Графъ - Аля Пачиновна Страница 2

- Сумка из гавиала, что ли? - хмыкнул Глеб, расплетая махровый узел над девичьей грудью.

Полотенце соскользнуло, обнажив медовый атлас выхоленной кожи блондинки. Пальцы по-хозяйски потянулись к набухшим после душа розовым соскам суки, сжали, вдавили в плоть, заставляя их съёжиться.

Он и сам не понял, зачем задал этот мещанский вопрос. У бывших детдомовских жадность отсутствует, как удаленный аппендикс. Она иссекалась суровыми законами коллектива отверженных жизнью детей, в котором все было общее и всем поровну. Преследовалась и порицалась как самый лютый зашквар в колонии. Резекция часто производилась «на живую», иногда очень болезненно с травмами и шрамами, но научила контролировать, грамотно распределять активы, считать и сводить дебет с кредитом. Но при этом, не жмотясь, не крысятничая.

На женщин Глеб, однако, не скупился. Был искренне щедр. Просто не любил, когда его так откровенно разводили на копье.

- Она плетёная… из кожи… - просипела Кристина из-под сжавшей ее шею ладони.

- Шнурова?

- Ну, Глеееб…

Опрокинутая на лопатки Кристина хлопала щетками ресниц и капризно дула пухлый ротик.

- У тебя есть мечта, Ардова? - спросил Глеб, устраивая таз между распахнутыми бёдрами.

- Ну, Глеб, - замурлыкала звезда местных тусовок, - я же говорила тебе, хочу на Мальдивы. Уже все девчонки там были. Я - ещё нет.

- Это твоя мечта?

- Пока да. Давай съездим? На недельку хотя… бы…

Последний звук она выдохнула ему в пах, к которому он подтолкнул белокурую голову и не без некоторого усилия, впрочем.

- Целую неделю? У меня нет столько! - намотал волосы на кулак и натянул ее рот на себя глубоко, резко. Досчитал до пяти, отпустил.

- Ну, - вынырнула краля, глотая воздух и слюни, - дней на пять… три…

- Так ты лети сама, - он усилил давление на макушку.

- А ты? - сопротивлялась Кристина.

- А я оплачу.

- Правда? - в чёрных кварцах блеснула легкая заинтересованность процессом.

- Ну, да… - Глеб сразу оценил бонусы выгодного сотрудничества, почувствовал профессиональный подход, кровь по стояку пошла усиленным напором. - Фотки сделаешь и обратно, - добавил он, глядя, как течёт свежая тушь по щекам Кристины. - Тебе ж надо подружкам отчитаться.

«И цену на рекламу в Инстаграм поднять».

Девушка попробовала изобразить энтузиазм - получилась дешёвая порнуха. За столько лет в сфере так и не научилась владеть мимикой.

- Ты - золото, Граф, - обрадовалась она сразу, как только ей снова стали доступны эмоции и речь.

- Да, - согласился он, - тогда поворачивайся к Мальдивам передом, ко мне задом.

- Глеб, у меня маникюр в двенадцать, - глухо донеслось из комка чёрного шелка. - Я опаздываю.

- Ничего, подождёт твой маникюр…

Выдоив из него ровно семь тысяч семьсот зелени на карту, Кристина унеслась на такси в ногтевой сервис. Оставила впопыхах какой-то карандаш в ванной, на раковине - волосы и какое-то мутное, как кисель, посткоитальное послевкусие в организме. Надо было уже давно отказаться от подписки на это издание. Ничего интересного - псевдо-гламурное чтиво провинциального толка с претензией на столичный уровень.

Он даже не пошёл ее провожать. Предпочёл горячий душ холодным поцелуям.

В яйцах пусто. В чувствах, как в морге - холодно и мёртво. Всё правильно. Всё по плану. Никаких привязанностей.

Холодильник в квартире на Сахарова забит доверху, а пожрать, как всегда, нечего. К мгновенному употреблению готов был только йогурт Данон вишневый. Граф выпил эспрессо, выплюнутый бездушной кофемашиной. Забросил чашку в посудомойку, переоделся в дежурные рубашку и брюки. Остальное сделает приходящая домработница.

На часах было около полудня, когда он вышел из подъезда в пыльный август и хлебнув душного отечества, нырнул в прохладу кожаного нутра Мерседеса.

До ежемесячной «мэрии» чуть больше десяти часов. Сегодня вечером свеженазначенный очередной глава Сибирского мегаполиса проходит инициацию. Девочки, мясо, Чивас и Реми Мартин, приятные декорации для покера размягчают лобные доли, снижают сопротивляемость внешнему управлению. Уже после первой такой «мэрии», максимум - второй, клиент готов к употреблению, как вишневый данон. Глеб отправил управляющему персоналу «Контракта» новый пароль и устало откинулся на спинку сидения.

«Месяц рожу полощет в луже, с неба светит лиловый сатин. Я стою никому не нужен, одинокий и пьяный, один».

*паганель - мент на графьем сленге

Глава 2

Глава 2

«Графин, графин! ГрафИн!» - этот визг будет стоять у него в ушах до конца его дней. И не нужно заниматься дайвингом в психологию, чтобы измерить глубину детской травмы. Просто в интернате, где он вырос, без погонялова, никак. Нет его - нет тебя. А это, считай - всё: по жизни ты никто, если изначально отстаивать нечего. Имя - как честь. Фамилия - как фундамент личности, кто бы что ни говорил. Кличка определяет твою позицию в отношениях с окружающим миром. Либо ты его. Либо он тебя.

Вроде и прозвище прицепилось к нему не самое обидное. Ну, подумаешь, графИн. Вот у него друг - Миша-Копилка. И звали его так с детства за шрам на макушке, вокруг которого отказались расти волосы. А тут всего лишь графин.

Да, но когда у тебя такая звучная фамилия, как ГрАфин, кроме которой гордиться больше нечем, это становится унижающим достоинство обзывательством, а не кличкой. Сначала безударное неуважение по отношению к благородной «А» раздражало, как крошки в постели. Неприятно, но жить можно, если научиться не замечать. Но, видимо, голодные девяностые совпали с буйством половых гормонов и эта фонетическая провокация превратилась в причину почти всех конфликтов Глеба с окружающим его миром и могла стоить кому-то выбитой челюсти или сломанного носа. ГрАфин настаивал! Нет, он требовал! Чтобы фамилия его звучала так, как ей положено по происхождению. За что и схлопотал первую свою «хулиганку».

В кровь сбитые кулаки и вечно поджатые ягодицы. Голодные спазмы и «карцер» - так в интернате называли кладовку с половыми тряпками и хлоркой, в которую изолировались особо одаренные воспитанники на сутки.

Потом была «малолетка». В пятнадцать, с такой же беспризорной интернатской шпаной ГрафИн убегал стричь кошельки в