Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1972 год Страница 2

— А почему не в Пулкове? — заинтересовался М И. Калинин.

И здесь кто-то из астрономов допустил оплошность: вместо того чтобы обрисовать условия для наблюдений в горах, он стал хаять дождливые равнины и даже сказал, что Пулково мокрое, гнилое место. Михаил Иванович вступился за горячо любимый им Ленинград. Судьба телескопа повисла на волоске. Но, выслушав специалистов, Калинин улыбнулся:

— Что ж, пожалуй, вы правы. Будем поднимать науку в гору. — И пожелал астрономам ясного неба.

К лету 1941 года Абастуманская обсерватория находилась в самом расцвете. Первый, 33-сантиметровый рефлектор поселился в сдвоенной башне. Большой рефрактор Цейса поставили в здании с подвижным полом. Харадзе с блеском защитил диссертацию. Его работы печатались в солидных научных изданиях. И вот война. Расколото мирное небо. Звезды закрыты тенями чужих самолетов.

В Абастумани рядом с телескопами стоят винтовки. Сигнал — и группа астрономов превращается в истребительный отряд. С севера рвется фашистская дивизия «Эдельвейс». Но обсерватория в Абастумани продолжает свою работу. «В то время, когда война заставила нас сократить ведущиеся с давних пор наблюдения, мы знакомимся с отчетами, сообщающими нам об интенсивной работе на горе Канобили». Это писали не астрономы объятой пламенем Европы, а их коллеги из далекой Америки, и удивление их можно понять.

— А мы твердо верили в победу и потому работали как могли лучше... — вспоминает Харадзе. — В нашем оптимизме было много наивного: только теперь, читая историю войны, я понимаю, сколь серьезным было тогдашнее положение. Конечно, и мы обратились к насущным, земным проблемам: начали изучать верхнюю атмосферу, что важно для борьбы с самолетами, а эвакуировавшийся к нам из Крыма академик А. Г. Шайн разработал спектральный анализ крови. И все-таки мы продолжали заниматься астрономией.

В это самое тяжелое для страны время Харадзе начинает главный труд своей жизни — «Каталог показателей 14 000 звезд».

Скупой на слова, вежливый и деликатный, Харадзе не любит блистать. Но на скольких известных теориях лежит отблеск работ, выполненных в Абастумани, и сколько пустых гипотез нашло здесь свой конец!

Он пришел в астрономию, когда в ней начались серьезные события. Вот уже несколько веков ученые знали: в мире есть только планеты и звезды. И вдруг открытие: оказывается, вся эта россыпь светил, именуемая Млечным Путем, всего лишь остров в бескрайней вселенной, одна галактика из целого сонма. Не успел мир привыкнуть к этому потрясающему открытию, как астрономы принесли новую весть: все эти галактики разлетаются, как сдутые парашютики одуванчика.

В астрономии назревала революция: вслед за ее Колумбами и Магелланами готовились в путь картографы и геодезисты. Но тут вспомнили предсказание В. Я. Струве (его работы по-новому осмыслили чуть ли не век спустя): рано составлять карты, мы живем как в тумане, космическое пространство вовсе не пустота, в нем столько диффузной материи, что из нее можно было бы слепить миллионы солнц!

Да, все так и было. Спектральный анализ межзвездной среды беспристрастно сообщал: да, материя там действительно существует, и она не движется вместе со звездами. Так вот почему часто не совпадали выполненные разными способами измерения расстояния до одних и тех же звезд — «туман» скрадывал расстояния, изменял видимые параметры светил!

Здесь было от чего прийти в отчаяние. Ведь астроном в отличие от географа не может пойти посмотреть, а что же там на самом деле. Обманывала сама межзвездная среда. Ее нельзя было удалить или изменить. Ее можно было только изучить. Этой труднейшей проблемой и занялся Харадзе.

Да, самые мощные телескопы были за океаном. Но у Харадзе были дерзость, упорство и задор. В принципе схема его мысли была, конечно, проста: солнце на закате кажется красным, свет прожектора краснеет, пройдя сквозь туман, значит, и видимый нами цвет звезды не обязательно таков, каков он на самом деле. А каков он есть? Вот это-то и следует определить, иначе мы ошибемся, измеряя расстояние до звезд, и наш космический остров — галактика — покажется нам вовсе не таким, каков он на самом деле.

Гершель завещал астрономам «наблюдать все, что светится». Харадзе занялся тем, что чаще невидимо. Гершель сравнивал астронома с наблюдателем, изучающим лес из его чащи. Харадзе прибавил: деревья эти как бы находятся в тумане. К двум извечным врагам астрономов — краткости человеческой жизни и беспредельности пространств — прибавился третий: межзвездная среда. Но нет преград, которые устояли бы перед силой разума.

Звезды, как известно, делятся на спектральные типы: цвета их изменяются от красного до голубого. Есть несколько признаков, по которым можно установить тип звезды. А затем сравнить его с тем, что мы видим в телескоп. Если цвет звезды не отвечает другим ее свойствам, то тут можно ожидать влияния межзвездной среды. Такова схема. Но только схема.

Во-первых, каждую звезду нужно сфотографировать через несколько светофильтров. Во-вторых, выделить узкие полоски спектра. Получается ни много ни мало десятки тысяч снимков и сотни тысяч измерений. А теперь представим, что делалось это в 40—50-е годы, то есть тогда, когда расчеты не велись еще на ЭВМ.

Но если бы дело было только в расчетах! Тип звезд далеко не всегда известен. Но и этого мало. Сама галактическая среда не сплошная, а клочковатая, есть там и облака и прояснения, но — где что — увидеть не всегда можно: на одних участках нет звезд, на других «галактические облака» сгущаются настолько, что абсолютно закрывают, например, такой мощный источник света, как ядро галактики.

К каким только ухищрениям не прибегают астрономы в Абастумани, чтобы просветить кромешную тьму, скрадывающую строение нашей Галактики! Они изучают даже поглощение света, идущего от других галактик. Присматриваются, как со средой там, на иных островах вселенной. Напомню: астроном, изучающий строение нашей Галактики, подобен человеку, изучающему топографию леса, стоя посреди чащи, да еще эта чаща подернута туманом!

И Харадзе пишет: «Астроном, исследующий Галактику, не может освободиться от мечты, несбыточной даже в наш век быстрого развития космонавтики, — удалиться от нашей Галактики на несколько сот тысяч световых лет и оттуда взглянуть на нее — это сразу пролило бы свет на многие тайны структуры Галактики».

Да, масштабно мечтают ученые... И Харадзе нетрудно понять. Не сегодня-завтра человек ступит на Марс и Венеру, и многие гипотезы планетологов будут отвергнуты или перейдут в ранг теорий. А звездные астрономы — узнают ли они когда-нибудь, как выглядит ядро Галактики, и смогут ли когда-нибудь увидеть ее со стороны?

Харадзе руководит атакой на звезды, он председатель КЗА — Комиссии звездной астрономии Астросовета АН СССР. И когда однажды он получил телеграмму, где это сокращение было расшифровано как «председателю колхоза», он невольно улыбнулся: работать на звездном поле приходится так же упорно, как и на колхозном.

Рассказывают, что Харадзе строгий и даже неистовый председатель. Прибыв в любую точку мира, он сразу же звонит в Абастумани. И поднявшись к себе на Канобили, он сохраняет связь со многими обсерваториями мира. Два раза в неделю с завидной точностью машина его курсирует из обсерватории в Тбилиси и обратно. Но, указывая свой адрес, он пишет неизменно — Абастумани. Астроном должен жить там, где его работа, — здесь он неумолим. Сотруднику нужна квартира? Он предоставит ее, но на Канобили, а не в Тбилиси. Необходимо кому-нибудь чаще ездить в столицу? Здесь Харадзе навстречу не пойдет.

Рассказывают, что некогда у него в обсерватории были собаки. Он спускал их на ночь во время наблюдений: астрономам не к чему слоняться между корпусами. Ученые шутили: нет Харадзе — привязаны собаки, он в обсерватории — не можем передвигаться мы. Но это дружеская, незлобная шутка. Потому что прежде всего в Харадзе чувствуется не начальник, а товарищ. И когда он не спит ночами в Абастумани, готовый прийти на помощь любому наблюдателю, и когда он просит звонить ему в Тбилиси даже ночью, говоря, что у астронома нет особой рабочей части суток. И когда, ненадолго освободившись от забот, превращается в веселого и заботливого товарища своих многочисленных сотрудников. А работают с ним, как правило, всю жизнь. Это интересно, хоть и нелегко, и тот, кто, не выдержав, уходит, обычно возвращается в Абастумани.

Харадзе — профессор Тбилисского университета, основатель и руководитель кафедры астрономии. В каждом талантливом студенте ему видится будущий сотрудник Абастуманской обсерватории, продолжатель его дела. Но до чего же трудно воспитать настоящего астронома! Это математикам достаточно доски и мела, физики и химики могут учиться в обычных университетских лабораториях. Астроному нужна обсерватория, не учебная — настоящая. Но кто же даст вузу настоящие телескопы?