву озера, видишь легкую рябь его поверхности, кажется, ощущаешь его свежее дыхание и прохладу.

— Вот и Карасево озеро, — говорит Петр, словно отмечая часть пути, которая уже пройдена.

— И в нем есть караси? — спрашиваю неуверенно.

— А как же, разве вы не видели, каких вчера карасей пекли на вертеле? Ребята садятся вечером в моторку — и по Гилюю вверх, а там недалеко.

Карасей я действительно видел и даже отведал, но как-то мне и в голову не пришло, что за ними отправляются так далеко.

Вездеход движется рывками. Шофер взмок, снял рубашку. Ведет машину по целине. Дорогу впереди затопило. Время от времени он встает на подножку, держась одной рукой за баранку, и внимательно всматривается вперед. За всю дорогу не сказал ни слова и, если разговаривает, то это скорее диалог с машиной или внутренний монолог. Его можно понять: машина непослушна, отнимает много усилий и, кажется, вот-вот подведет и шофера и нас. Мрачный, он снова вылез на подножку и резко затормозил. Впереди замаскированная травой канава с глубоко осевшим дном; пройти ее невозможно. Ребята вышли и начали отыскивать объезд.

— Придется развернуться, — говорит Петр и показывает на ельник: — Там, пожалуй, можно объехать.

Вездеход развернулся, пополз назад и в обход. Но, войдя в плотный ельник, снова остановился. На этот раз сам, без помощи зло сплюнувшего шофера.

Володя, эвенк, начал разжигать костер. Потом извлек откуда-то два гибких шеста, воткнул оба в землю под углом, с наклоном, и на пружинящие концы повесил чайники с водой. Постепенно от тепла шесты согнулись, и чайники опустились к самому огню.

Из кузова выгружают треноги, рейки, ящики с нивелирами.

— Ждать вездехода не будем, — говорит Петр. — Здесь напрямик два километра.

Достали сахар, масло, хлеб. Петр предупреждает меня, что еды до конца дня не будет, и поэтому лучше сейчас подкрепиться как следует. Петр договорился, что шофер будет нас ждать к концу дня у сто сорокового пикета.

Солнце палит нещадно. Кажется, марям нет конца. Иногда впереди появится лес со спасительной тенью, но едва добредешь до него — он оказывается редким... Каждый шаг отнимает много сил. Мох пружинит, и, пока поднимаешь одну ногу и делаешь шаг, вторую затягивает. Пот застилает глаза, мошкара заедает. Идем цепочкой. Ребята уже скрылись впереди, где лес кажется гуще. Иду последним и несу нивелир. Передо мной — Таня. Чувствуется, что она может идти быстрее, но, не показывая этого, идет чуть впереди меня. Иногда, чтобы передохнуть и подольше подержать сапоги в ледяной воде, я останавливаюсь, и она, не слыша моих шагов, оборачивается и ждет.

Наконец вошли в лес. Лена сидит на сваленном дереве, и Сергей, стоя на коленях, заново обматывает ее ноги портянками.

— Вот и пикет, — сказал Петр и указал на еле заметный в траве колышек. Рядом был вбит другой, полуметровый — сторожок. — Отсюда и начнем нивелировку участка.

Сторожок не дает затеряться точке, обозначающей пикет. Вот так, с этих колышков, и начинается дорога. Какое трогательное название — «сторожок»... Он сторожит уже отмеченное человеком место... На срезе сторожка масляной краской написаны цифры и буквы. Из написанного я разобрал лишь цифру 195 и понял, что это номер пикета. Впереди открылась ровная нитка просеки.